работы отпустили нас пораньше. Наверное потому, что терпеть в редакции кучу вонючих и грязных мужиков им не хотелось. Шкловский и Стариков жили в центре, с ними было все ясно — они домой пошли. Анатольич тоже слился куда-то, наверное к одной из своих бесчисленных женщин, которых у него было пруд пруди по всему городу.
До Слободки идти или ехать в таком виде, который я приобрел после трудотерапии, было идеей не самой лучшей, и потому я двинул на городской пляж. Рассчитывал окунуться, смыть с себя всю дрянь и, освежившись, прогуляться в сторону дома по берегу, мимо заводов и техники, которая добывала со дна мореный дуб чуть ли не в режиме нон-стоп.
Сразу отправившись на набережную, чтобы не светить грязной рожей на Советской, я прошел мимо тележек с мороженым и палаток с пивом. Шагал, наблюдая за чайками, утками, вездесущими воронами, какими-то собачонками и рыбаками, которые стояли по пояс в воде, надеясь, что чем глубже они зайдут, тем скорее поймают свою вожделенную большую рыбу.
По тронутым ржавчиной ступенькам я ступил на мостик через Дубровчик — небольшой приток Днепра. Черные, ссохшиеся доски настила издавали глухой звук, эхом отражавшийся от желтоватой воды, которая плескалась о бетонные опоры, сплошь покрытые тиной и водорослями. В периоды сильного паводка мост заливало водой — потому он имел такой неприглядный вид.
Сейчас вода почти сошла, и уже появились на желтом речном песке, на другом берегу Дубровчика соискатели дополнительной порции витамина D. Они лежали в самых причудливых позах, подставляя телеса разной степени изящества и привлекательности жарким солнечным лучам. По большому счету тут было два отдельных пляжа — этот, ближний, считался детским, его называли Лягушатником, посколько Дубровчик был речушкой мелкой, с медленным течением. А дальний, днепровский — облюбовали уже более матерые отдыхающие.
Пространство между этими двумя прибрежными полосками песка заросло хмызняком — ивами, вербами и прочей высокой кустарниковой растительностью, которая цеплялась за ноги и нещадно лупила по роже своими хлесткими ветвями. Средний дубровчанин как минимум на голову был ниже товарища Белозора, и местные растения эволюционировали под этот показатель, образуя зеленый коридор, как раз такой высоты, чтобы я в него помещался весь, до самого подбородка. Так что либо пригибайся, либо ходи с полосатой мордой…
Наконец, добравшись до берега, я скинул рюкзак и одежду под деревом, и забежал в воду. Студеная, совсем не летняя еще водичка обожгла кожу и выбила воздух из легких. Плевать! Я нырнул, поддавшись воле течения, и плыл, пока хватило воздуха. А когда вынырнул, то сказал:
— Здрасте!
— Гера? Ты что — за мной следишь? — удивилась Тася. — Как так получается, что куда бы я ни пошла — везде встречаю тебя?
Девочки у самой кромки воды сооружали из песка замок. А эта северяночка в очень эстетичном бикини (импорт?) плавала брассом на довольно солидной глубине.
— Неа, не слежу. Может судьба? Улицу убирали, весь в пылище был, как бармалей. Нас отпустили пораньше, решил освежиться…
— Хи-хи, — сказала Таисия. — Давай я тебе голову помою, у тебя на лице до сих пор разводы, с волос натекло. Вася, Ася — смотрите, Гера приплыл!
— Привет, Гера! — Вася помахала лопаткой.
— Мне нузьна сьтобы ты со мной делал басьню! — заявила Ася.
— Э-э-э… Тогда мне нузьна сходит во-о-он к тому дереву и забрать оттуда свои вещи, — этим трем красоткам удивительным образом удавалось вить из меня веревки. Но в целом я был не против, а потому наклонился к самом Тасиному ушку и сказал: — Ты потрясающе красивая.
— Хм! — сказала она.
Башню мы делали вместе. Ну, знаете — набираешь пригоршню мокрого песка, пропускаешь его капельками через пальцы и ляп-ляп — наляпываешь нечто похожее на барселонский собор Sagrada Família. Здесь, якобы на взрослом пляже, было полно детей, и они тоже скопились вокруг и развели суету. Один из них, эдакий смуглый проходимец лет десяти, явно хотел произвести на Ваську впечатление, показать что именно он тут альфа-самец и всячески пытался с ней общаться. Наконец, пацан не придумал ничего лучшего, чем с загадочным видом проговорить:
— Девочка, а скажи «ядры»?
— Какие ядры? — удивилась Вася.
— Ну скажи — «ядры», а?
— Ладно — ну, ядры.
— А скажи «сливы»! — его лицо приобрело предвкушающее выражение.
— Ну — сливы! — Васька уже начинала злиться.
— А теперь — «поросенок»!
— Поросенок, поросенок — и что?
— Ничего, скажи теперь три слова вместе! — он уже готов был расхохотаться от собственной гениальности.
— Ядры сливы поросенок! — выпалила Васька. — Ой! Я — дрысливы поросенок? Ма-а-ам!
Она даже хотела расплакаться от такой несправедливости. Тася не знала — плакать ей вместе с дочкой или смеяться. А я-то был местным, и имел в голове отличный ответный удар.
— Васька, иди чего на ушко скажу, — поманил я ее пальцем.
Девчуля доверчиво приблизилась.
— Спроси этого типа, как по-белорусски будет — «я родился за проволокой»? Он точно учил мову в школе.
— Мальчик, а мальчик, а ты белорус? — спросила Василиса.
Теперь была ее очередь строить хитрую мордочку, хотя эту дебильную хохмочку она знать не могла.
— Ну да! — гордо распрямился пацан.
— А я — нет. Можешь сказать, как по-белорусски будет — «я родился за проволокой»?
— Ну — могу, ничего сложного. Щас… Вот! Я нарадзіўся за дротам! — гордо выпалил юный патриот, и через секунду густо покраснел.
Глава 26,
в которой Чебурашка скажет речь
Честно говоря, меня так и подмывало явиться в Дом печати в штанах с карманами и в псевдо-гарсингах, но, кажется, это было бы уже слишком. Не такая великая птица Герман Белозор, чтобы его за это как минимум премии не лишить, а как максимум… А верхней планки не существует. Шикнут на шефа с высокой колокольни — и выпрет он Белозора из редакции.
Поэтому надел костюм-тройку в исполнении великих кутюрье Мони и Абраши, начистил ботинки, и в таком виде отправился в Гомель. Благо, погода располагала — наконец-то на небе появились облачка, принесенные с Балтики свежим северо-западным ветром. Столбик термометра колебался в районе двадцати градусов, так что чувствовал я себя неплохо.
Точнее, мог бы чувствовать себя неплохо, если бы дело было только в одежде. В Доме печати в меня разве что пальцем не тыкали. Оказывается, я — знаменитость? Ну да, наверное, тот факт, что ведомственные газеты милиции и охотников, нефтяников и деревообработчиков не раз и не два за последние месяца полтора брали мои статьи для перепечатки, чего-то да стоил… Обычно это районки вынуждены целые полосы вынимать из республиканских
