— Понимаете, — вновь, как бы рассуждая, говорила Алеся, — кто-то сказал кому-то, что видел, как пан Кмитич упал. Это что-то передали Сапеге, и князь Ян Павел Сапега на этих туманных основаниях решил, что мой муж мертв… Не слишком ли поспешное решение, пан судья? Ведь аналогично ранее рассказывали, что пан Кмитич продал душу дьяволу и его не берет пуля. Я в это тоже должна была поверить?
— Я… я согласен, что доказательной базы не хватает, — Дворецков проклинал себя за то, что ввязался в это дело.
— А почему Сапега мне предлагает руку? Он ведь женат!
— Увы, уже вдовец. Совсем недавно почила его супруга Екатерина Ославская, — вздохнул, разведя руки в стороны, судья.
В голове Алеси продолжала складываться странная мозаика, и тут же зазвучал насмешливый голос Кмитича: «Мрут как мухи»… Именно так он сказал про жен Сапега в тот памятный вечер их знакомства в Вильне на балу. «И что-то он еще говорил про женщин Сапеги, что мне совсем не понравилось в тот момент», — думала Алеся, нахмурив бровь. «Что же?! Голыпанский замок! Он говорил, что Сапега, по слухам, замуровал свою любовницу в стене принадлежащего ему Голь-шанского замка! За попытку силой женить на себе! И вот уже третья жена умирает, а Кмитич говорил, что было еще три неофициальных. Старшая дочь ушла в монашки… Нет, это не то. При чем здесь дочь? И тот бал в 54 году в Витебске! Перед знакомством с Тележниковым Сапега проявлял большое усердие, ухаживая за мной. А поздравление на свадьбу? Осторожное поздравление, что так рассердило Самуля… Нет, это тоже не то… И вот теперь — руку и сердце…»
— Пани! Пани? Вам не плохо? — заботливо склонился над Алесей Дворецков. Труде все еще сидела на корточках с кружкой в руках, заглядывая Алесе в глаза:
— Пани… Что? Голова болит? Выпейте воды, пани, — и женщина в который раз попробовала напоить хозяйку водой.
— О, нет! — Алеся встала. Улыбнулась через силу. Все смотрели на нее почти со страхом.
— Спадары, теперь вы видите, что принять дар от гетмана я не могу, как и не могу принять его просьбу руки и сердца. Я — замужняя женщина! — громко произнесла Алеся.
— Но ведь тела вашего предыдущего жениха пана Тележ-никова тоже не нашли, — стал оправдываться Ворона, — но это не означало, что он жив…
— Тележникова, по меньшей мере, многие видели. Были прямые свидетели, чего нет сейчас! Видело много людей, и видели, как он убил врага и как убили его. И то был не лес, а поле перед Полоцком. Не вижу связи с этими случаями никакой. Как и не вижу прямых свидетелей гибели моего мужа. Обратите внимание, ни вы, ни пан Сапега, ни люди пана Сапеги, и даже не люди полковника… как его?
— Лисовского, — подсказал Ворона.
— Дзякуй, пан Ворона, Лисовского, — кивнула Алеся, — а какие-то аж четвертые лица что-то передали третьим лицам, те передали Сапеге, Сапега — вам, а вы — мне!
— Я полностью на вашей стороне, пани, — поклонился судья, — я прошу прощения, что мы вторглись к вам с таким дурным известием, которое, как вы тут справедливо нам указали и как я и сам уже вижу, явно преждевременное. Я все передам пану гетману и думаю, он все правильно поймет. Поймите только и вы, пан Сапега исходил из самого горячего желания помочь вам. Возможно, он слишком поторопился, боясь, что не успеет оказать вам помощь…
— Не оправдывайтесь, пан судья, — слабо улыбнулась Алеся, — я все понимаю. Передайте лишь, что чем меньше пан Сапега будет стараться оказать мне подобную помощь, тем лучше будет мне. Пусть не утруждает себя. У него и так много забот касательно освобождения нашего Отечества.
Алеся, пожалуй, впервые говорила такие дерзкие слова в адрес гетмана, с которым до сей поры были достаточно теплые отношения. И таковыми они уже никогда более не будут.
Судья и полковник поклонились и вышли. Дворецков чувствовал себя оплеванным. «Старый идиот, — ругал он Са-пегу, — жениться захотел! Живого человека чуть не закопал! И в каком глупом положении оказался я!»
Сваты уехали, а Алеся села за стол, обхватив голову, и продолжала анализировать. Мозаика все выстраивалась и выстраивалась в ее мыслях сама собой. Сапега… Женитьба… Резкие слова Кмитича о Сапеге… Замурованная любовница… Третья умершая жена… Дочь-монашка…
Она вспомнила и ту давнюю историю, которую считала просто страшной сказкой, про некую панну, замурованную в стене Голыпанского замка. Было это в те годы, когда самой Алесе было не то восемь, не то девять лет от роду. В Россие-нах, где хорошо знали Сапегу, много судачили про то, как незадолго до очередной женитьбы Сапеги неожиданно исчезла из Гольшан его очередная пассия. Когда Биллевич было семнадцать лет, она услышала эту печальную историю из уст самого Яна Павла Сапеги. Он очень переживал по сему поводу, говорил, что не везет ему с женами. Также Полоцкий князь рассказывал, что его невеста пани Анна неожиданно исчезла, и все его попытки отыскать девушку привели лишь к тому, что на берегу пруда нашли ее накидку.
— Или утонула по несчастному случаю, или же утопилась из-за дурных мыслей. Девушка она была меланхоличная и немного неуравновешенная, — чуть не плакал Сапега, рассказывая сию грустную историю Александре. Биллевич жалела князя и с негодованием реагировала на всякие злые сплетни, что, мол, родить хотела Анна, за что и убил ее Сапега, не желавший вообще жениться на ней. А может, в самом деле ребенок был причиной? Как в той песне:
Касіў Васіль сена — шыракі пакосы,Да яго дзяўчына дзяціну прыносіць,Васілю, Васілю, забірай дзяціну,А як ты не возьмет — на пакосе кіну.Дам табе, дам табе я, Галю,Да грашэй, да грашэй багата.Не кажы, не кажы нікому,Не кажы нікому, што я яе мама.
Алеся невесело усмехнулась, вспомнив народную «черноватого» юмора песню. Очень все похоже на случай с Са-пегой и его исчезнувшей Аннусей. А ведь говорили, что замуровал свою полюбовницу в стене, чтобы избавиться и от ее тела, и от шантажа, а позже сочинил историю с накидкой на берегу пруда, историю, достойную пера самого Шекспира. Менский шляхтич Милошевич рассказывал и вовсе леденящий кровь случай, как, остановившись в Голыианском замке, он неожиданно увидел в своей комнате призрак женщины с ребенком на руках. Видение стояло перед ним, слегка колыхаясь в воздухе, женщина-призрак как бы смотрела на Милошевича, хотя из-за накидки ее глаз не было видно. Потом здания резко повернулась и куда-то пошла быстрым шагом. При этом даже слышались гулкие шаги. Милошевич был не робкого десятка парень. Он обнажил шпагу и пошел за привидением. Но оно растворилось, войдя в стену.
Нечто подобное рассказывал двумя годами позже другой пан, не упоминая, правда, был ли ребенок на руках у призрака или нет. Он говорил просто про призрак женщины. Но досужие языки вновь раздули слух: «Призрак указывает место в стене, чтобы достали и похоронили по-христиански останки несчастной жертвы». Алеся не обращала внимания на все эти сплетни, хотя они здорово злили ее. «У человека горе, а некоторые сказки из этого плетут! Подавай им собственного Жиль де Рэ {Жиль де Рэ — франг^узский граф, убивавший своих жен и ставший прототипом «Синей бороды» Шарля Пер-ро)», — возмущенно говорила Биллевич, едва услышав подобные разговоры. Но сейчас она думала про все это совершенно по-другому. Вспоминая поведение Сапеги с ней за последние три-четыре года, заканчивая сегодняшним сватовством, находила все сплетни не такими уж и досужими.
