Саймон все никак не мог привыкнуть к тому, что его жена оказалась тем знаменитым дизайнером, о котором говорили все дамы Лондона. Невероятно, но ей каким-то образом удалось провести весь высший свет.
И обман продолжался. Они были женаты почти год, но сплетники ничего не знали о ее секрете. Что ж, Саймон был не против и дальше держать это в тайне. А вот о том, как сильно он любит свою жену, ему хотелось кричать на всю страну.
Сейчас с Джессикой все было в порядке. Но сразу после того как он вытащил ее из той страшной лечебницы, были моменты, когда ему казалось, что жене не хватит сил выжить и оставить все в прошлом. Саймон боялся, что Танхилл даже из могилы сможет разрушить их жизнь. К счастью, Джессика оказалась крепче, чем он думал, и в конце концов пришла в себя.
– Над чем работаешь? – спросил Саймон, когда Джессика подняла голову. Она улыбнулась ему так искренне, так нежно, что у него сладко сжалось сердце.
– Это сюрприз.
Саймон встал и направился к столу, где лежал набросок. Но Джессика его остановила:
– Нет, не надо. Подожди, пока я не закончу.
Саймон послушно сел обратно в кресло и сказал ей:
– Хорошо, только не думай, что я стану хвалить рисунок, если он мне не понравится.
– Разве ты когда-нибудь так делал? – спросила она, игриво поднимая брови.
– Да, на прошлой неделе. – Саймон пытался спрятать ухмылку и выглядеть серьезно. – Когда увидел то ужасное фиолетовое платье для леди Вестфолд. Тебе должно быть стыдно за такие творения.
– Дело было не во мне, и ты это знаешь. Я сказала мадам Ламонт, что ей нельзя носить розовое и фиолетовое, но леди Вестфолд ее не послушалась. Само платье красивое, а вот цвет – настоящая катастрофа. Из-за него эта дама стала похожа на нелепую куклу.
Саймон рассмеялся, а потом глянул на стены, где множились рисунки нарядов. Джессика восхищала его каждый день.
Потом он посмотрел на ее полные рубиново-красные губы и едва сдержался, чтобы не подойти и не поцеловать их. Обычно это было началом любовной игры, которая заканчивалась очень нескоро. Джессика даже начала жаловаться, что не может работать, когда он к ней заходит, но Саймон только улыбался в ответ. Ему, наоборот, казалось, что в этой комнате он как раз трудится на славу.
Джессика глянула на него, не выпуская карандаш из пальцев, и сказала:
– Утром тут была Мелинда. Она пригласила нас на прием в эту пятницу. На этот раз ожидается нечто удивительное.
Саймон увидел, что Джессика слегка нахмурилась, и спросил:
– Тебя это пугает?
Джессика опустила голову к наброску и добавила еще несколько линий.
– Мелинда очень взволнована, – продолжила она. – В Лондоне сейчас выступает известный пианист Ференц Лист. Она позвала его к себе, и тот согласился исполнить свои «Венгерские рапсодии».
Саймон подождал, пока Джессика глянет на него, и спросил:
– И что тут страшного?
– Все в обществе знают, что я не слышу. Люди, наверное, станут показывать на меня пальцами, если я там появлюсь?
Саймон протянул ей руку.
– Иди ко мне, – сказал он.
Джессика послушалась, и тогда Саймон усадил ее на колени и обнял.
– Никто не станет этого делать. Люди и дальше будут восхищаться тобой, как это произошло в первый же день, как они узнали о твоей глухоте. Ты же знаешь, что все без исключения поражаются твоему умению читать по губам.
– Но я не услышу музыки.
– Тогда скажи всем, что ты пришла сюда не ради нее, а ради самого Листа. По слухам, он пользуется большим успехом у дам.
– А ты будешь ревновать?
Саймон наклонился и поцеловал жену.
– Без сомнения, – сказал он, проводя пальцем по атласной коже ее щеки. – Я слишком долго искал такую, как ты, и не позволю какому-то волоките увлечь тебя сладкой музыкой.
– Тебе нечего бояться. Ни один композитор не согласится сочинять музыку для женщины, которая не сможет ее услышать.
– Я бы согласился, – ответил Саймон. – Ради тебя я готов на все.
– А я бы отдала все созданные мной платья, чтобы услышать твой голос, смех. И твои стоны, – чуть покраснев, добавила она. – Я бы отдала свой талант, только чтобы слышать, как ты говоришь, что любишь меня.
Саймон взял ее лицо в руки и сказал:
– То, что ты не слышишь эти слова, не значит, что это неправда. Я люблю тебя, Джесс. И всегда буду любить.
Саймон стал целовать ее лицо, губы. Джессика сразу отозвалась на его ласки, которые с каждой секундой становились все более пылкими. В них была не только страсть, но и то редкое, драгоценное чувство, когда вместе сливаются и тела, и сердца. И Саймон, и Джессика обожали эту полную нежности прелюдию к настоящему взрыву любви.
Он целовал ее долго, обстоятельно, но вдруг Джессика отпрянула и, тяжело дыша, сказала:
– Подожди, сначала мне надо закончить рисунок.
– Прямо сейчас?
– Да. – Она соскочила с его колен и побежала к столу.
Саймон откинул голову на спинку кресла. Ему было очень жаль, что Джессика не слышала стон, который сорвался у него с губ, когда она внезапно сбежала к своему столу и оставила его мучиться от неутоленного желания. Жаль, что Джессика не знала, как плохо ему сейчас было.
Саймон немного подождал, потом встал и направился к ней.
– Ты все? – спросил он, когда Джессика подняла голову.
– Почти, – ответила жена, быстро проводя последние линии. – Вот, – и она подала ему рисунок, – что ты думаешь?
Саймон глянул на бумагу. Чувство, которое взорвалось в его сердце, было сложно определить. Счастье. Гордость. Любовь. Все они подходили, но не могли точно описать то головокружительное ощущение полноты жизни, которое он сейчас испытывал.
– Ну? – спросила Джессика, которую, видимо, слегка озаботило его молчание. – Тебе нравится?
– Да, очень. – От волнения голос Саймона дрогнул. – Ты знаешь, для кого это платье?
– Ну, на самом деле я придумала его для себя.
– Ты уверена, что оно скоро тебе понадобится?
– Да, – с улыбкой ответила Джессика.
Саймон шагнул к жене и обнял ее, только на этот раз не крепко, а очень нежно. От невероятного чувства близости у него перехватило дыхание. Такое он испытывал впервые в жизни.
– Я люблю тебя, Джесс, – опять повторил Саймон.
– Никогда не устану читать эти слова по твоим губам. Я тоже люблю тебя, Саймон.
Он опять поцеловал ее. Лист с наброском выпал у Джессики из рук и медленно опустился на пол. Оттуда на двух влюбленных с улыбкой смотрела женщина на последних месяцах беременности, одетая в очень милое домашнее платье.
