Робкая попытка Антона остановить старика («Не подождать ли вам, Джим?») выглядит и ненужной, и неуместной. Храбрый моряк Шелло (оказавшийся братом Амелии), «злобно сверкнув глазами», дёргает его за блузу, а сам Джим упрямо бросает: «Кажется, я достаточно взрослый человек, чтобы поступить так, как мне хочется».
В самый последний момент сдержанные друзья Джима Гаррисона становятся вдруг по-детски сентиментальными. «Прощай, Джим, прилетай к нам чайкой!» — восклицают они все вместе. И когда Джим бросается в воду с привязанным за спиной тяжёлым камнем, моряки, вероятно, не могут скрыть слёз. Только мы, читатели, этого не видим. Автор пишет: «— О, решительно! — замотав кудрявой головой, говорит Блекман и убегает вниз, а за ним удаляются и все остальные».
Конечно, о Джиме и его славной гибели на «Нептуне» вспоминают долго: «Это был моряк с дьявольским присутствием духа». Так, наверное, можно сказать обо всех мореплавателях. Ведь море не принимает слабых: оно или выбрасывает их на берег, или обтачивает характеры, как камни, добиваясь нужного ему совершенства, которое включает в себя и отвагу, и выносливость, и самоотверженность, и честность.
Море делает людей романтиками и философами. Таковы почти все герои Новикова-Прибоя. Чаще всего не получившие никакого образования, они всё время пытаются постичь и объяснить жизнь, уловить её закономерности. В ответ на слова скромного шведа о том, что каждый человек несёт свой крест, Шелло рассуждает: «А вдруг окажется, что не крест тащит человек на своих изнурённых плечах, а гнилое, никому не нужное бревно, и не к Голгофе приближается, а к помойной яме — что тогда делать?»
Море объединяет людей, уничтожая любую рознь: национальную, религиозную. Здесь все космополиты, граждане одной планеты, «мировые бродяги», которым дано больше чувствовать и понимать, поскольку они свободны от многих условностей, опутывающих людей на суше.
Кульминацией повести является описание шторма, в результате которого пострадал главный герой. Несколько сменяемых друг друга картин, подобно полотнам Айвазовского, дают яркое представление о жестокости и непредсказуемости коварной и грозной стихии: «…ползут отяжелевшие глыбы чёрных туч, затмевая лазурь неба», «…ветер дует порывами, крепчая и постоянно меняя своё направление; вздрагивает судно, качаясь на волнах; с гулом и рёвом приближается, кружась, пламенно-бурая мгла»; «Примчавшись с угрюмого севера, из холодной ночи, в бешенстве мечутся вихри, буйно гуляют по водному простору. Ревёт, шипя и ухая, возмущённое море… Содрогаясь, беспомощно качается наш „Нептун“, ложится на тот или иной борт, ныряет носом в образовавшиеся крутизны, вздымается, как испуганный конь, на дыбы перед вскипающими буграми вод. Он плывёт, управляясь только одним рулём, отдавшись на волю урагана, жалкий, с разорванными парусами, трепыхающимися на нижней рее фок-мачты».
Многоцветна палитра, которую использует автор при описании шторма, — от кроваво-красного и пламенно-бурого до безнадёжно засасывающего чёрного. Высок эмоциональный накал, созданный напряжённым синтаксисом, обилием глаголов действия и ярких метафор: «С меркнущего неба, колыхаясь, опускаются грязные завесы: вспыхивая, дрожащими извивами сверкает молния; летят вверх, как раскинутые плащи, сорванные гребни волн; вся поверхность моря, насколько проникает глаз сквозь кровавую мглу, вздувается горами, точно с таинственного дна поднимаются вулканы и извергают лаву»; «Ветер кружится, толкает, рыдает и орёт на все голоса, играя с моим телом, снося вместе с парусом в сторону от мачты и потрясая над развёрстыми безднами рычащего моря. Хочется кричать, заглушая бурю, кричать на весь мир, чтобы подавить жуть перед близостью смерти».
Во время шторма Антон получает серьёзные травмы, и его отправляют на берег. Заново возвращаясь к жизни, он принимает решение никогда больше не выходить в море. Он начинает по-новому смотреть на окружающий мир, радуясь тому, что находится «на твёрдой земле, любуясь деревьями, цветами, домами — всем, что раньше привлекало меньше всего, поскольку в сердце безраздельно царило море».
Но проходит совсем немного времени — и Антон понимает, что суша начинает ему надоедать. Он чувствует себя одиноким, никому не нужным. Любовь, когда-то согревающая душу, — теперь в прошлом. И заменить её, оказывается, может только море: «В этот день, гуляя по берегу, я понял, что мне трудно жить на земле. Море зовёт меня, зовёт властно своим простором, своей свободной стихией, своими ароматами, криками чаек, торжественными гудками отходящих пароходов. И хотя я знаю, что там, за хрустальным горизонтом, за раскинувшейся ширью, за гранью голубого купола, опрокинувшегося над такою же голубою равниной вод, встречусь с такими же берегами, застроенными всевозможными зданиями, заселёнными заботливыми людьми, но всё равно меня неодолимо тянет туда».
Вышедшая замуж Амелия, как выясняется, по-прежнему любит Антона. Но это уже ничего не изменит в жизни главного героя повести. Её заключительные строки звучат столь же романтически-приподнято, как и всё произведение:
«Вернувшись к берегу, я брожу по извилистой кайме ракушек, брожу без мыслей и дум, внимая лишь тихой музыке волн. Гаснут последние звёзды, бледнеет, словно умирая, луна, а восток разгорается всё сильнее, отбрасывая лучи из пурпура и золота. Море, освобождаясь от покрова ночи, пламенеет; по зеркальной глади, сплетаясь в причудливые тона, разливаются цветистые краски; небо, голубея, поднимается выше; раздвигается, огнисто сверкая, горизонт. Ширится и моя душа, просветлённая и бодрая, словно орошённая золотым дождём, становится всеобъемлющей, сливаясь с вольным простором, пронизанным ярким светом показавшегося солнца.
Море… зовёт.
Быстро, словно боясь опоздать, я иду в матросский дом наниматься на корабль».
Вероятно, именно в повести «Море зовёт» А. М. Горькому не хватало той «суровой правды жизни», которую он отмечал в рассказах своего ученика, написанных на Капри. Вероятно, его раздражали и романтический колорит повествования, и сюжет, будто взятый из женского романа. Во всяком случае, Горький отрицательно отозвался о выпущенном в 1925 году очередном сборнике Новикова-Прибоя, куда вошла и повесть «Море зовёт». В одном из писем жене Горький писал: «Силыча, конечно, читать не следует, вредно».
В те времена классику советской литературы, основоположнику метода «социалистического реализма», никто из критиков возразить бы, пожалуй, не посмел. Возразила сама жизнь, возразила читательская любовь: именно повесть «Море зовёт», вместе с созданной позже «Женщиной в море», входила во все многократно переиздаваемые сборники Новикова-Прибоя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
