под угрозу свою безопасность только для того, чтобы сделать кого-то другого счастливым.
Она просто смотрит на него снизу вверх.
— Ты правильно поступила, солгав нам, — продолжает он. — Мы были незнакомцами, и ты была заперта здесь с нами. Ты права, пока существует это видео, ты в большей степени подвержена риску насилия.
Я вспоминаю, как мужчина кричал на нее на улице, и мои кулаки сжимаются.
— Я бы предпочел узнать, что ты солгала мне, чем узнать, что ты подвергаешь себя опасности. Ты поступила правильно, — подчеркивает Коул. — Так что перестань извиняться.
— Спасибо, — шепчет она. Он сжимает ее плечи и снова отступает назад. Ее губы плотно сжимаются. Она опускает взгляд на свои руки. — Но я не хочу прожить так всю оставшуюся жизнь. Скрываю свою личность, чтобы оставаться в безопасности. Называя свое вымышленное имя. Во всем этом нет моей вины, это несправедливо, что я должна с этим мириться.
— Тебе и не придется, — говорю я. — Распространять интимные фотографии кого-либо без его согласия незаконно. Если ты подашь на него в суд, ты можешь добиться удаления видео и, вероятно, приговорить своего бывшего к тюремному заключению. — Я стараюсь, звучать не слишком взволнованно.
Она качает головой.
— У него есть деньги. Я никогда не смогу позволить себе хорошего адвоката, чтобы выступить против него. Все, что ему нужно сделать, это сказать, что я сама разместила видео. У меня нет никаких доказательств, что это неправда.
— Мои родители пытались подкупить меня, чтобы я навестил их летом. Они оплатят все для меня. Они знают одних из лучших юристов Англии. Они найдут тебе адвоката и будут спонсировать твое дело. Видит Бог, они заслуживают этого после того, что сделали с Илаем.
Я ожидаю, что она вздохнет с облегчением, но она слабеет.
— Я не знаю, смогу ли я, — тихо говорит она.
Я моргаю.
— Ты не хочешь этого?
— О, я хочу этого. Но… я не знаю, понимаешь ли ты, что мне придется сделать. Мне нужно будет просмотреть видеозапись вместе с полицией. А потом мне придется стоять в зале суда вместе с Сэмом, пока взрослые мужчины спорят о том, лгу я или нет. Это… как ты можешь это пройти?
Илай притягивает ее к себе, прижимаясь губами к ее виску.
— Это худшее чувство в мире, — говорит он мне.
Я клянусь. Почему, черт возьми, это должно быть так чертовски унизительно для нее? Она не сделала абсолютно ничего плохого, и ей придется пройти через столько боли, только чтобы добиться справедливости.
— Что ж, — говорю я через мгновение. — Конечно, мы не будем заставлять тебя ничего делать. Но это, вероятно, единственный способ удалить видео.
Она шмыгает носом, вытирая лицо.
— Нет-нет. Ты прав. Я должна это сделать. Я не буду счастлива, пока не сделаю этого. — Ей каким-то образом удается выглядеть свирепой, даже с мокрыми глазами и розовым носом. — Я могу это сделать. Наверное, мне понадобится много объятий. Но я могу это сделать.
— Мы будем с тобой на каждом шагу, — обещает Илай. — Обеспечивать обнимашками. — Коул кивает. Я протягиваю руку и сжимаю ее бедро. Она слабо улыбается.
— Спасибо, — шепчет она. — Спасибо вам.
Остаток дня проходит лениво. Мы все жмемся друг к другу в гостиной, лишь изредка вставая, чтобы поесть. После такого ужасного гребаного дня мы все хотим быть вместе. Илай, Коул и я растягиваемся на диване, а Дэйзи укутывается в одеяла и передается между нами. Никогда не бывает такого момента, когда кто-то не обнимал бы ее или не прикасался к ней. Кажется, ей это нравится, она уютно устраивается в наших объятиях. Она явно хочет утешения, и Бог знает, что остальные из нас нуждаются в нем.
Время приближается к вечеру, и мы все пьем горячий шоколад из кружек, свернувшись калачиком. Илай рассказывает какую-то дурацкую историю об одном из своих учеников, катающихся на лыжах. Я слушаю вполуха, наблюдая за Коулом и Дэйзи.
Он усаживает ее к себе на колени. Примерно каждую минуту он слегка целует ее в висок или щеку.
Я не видел, чтобы он был так нежен с кем-то с тех пор, как родился Рикард. Так странно снова видеть его с этой стороны, после всех этих лет. Словно встреча со старым другом.
Пока я смотрю, его телефон жужжит. Он вытаскивает его, проверяет экран, затем встает.
— Мне нужно кое-что сделать, — бормочет он. Я раскрываю руки, и Дэйзи забирается в них, прижимаясь к моей шее. Коул переодевается в зимнюю одежду, берет лопату и выходит на улицу. Это вполне нормальное поведение для Коула, так что никто не обращает на это внимание.
Проходит несколько минут, и затем наш разговор прерывается скребущим звуком над нашими головами.
Дэйзи хмуро смотрит в потолок.
— Он убирает снег с крыши? Прямо сейчас?
Мы с Илаем оба пожимаем плечами.
— У него странные приоритеты, — объясняет Илай. — Слушай, у меня есть вопрос.
Она устраивается теснее в изгибе моей руки.
— Валяй.
— Ты хочешь, чтобы мы начали называть тебя Дженни?
Она слегка вздрагивает.
— Боже. Мне даже не нравится слышать, как ты произносишь это имя. Нет. Я думаю, мне больше нравится быть Дэйзи. Технически это все еще мое имя, и с тех пор, как я им пользуюсь… — Она пожимает плечами. — Я не знаю. Моя жизнь стала намного лучше. Я перестала преподавать и начала рисовать. Наконец-то я приехала сюда, в Швецию. У меня начались новые отношения. Это похоже на новый старт. Я оглядываюсь назад на то, кем я была раньше, и едва узнаю ее.
— Будешь Дэйзи, — обещаю я, целуя кончик ее уха. Она улыбается, берет меня за руку и переплетает наши пальцы.
Лязг прекращается, и Коул возвращается внутрь, стряхивая снег с ботинок.
— Буря утихла, — говорит он Дэйзи.
Она моргает.
— Да. Я знаю. Это была своего рода важная часть моего дня.
— Небо чистое, — подчеркивает он.
Она медленно кивает.
— Хорошо?
Он протягивает ей руку.
— Иди посмотри.
Неохотно я позволяю ей соскользнуть с меня и следовать за ним на улицу.
Илай растягивается рядом со мной, позволяя своей голове упасть мне на плечо.
— Я не могу поверить, насколько он мил с ней. Я никогда не думал…
— Я знаю. — После потери Рикарда я думал, что он запер свою мягкую сторону подальше. Но, может быть, все, что ему было нужно, — это она. Наш недостающий кусочек головоломки.
Мои мысли прерывает вздох снаружи.
— Ривен! Илай! Посмотрите!
Ошеломленные, мы оба хватаем свои пальто и идем к ним. Как только мы выходим на улицу, становится ясно, что ее
