— Судья Кларион разрешила мисс Ламонт посещать ее без присмотра, — говорит мистер Морган, когда она выходит из комнаты.
— Черт, — стонет Бек.
— Мне очень жаль, что я принес вам эту новость. В отчете представителя опекунства говорилось, что визиты проходят так хорошо, что она не видит причин не двигаться вперед.
— Мне это совсем не нравится, но я не могу сказать, что удивлен, — говорит Бек.
— Послушайте, я чувствую себя обязанным предупредить вас. Если и дальше все пойдет хорошо, это превратится в ночной визит. Если мы ничего не выясним о матери, боюсь, у вас не будет выбора, мистер Бриджес.
Боль между глаз усиливается.
— Я верю вам, но сомневаюсь, что мы это сделаем. Если они еще ничего не нашли, я уверен, что и не найдут. Она, должно быть, профессионалка в сокрытии вещей.
Кротко кивнув, Морган выходит за дверь, оставляя меня волноваться по поводу Инглиш.
Шеридан прерывает мои размышления.
— Как ты можешь быть так спокоен? Я хочу пойти и вырвать волосы у этой женщины.
— И что бы это решило?
— Ничего. Но дело не в этом.
Положив руки ей на плечи, я говорю:
— Мы должны быть сильными и показать, насколько серьезно настроены по поводу Инглиш. Она должна верить, что мы думаем о ней. Если мы будем бегать вокруг, злые и готовые оторвать Эбби голову, как будет чувствовать себя Инглиш, когда ей придется пойти туда?
Она оседает, и я чувствую, как напряжение покидает ее.
— О, Бек, неужели ты думаешь, что до этого дойдет?
— Если честно, то да. Я ненавижу это всем своим существом, но судья Кларион, кажется, в команде Эбби. И я не верю, что мы можем что-то сделать, пока не найдем на нее что-либо.
— Они активизировали свою игру, верно?
— Да. Некоторое время назад. А теперь давай отведем голодного малыша на ужин.
Инглиш болтает без умолку за обедом, не зная, что произошло с визитом мистера Моргана. Дети могут быть такими забывчивыми. И это хорошо. Шеридан, с другой стороны, слишком тихая. Я массирую ее колено, и ее бледная улыбка дает мне понять, что ее упавшее настроение нуждается в подъеме.
— Итак, Инглиш, расскажи мне, чему мама научила тебя в школе. Мы были так заняты на этой неделе, что у меня не было возможности спросить тебя.
Она прикладывает палец к щеке и говорит:
— О, мы изучаем динозавров. Знаешь ли ты, что у брахиозавра была такая длинная шея, почти как у жирафа, но намного длиннее, и он ел то, что было очень высоко над землей? Высотой с небоскреб.
И она вскидывает руки вверх, чтобы продемонстрировать это. Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться.
— Инглиш, помнишь, что я сказала? Они питались растительностью, которая росла высоко в воздухе, иногда достигая зданий высотой в тридцать футов? Это что-то вроде двухэтажного здания.
— Угу.
Я объясняю Инглиш:
— Медвежонок, тридцать футов — это как высота нашего дома. Небоскреб похож на одно из самых высоких зданий в центре города.
Она поджимает губы, переваривая услышанное.
— А, ладно. — И запихивает в рот еще немного пиццы.
— Так ты считаешь, что динозавры — это круто? — спрашиваю ее.
— Может быть, но не так круто, как щенки.
Я подмигиваю Шеридан.
— Нет, определенно не такие крутые, как щенки. Что еще ты узнала?
— «Ай» перед «И».7
Я перевожу взгляд на учителя ее группы.
— Они учат это в первом классе?
— Конечно. Ты не поверишь, какая там математика.
— Серьезно? Я же родитель, помнишь? Я проверяю ее домашнее задание.
Шеридан, похоже, была задета моим замечанием.
— Извини. Наверное, я просто не подумала. Так или иначе, технологическая эра изменила все. Дети схватывают материал и подвергаются воздействию материала раньше, чем в наше время. Так что думай о первом классе, как о детском саде в наше время.
Все это время я думал, что Инглиш это суперпродвинутый ребенок, а теперь я узнаю, что они все такие.
— Большинство детей начинают читать уже в первом классе. Они учатся в детском саду и даже в дошкольных учреждениях, в зависимости от того, куда они ходят, — продолжает Шеридан.
Я почесываю затылок.
— Бек, дети — губки для знаний. Научи их тому, что они любят, и все, чего они хотят, — это узнать больше.
— Да, папочка, как когда ты рассказывал мне о том, какие водители идиоты и как ты хочешь сбить их прямо на дороге.
Черт. Жестокая честность детей.
Шеридан хмурится, когда произносит:
— Нам с тобой нужно немного поболтать, дорогой.
— Не сомневаюсь, — говорю я с милой улыбкой на лице. Что угодно, лишь бы она была счастлива, но она права. Называть водителей идиотами — не лучший пример для моей дочери.
Когда мы возвращаемся домой и укладываем Инглиш в постель, Шеридан грозит мне указательным пальцем. Я следую за ней в нашу спальню. Она плюхается на кровать и поджимает под себя ногу.
— Ну, милый, что там насчет водителей-идиотов?
Я должен был знать, что это произойдет. Почесав затылок, я одариваю ее своей лучшей застенчивой улыбкой.
— Гм, да, это так. У меня есть небольшая дорожная ярость.
— Дорожная ярость. С нашей дочерью в машине. — Она даже не спрашивает, а просто констатирует факт и хмурится. Это нехорошо.
— Это всего лишь случайность, когда я немного возмущен. Например, когда движение плохое и люди ездят, как идиоты.
Она склоняет свою красивую головку и пронзает меня взглядом ясных глаз цвета морской волны. И я чувствую себя так, будто мне восемь лет, и я украл печенье, которое она велела мне не брать.
— Ты немного кричишь. И именно тогда, как я понимаю, ты называешь водителей идиотами?
Иисус. Я чувствую себя дерьмово. И это именно из-за нее. Иногда все дело в одном ее взгляде. С легким прищуром, словно задевает самую душу.
— Мне очень жаль. Инглиш не должна этого слышать.
— Бек, дело не только в этом. Она видит такую реакцию и думает, что это нормально — злиться на других водителей.
— Ну, иногда так и есть.
— Да, иногда. Но не все время.
— Я не делаю так все время.
Она молчит. Я опускаюсь и кладу голову ей на колени.
— У тебя привычка заставлять меня чувствовать себя дерьмом.
— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя дерьмом.
— Но ты…
— Бек, посмотри на меня.
Я повинуюсь и вижу безграничную любовь в ее глазах. Потом она говорит:
— Ты самый лучший отец в мире. То, что ты делаешь, то, как ты себя ведешь, и то, как Инглиш реагирует на тебя, — я так горжусь тобой, что это заставляет мое сердце сжиматься от счастья. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо. Я лишь хочу помочь тебе подать ей лучший пример.
— Но ты же считаешь, что я неплохо справляюсь, верно?
Она одаривает меня одной из своих ослепительных улыбок, и я знаю, что все хорошо.
— Да, у тебя все в порядке. Ты отлично справляешься. Эта маленькая девочка находится под радугой с тобой каждый божий день, настолько, что светится.
— Спасибо, Печенька. За то, что поддерживаешь меня. Если я еще не сказал тебе, то мне очень повезло, что ты есть в моей жизни.
Глава 2
Бек
Как и предвидел мистер Морган, Эбби получает визиты раз в неделю без присмотра, и Инглиш, к нашему большому удивлению, воспринимает это довольно спокойно. Эбби заезжает за ней домой и забирает на четыре часа. Первый раз ужасен для нас с Шеридан. Практически все время ее отсутствия мы без конца ходим туда-сюда по дому. Но, когда Инглиш возвращается домой, улыбающаяся и невредимая, мы чуть не падаем от облегчения.
Она лопочет о том, чем они занимались. Как они отправились в художественный магазин, где Эбби купила Инглиш вещи, которые были ей нужны для рисования. Как они вернулись к ней домой, и Эбби освободила место в комнате, чтобы она могла рисовать. Эбби наблюдала за тем, как Инглиш рисовала ей портрет Бунниора. Они поели печенья с молоком, и Эбби привезла ее домой.
Шеридан шепчет мне на ухо:
