— Его сегодня выпускают, — бесцветно сказала она.
— Знаю. — Он попытался поцеловать ее на прощание — чего тоже давненько не делал, — но она успешно увернулась, и он лишь похлопал ее по плечу. — Ну пока, — сказал он.
Два года с тех пор, как Барбара позвала Эми с Иваном поужинать, весь день готовила что-то сложное по рецептам Делии,[185] а потом Барри весь вечер вещал, какой Иван ноль без палочки. Бизнес Ивана распадался, вот-вот объявят банкротом, а этот человек клялся защищать и содержать дочь Барри.
— Барри? Как делишки? — сказал Иван, когда Барри открыл дверь.
Он ненавидел, когда Иван звал его «Барри», будто они приятели в пабе, будто они равны. «Не станет же он звать тебя „мистер Крофорд“, — говорила Барбара. — Он же все-таки твой зять». Барри предпочел бы, чтоб Иван обращался к нему «суперинтендент».
— Аперитивчик? — предложила Барбара, когда гости разделись и припарковали Сэма в кроватке наверху.
Барбара купила себе дубликаты — кроватку, детское автомобильное сиденье, высокий стульчик, коляску, — предвкушая, как до скончания дней станет тетешкать младенца.
— Замечательно, — сказал ей Иван, потирая руки. — Мне белого вина.
Барри знал, что Иван его побаивается, но плевать хотел. Барбара не успела и шардоне из морозилки достать, а Барри уже вполголоса язвил.
— Пап, не надо, — сказала Эми, коснувшись его локтя.
За шоколадным чизкейком с рикоттой Иван тревожно переглянулся с Эми. С такими физиономиями люди с обрывов сигают. Иван откашлялся и сказал:
— Барри, мы хотели спросить — мы с Эми, — может, дадите нам ссуду? Десять тысяч фунтов, нам только бы снова на ноги встать.
Барри захотелось тут же, не выходя из-за стола, засандалить ему по морде.
— Я всю жизнь вкалывал, — взревел он, ну чистый патриарх, — а ты, бестолковый мудила, хочешь, чтоб я тебе свои деньги отдал?! Может, выкинем посредника и сразу спустим их в унитаз?
Эми выскочила из-за стола:
— Я не желаю слушать, как ты оскорбляешь моего мужа, пап, — и помчалась по лестнице за Сэмом.
Барри и оглянуться не успел, а она уже снаружи, пристегивает его внука на сиденье.
— Ну честное слово, пап, ты иногда такой мудак.
Барбара стояла на крыльце, лицо железобетонное, смотрела вслед машине.
— Он перепил, — сказала она. — Ему нельзя за руль. Это ты во всем виноват, Барри. Как обычно.
Он бы отдал дочери весь мир, а пожадничал одолжить жалкие десять штук. Мог бы сказать «да», они бы открыли бутылку шипучки, отметили бы, съели шоколадный чизкейк с рикоттой. Барбара сказала бы: «Ой, ну куда вам ехать в таком состоянии, у меня постелено, оставайтесь-ка вы у нас», и Барри сходил бы наверх, поцеловал спящего внука на ночь. Но вышло-то иначе, да?
В управлении его чуть не сбила с ног Хлоя Паллистер — вся бурлила, как разрушенный муравейник.
— Мама пропала, — сказала она.
— Пропала? — переспросил Барри.
— С вечера среды. Я к ней съездила, ее нет, на работе не было, никто ее не видел.
Барри вспомнил, как Эми кидала свадебный букет, целила в лучшую подругу, но Хлоя умудрилась споткнуться в этом своем темно-рыжем атласе, и цветы достались более целеустремленной девице.
— Может, ты заметила — что-нибудь пропало? — спросил он.
— Ее паспорт.
— Ее паспорт, — повторил он. — Ну, раз пропал паспорт, значит, она, видимо, сбежала.
— Сбежала? Моя мать?
Да, мало похоже на правду, Линда не из беглянок, однако объяснение простое, и он не отступал:
— Бросила эту дерьмовую жизнь, уехала поваляться на греческом пляже. А сейчас небось сидит в таверне, строит глазки официанту, думает превратиться в Ширли Валентайн.[186]
— Моя мать — ни в жизнь, — решительно сказала Хлоя.
— Иногда, лапуль, мы сами себя удивляем, — сказал он.
В башке вата. Только этого не хватало — и так сил нет. Дел полно. Пленных не брать, трупов не оставлять. Он отвел Хлою Паллистер в комнату для допросов, сказал, что кто-нибудь придет и возьмет у нее показания. Ушел и забыл кому-нибудь сообщить.
Джемма Холройд просунула голову в дверь его кабинета:
— ЗЫ, шеф, есть результаты из лаборатории — ДНК на месте убийства Келли Кросс совпадает с тем, что нашли на мабгитской шлюхе.
ЗЫ, подумал Барри, как я ненавижу такие слова. И не слова даже.
— А третья? — спросил он. — Из кинотеатра «Коттедж-роуд»?
— Результаты еще не пришли.
Он сел за стол, включил компьютер и приступил к своему завещанию.
Как раз ставил точки над «i», и тут постучали. Дверь открылась, не успел он сказать «войдите».
— Вы, — сказал Барри. — Ну-ка, выкладывайте, чего вы-то добиваетесь. Чего вам надо?
— Правды? — сказал Джексон Броуди.
* * *
— Суперинтендент, входите.
Гарри Рейнольдс — воплощенное довольство уютного хозяйства, кухонное полотенце в руке — придержал им дверь.
Как ступишь за порог, тепличная жара в доме лупит по физиономии. Аромат кофе мешается с запахом яблок и сахара.
— Яблочный пирог пеку к воскресному обеду, — сказал Гарри Рейнольдс. — Что у вас с лицом?
— Подралась с воздушной подушкой, — ответила Трейси.
Он глянул на Кортни, принцессу в лохмотьях:
— Привет, деточка, ты тоже неважно выглядишь. Что, волшебство не работает? Попроси у «мамочки» новую волшебную палочку. Вы же ей купите, мамочка? — сказал он, саркастически воздев бровь. И другим тоном: — Нельзя ехать в таком виде, на ум приходят «взрыв» и «макаронная фабрика». Вам с гадким утенком не помешало бы одеться поприличнее. Лучше не привлекать внимания.
Легко себе представить, что будет, если разозлить Гарри Рейнольдса. Страх и ужас. Трейси была уже за гранью страха и ужаса.
«Гадкий утенок», да как он посмел. Заехать бы ему прямо здесь, в этой перегретой мягкой гостиной. Кинуть в пруд с карпами, пускай с рыбами плавает. Однако Трейси сказала:
— Да, Гарри, спасибо за совет. К сожалению, все мои сумки «Луи Вюиттон» пришлось оставить, а все мои платья от Гуччи были там.
— У вас неприятности, суперинтендент? Хуже, чем раньше? Если это в человеческих силах. Я бы не хотел ваших неприятностей, вы уж меня избавьте.
— Угрожаете?
— Да нет, дружески советую. — Он глянул на уродливые часы-солнце. — Скоро приедет Сьюзен с детьми. Забегут по дороге в «Олтон-тауэрс». — По форме — факт, по сути — предупреждение. На сей раз никаких булочек. Только дело. — И мне еще на похороны, — прибавил он.
Из серванта — «Джи-план» годов шестидесятых — он достал большой и плотный манильский конверт:
— Здесь все. Новые паспорта, свидетельства о рождении. Адрес в Илкли — без толку прикидываться, будто вы не из Йоркшира, откроете рот — и все ясно. Счета по квартплате. Сможете открыть банковский счет там, куда едете. Во Францию, если я правильно понял? Поезжайте туда, где нет экстрадиции. Новый номер соцстрахования, а также бонус — страница на «Фейсбуке», и, поздравляю, у вас там уже семнадцать друзей. Добро пожаловать в дивный новый мир, Имоджен Браун.
Трейси протянула ему конверт, распухший от купюр.
— Дорогое удовольствие, — сказала она.
Второй конверт за неделю, и денег в нем гораздо больше, чем в первом. Она явно перешла на сторону экономики наличных денег.
— В вашем положении я бы не торговался, суперинтендент.
— Я просто сказала.
— Вы велели своему адвокату продавать дом?
— Да.
Он вздохнул, точно антрепренер, которого все гоняют в хвост и в гриву.
— Продать или купить дом — это многие недели. Расследования, опросы, то-се. Просто невероятная волокита. Вроде бы должно хватать денег и слова. О борьбе с отмыванием средств я вообще молчу. Где те прекрасные времена, когда можно было взять и купить себе приятной недвижимости за наличку.
— Да уж, прекрасные времена, — сказала Трейси. — Все по ним скучают. Особенно преступники.
— Не вам камнями бросаться, суперинтендент. Короче, не волнуйтесь, я их потороплю. Поспособствую — так ведь говорят? Хорошее слово. Будьте на связи с адвокатом. Он продает дом мне, я забираю комиссионные, так сказать, а остаток перевожу на ваш новый счет.
— Я телефон выбросила.
— Мудрое решение. С телефоном тебя из-под земли достанут. Погодите, — сказал он и ушел.
Трейси слышала, как он бродит на втором этаже. Кортни впечаталась лицом в двери патио, наблюдая за карпами. Трейси заметила крупную бело-голубую мраморную рыбину — та скользила в воде, точно крейсерская подлодка.
Гарри Рейнольдс вернулся с пакетом одежды.
— Тут какие-то шмотки Эшли и моей жены. Она была крупная женщина, вам должно подойти. Давно пора было убрать, отдать в благотворительные лавки, что ли. Сьюзен вечно меня пилит. Не любит натыкаться на мамины вещи. — Он поник — внезапно обернулся старым вдовцом. Заметил отпечаток грязного лица Кортни на двери, рассеянно достал носовой платок, стер пятно. — Держите. — Он сунул руку в пакет и достал пару мобильных телефонов. — Один раз позвонили — и выбрасывайте. Они предоплаченные.
