Психофизика унаследовала от естественных наук прежде всего идею об измеримости психики как одного из явлений природы и методические принципы экспериментирования, без которых невозможно представить себе современную психологию. Однако, если мы на этом прервем перечень наследства, то он будет явно неполным. В наследство от классической физики психологии вообще, и психофизике в частности, достались «постулат непосредственности» (Узнадзе, 1966) и метод, который Л. С. Выготский охарактеризовал как метод «анализа по элементам». И метод «анализа по элементам», и постулат непосредственности в значительной степени обусловили тот факт, что схемой анализа классической психофизики стала двучленная схема анализа: воздействие на рецепирующие системы — > ответное субъективное явление[20]. Напомним, что смысл постулата непосредственности заключается в том, что причина всегда однозначно определяет следствие или, в нашем случае, внешнее физическое воздействие однозначно определяет вызванное им ощущение. Такое понимание соотношений между субъективной величиной (ощущением) и непосредственно определяющей ее величиной раздражителя отчетливо выступает в фундаментальном труде Фехнера «Элементы психофизики». Между тем постулат непосредственности, порожденный спецификой объекта исследования классической физики — характером связей в неживой природе, неадекватен при исследовании природы психических явлений. Некритическое использование этого постулата в психологии приводит к тому, что активность субъекта оказывается вынесенной за скобки. В роли постоянного спутника постулата непосредственности выступает метод «анализа по элементам». «Существенным признаком такого анализа является то, что в результате его получаются продукты, чужеродные по отношению к анализируемому целому, — элементы, которые не содержат в себе свойств, присущих целому как таковому…» (Выготский, 1956). При использовании метода «анализа по элементам» идеальным объектом исследования становятся либо «чистые ощущения», «чистое мышление», либо, по меткому выражению Д. Дидро, секты глаз, носов, ушей и рук. В психофизике таким идеальным объектом оказались «чистые ощущения».
Рассогласование между реальным объектом исследования, идеальным объектом и экспериментальным методом не замедлило проявиться. В экспериментальных работах по психофизике появились указания на так называемые ошибки «ожидания» (изменение ответа испытуемого, вызванное предвосхищением изменения ощущения) и ошибки «привыкания» (задержка смены ответа испытуемого при таком изменении стимуляции, которое должно вызывать изменение ощущения). Эта «ошибки» назойливо вторгались в сферу исследования, искажая данные измерения чувствительности. Представители классической психофизики были склонны расценивать их как ошибки именно потому, что эти факты, связанные с предвосхищением субъекта, не укладывались в прокрустово ложе схемы «воздействие на рецепирующие системы —> ответное субъективное явление». Отдавая себе отчет в несенсорной природе этих «ошибок», исследователи пытались избавиться от них, совершенствуя экспериментальную процедуру, «уравновешивая» восходящие и нисходящие серии стимулов. Но факты, как известно, упрямая вещь. И если некоторые «ошибки» удавалось устранить или существенно уменьшить таким простым путем, то другие, связанные с личностными особенностями испытуемого, оказывались либо совсем неустранимыми, либо лишь частично элиминировались в искусственной ситуации лабораторного эксперимента. Практически весь тот долгий путь совершенствования методов измерения порога, который проделала психофизика, является дорогой борьбы с этими «ошибками»; борьбы, освещенной стремлением к познанию законов сенсорных процессов как таковых, а именно законов, очищенных от влияния активности субъекта: его мотивации, установок и, наконец, деятельности, в которую включены сенсорные процессы.
Итогом этого пути явились следующие представления классической психофизики. Ощущение, вызванное внешним воздействием (субъективная величина), определяется параметрами этого воздействия и отражает его свойства. В силу вариабельности текущих внутренних состояний субъекта один и тот же внешний стимул может вызвать отличающиеся друг от друга ощущения, что проявляется, в частности, в флуктуациях порога во времени. Следовательно, вариабельность с точки зрения классической психофизики является неотъемлемым свойством субъективных величин[21]. Однако, признание факта двойной детерминации субъективных величин параметрами внешнего воздействия и внутренним состоянием субъекта отнюдь не отменяет двучленной схемы анализа «воздействие на рецепирующие системы —> субъективное явление, вызванное им» и стоящего за ней постулата непосредственности, как это было отмечено А. Н. Леонтьевым (Леонтьев А. Н., 1972).
«Пережившая период расцвета и дряхлеющая теория может разрушиться и выйти из строя прежде всего в том случае, когда она вступит в непримиримое противоречие с потоком новых фактов и отношений, выявляющихся в экспериментах. Иногда — постепенное накопление данных, не укладывающихся в старую теорию, иногда — один-единственный факт или феномен, поражающий ее в самое сердце, оказываются причиной ее безотлагательной смены…» (Бернштейн, 1968) — справедливо указывал Н. А. Бернштейн. Таким феноменом, поразившим упомянутую выше схему анализа в самое сердце, оказались «ошибки», связанные с предвосхищением субъектом событий (не только ошибки «ожидания» и «привыкания», различные серийные эффекты, то есть вызванные знанием экспериментальной ситуации, но и те изменения ответов, которые обусловлены индивидуальными особенностями испытуемого и его мотивацией). Все эти «ошибки», свидетельствующие о неадекватности этой двучленной схемы анализа реальному объекту исследования, напоминали о существовании субъекта и, следовательно, о том, что в реальной ситуации раздражитель сам по себе, никогда полностью не определяет реакцию, а воздействует на «… элементы прошлого, настоящего и будущего, спаянные единством стоящей перед человеком задачи и складывающейся в данный момент обстановки. Раздражитель в собственном смысле этого слова оказывается условным понятием. В каждую единицу времени внешнее воздействие вступает в связь со следами казалось бы отзвучавших процессов и, главное, с "зародышами" тех действий, которые как бы заготавливаются для еще не наступивших, но ожидаемых событий» (Геллерштейн, 1966). Раздражитель в психофизическом эксперименте не составляет исключения, так как и в этом эксперименте испытуемый должен решить определенную задачу, в контексте которой происходит прием и преобразование сенсорного материала. Преодолевая специфическую трудность эксперимента по измерению чувствительности — дефицит сенсорной информации, субъект активно овладевает информацией, которую несет сам стимул, структурой последовательности предъявляемых стимулов, учитывает значимость стоящей перед ним задачи и соответственно определяет «цену» ошибки за правильный или неправильный ответ. Все эти факторы, определяющие предрасположенность субъекта в восприятии и оттенке стимула, в ситуации дефицита сенсорной информации выдвигаются на передний план и начинают определять ответ испытуемого. Следовательно, сенсорная информация является не единственным, а в условиях ее дефицита даже и не главным фактором, детерминирующим результат решения в ситуации психофизического эксперимента.
Эта мысль лишь постепенно проникала в сознание исследователей, занимающихся проблемами психофизики. В тридцатых годах нашего столетия Фернбергер пришел к выводу: «От устаревшего представления о том, что мы определяем чувствительность данного конкретного органа чувств, уже отказались. Сейчас мы признаем, что мы определяем чувствительность всего организма как психофизического целого: его органов чувств, его сосредоточенности, его отношения, восприимчивости и понимания указаний, опытности и многого другого» (цит. по Corso, 1963). Дальнейшее развитие эта мысль получила в русле теории уровня адаптации Хелсона, который считает возможным отказаться от представления о чувствительности, как некоей абсолютной величине. Характер и величина ответной реакции на внешний стимул, согласно теории Хелсона, оказывается зависимой не от этой абсолютной величины, а от уровня адаптации, который определяется как взвешенное геометрическое среднее различных воздействий (прошлого опыта, текущей стимуляции и ожиданий субъекта) и рассматривается в контексте широкого круга явлений (сенсорных, межличностных, когнитивных и т. д.).
Необходимость разделения информации, включенной в психофизический эксперимент, была окончательно осознана лишь в 1950 годах Светсом, Таннером, Бирдсаллом и Грином. Развиваемая ими психофизическая теория обнаружения сигнала основывается на двух продуктивных идеях: подход к обнаружению слабого сигнала на фоне шумов, как принятию решения и необходимость разделения сенсорной и несенсорной информации, учитываемой при принятии этого решения. Применение математического аппарата, разработанного в статистической теории решений, позволило авторам этой теории дать количественное описание действия внесенсорных факторов при принятии решения и предложить «чистую» меру чувствительности — d', извлеченную из речевого ответа испытуемого и характеризующую его сенсорные возможности. Эта теория внесла большой вклад в развитие психофизики и существенно повлияла на переориентацию исследований в этой области экспериментальной психологии. Тем не менее, уже сейчас авторами этой теории получены данные о том, что величина d' оказывается различной для одного и того же человека при измерении ее разными методами, т. е. при решении им разных задач. Эти данные подтверждают сомнения в существовании чувствительности, неизменной во времени и независимой от деятельности субъекта.
