лишь один герой, у нас были бы основания рассчитывать на то, что великий бог пощадит его; но если вся героическая аристократия — божественного происхождения, то Зевс (или Эль) не может спасти своего сына человеческого, не расстроив порядок вещей. Зевс в действительности мучался оттого, что сыну его Сарпедону суждено умереть, но Гера напомнила Зевсу, что много сыновей богов сражаются под Троей и что, если Зевс пощадит своего сына, другие боги сделают то же самое для своих сыновей, так что «ропот жестокий возбудишь» (
Илиада, 16: 445–449). Хотя Крет и был сыном Эля (Илу), ему тоже угрожала смерть, как и всем другим смертным.
Терминология Гомера, несомненно, имеет тонкости, которые заслуживают внимания. Лаомедон был отцом Гикетаона, потомка (отрасль) Ареса (Илиада, 20: 238). Идоменей утверждал, что он «громовержцев потомок» (Илиада, 13: 449), т. е. потомок Зевса, а потом продолжает объяснять, что Зевс родил Миноса, Минос родил Девкалиона, а Девкалион родил Идоменея (Илиада, 13: 450–453)[41].
Гектор, сын Приама, хвастается тем, что является сыном могущественного Зевса, в Илиаде, 13: 54 (Иисус называется Сыном Господа в Деяниях, 3: 13, 26; 4: 27, 30; сравните титул Давида («отца нашего») в 4: 25 и титул Крета «сын Эля»).
Когда Ахиллес хвастается в Илиаде, 21: 189 своим превосходством в предках, интересно отметить, что он не обосновывает свои претензии тем, что его мать — богиня Фетида, но заявляет, что его дед Эак был рожден Зевсом. И это возвышает Ахиллеса над Астеропеем, чей дед был всего лишь Аксий — речной бог (Илиада, 21: 157–160, 190–191).
Божественные матери, видимо, так же переживали за своих человеческих сыновей, как и смертные матери. Фетида горюет о судьбе своего сына (Илиада, 1: 414) точно так же, как богиня Нинсун печалится по поводу опасных занятий ее сына Гильгамеша.
Есть и другие примеры божественного материнства (например, Эней был рожден Афродитой от Анхиза), но гораздо чаще герои родятся у человеческих матерей от отцов-богов. Никто не может быть уверен в своем отце, как говорит нам Одиссея, 1: 214–223. Даже боги не уверены в своем отцовстве. Богиня Эйдофея осторожно говорит о Протее: «Он, говорят, мой отец» (Одиссея, 4: 387). Подобным же образом Телемах со всей уместной осторожностью об Одиссее: «Мать уверяет, что сын я ему, но сам я не знаю: ведать о том, кто отец наш, наверное, нам невозможно. Лучше б, однако, желал я, чтоб мне не такой злополучный муж был отцом; во владеньях своих он до старости б поздней дожил. Но если уж ты вопрошаешь, то он из живущих самый несчастливый ныне, отец мне, как думают люди» (Одиссея, 1: 211–216).
Как можно быть уверенным в своем отце в мире, где боги оплодотворяют человеческих дочерей? Такого рода вещи происходили не только в Греции, но, как мы уже видели, и среди людей во времена Ноя до Потопа (Быт., 6: 1–4). Это понятие важно не только для изучения ранней языческой Античности, но также и для поздней Античности, когда язычество было вытеснено иудаизмом, христианством и исламом. Когда новая религия заменяет старую, боги старой часто сохраняются в виде демонов в новой. Вельзевул был великим богом языческой Античности, но в Новом Завете он появляется как Царь демонов. Имеется в наличии большое собрание магических текстов из Вавилона эпохи персидской династии Сасанидов, призванных изгонять демонов. В этих текстах, в большинстве своем еврейских и христианских, индоиранские божества, именуемые daiva, появляются в качестве демонов. Но интересна не только терминология; демоны этих текстов постоянно являются женщинам в виде их мужей и оплодотворяют их. В результате имена клиентов всегда женские, потому что никто не мог быть уверен в отцовстве. Не столь важно, подхватили ли эти идеи евреи или христиане Месопотамии от греков или иранцев, ибо и у греков, и у иранцев такие понятия существуют. Греческое язычество отражается в текстах (например, Гермес — дружески настроенный бог, помогающий людям так же, как он делает это в греческих легендах со времен Гомера); но иранский элемент даже крепче, если судить по терминологии и словарю имен собственных. Эта тема имеет огромную важность, потому что демонология интересовала Запад со времен зарождения христианства до практически наших дней. Именно распространение иудохристианской религии низвело языческих богов до ранга демонов.
Среди странных понятий о предках можно отметить претензию на происхождение от какого-нибудь знаменитого дерева или камня (Одиссея, 19: 163). Такие идеи — не только шаловливые выдумки Гомера. Иеремия (2: 27) рассказывает о людях, которые «говорят дереву „Ты — мой отец“, а камню „Ты родил меня“».
Очень часты одноименные предки. Дардан основал Дарданию, где позже был построен Илион (Троя) (Илиада, 20: 215–216)[42]. Таким же образом от Ила пошло название Илион, а от Троса (отца Ила) — Троя (Илиада, 15: 215; 20: 230–232). Дети Израиля именуются по своим предкам, и каждое из двенадцати племен (колен) носит имя одного из сыновей Израиля. Крета считали предком критян.
Выражения вроде «сыны ахейцев» — типологически такие же, что и еврейские «сыны Израиля» или «сыны Иуды», и, видимо, происходят от связанных с ними социальных систем (государственных образований). В то время как индивидуальные личности часто именуются «сынами того-то» (без их собственного личного имени), иногда их называют «отцом того-то»; например, Одиссей называет себя «отцом Телемаха» (Илиада, 4: 354). У семитов похожие определения (например, арабское Abû-Fulân «Отец того-то»).
Для описанного Гомером общества кодифицированный закон не являлся нормой. Идея кодексов, может быть, была знакома просвещенным кругам еще с создания месопотамских торговых колоний в Малой Азии и в Восточном Средиземноморье. Но даже в самой Месопотамии суды не ссылались на кодексы при вынесении решений, а скорее действовали согласно обычаям и общепринятому мнению. Специалисты по Ассирии прочли тысячи судебных протоколов и контрактов, не содержавших ни единой ссылки на какой-нибудь кодекс. Тот вид закона, который отражен в гомеровском эпосе, — «прежде богов вопросите, чтоб сведать, какая их воля» (Одиссея, 16: 403) — совокупность божественных предсказаний, которыми регулировалось человеческое сообщество. Это во многом повторяет еврейскую концепцию Торы, которую евреи называют Законом (иначе — Пятикнижие). Очень малая часть Торы является законом в строго юридическом смысле. Дух Торы — это скорее прорицания типа «и сказал Господь Моисею» (Числ., 1: 1, 48; 2: 1; 3: 5, 11, 14 и в различных местах). Первоначальная форма этих прорицаний была устная, а не письменная. Греческие драматурги все еще придерживаются старой точки зрения, что незыблемые законы богов имеют преимущественное значение перед законодательными актами, выработанными людьми («закон богов,
