Я беру ее руку и крепко сжимаю. Даже поделившись тайной, которая давила на нее все эти годы, она так и не освободилась до конца. Ниель по-прежнему растеряна, и ей все еще больно. Как бы мне хотелось защитить ее от всех этих чужих ожиданий, которые не дают ей быть счастливой.
– Ты не одна, – тихо говорю я.
Она поворачивает ко мне голову, и глаза у нее стеклянно блестят от непролитых слез.
– Я знаю. – На губах у Ниель появляется тень улыбки. – Вы с Рей – мои самые лучшие друзья. Так было всегда, даже когда вы об этом не знали. И я по вам скучала. – Она некоторое время молчит, а потом продолжает дрогнувшим голосом: – И мне очень жаль, что я причинила тебе боль. Я никогда этого не хотела, честное слово. И… пожалуйста, не бросай меня, Кэл. Когда я вернусь в Ренфилд, начнется настоящий кошмар. Я знаю, но надо через это пройти. И мне так нужна твоя дружба. Без тебя я не справлюсь. Ты ведь поможешь мне, да?
– Конечно, – киваю я.
Слова не идут с языка. Чтоб я провалился! Ей, видите ли, нужна моя дружба. Мы всегда были друзьями. Но теперь это не совсем то, чего мне хочется. Вам приходилось когда-нибудь падать спиной вперед в темноту? Нет? А я только что упал, на острые камни, и это чертовски больно.
– Я никуда не денусь, – говорю я, крепко сжимаю ее руку и перевожу взгляд на облака, несущиеся по вечернему небу.
На небе сегодня ни одной звезды, желание загадывать не на что. А мне бы сейчас не помешала возможность начать все сначала.
Чувствуя, как острый камень пронзает мне сердце насквозь, я успокаиваю Ниель:
– Я всегда буду рядом с тобой. Обещаю.
* * *
Утром я провожаю маму и девушек в Ренфилд, а сам остаюсь здесь, с Заком и Хенли – отрабатывать деньги, которые потратил на перелеты. Я не отказался от мысли купить для Рей ту барабанную установку. Надеюсь, успею подарить, пока она не уедет в Беркли – лично я не сомневаюсь, что ее туда примут.
Когда в конце недели я возвращаюсь в Креншо, там как-то слишком… тихо. Я понимаю: это потому, что рядом нет Ниель. Я вхожу в свою квартиру и чувствую, что без нее все потеряло смысл. Но ей нужно разобраться, что для нее сейчас лучше. А я должен дать ей это сделать и не добавлять лишних трудностей. Не хочу стать еще одним человеком, который давит на нее своими ожиданиями.
Открываю дверь в свою комнату и спотыкаюсь. Такое чувство, будто внутри меня что-то надломилось.
По полу раскидано тридцать сдувшихся шариков, причем к каждой нитке привязана записка: «Я тебя люблю». Я сажусь на край кровати, беру в руки голубой шарик и злюсь на него, на себя самого и на весь мир за то, что у меня так паршиво на душе.
Снимаю куртку и бросаю ее на стул, но промахиваюсь, и она падает на пол. Я нагибаюсь, чтобы поднять куртку, и вижу, что из внутреннего кармана торчит листок желтой бумаги. А я-то и не замечал до сих пор, что там вообще есть внутренний карман.
Бумага потертая, словно листок уже сто раз сгибали и разгибали. Осторожно развернув, читаю: «Список для Николь и Райчел». А ниже, в скобках, другой пастой приписано: «Ниель». Я смеюсь. Это же тот самый список.
Почти против каждого пункта красуются галочки. Я улыбаюсь во весь рот: в большинстве случаев я был свидетелем того, как они выполнялись. «Полетать на воздушном шаре» обведено фломастером. А напротив «Заново пережить самый лучший день в своей жизни» – три вопросительных знака.
Сидя на кровати, внимательно изучаю список. И вдруг изумленно замираю. Листок дрожит у меня в руке, когда я вижу галочку напротив пункта «Влюбиться (в Кэла)».
Эпилог
Второй курс, весенние каникулы
– Привет!
Я чуть не роняю гаечный ключ, когда ее голос раздается в гараже.
А потом сам чуть не падаю на колени, когда вижу Ниель, стоящую в дверях. Волосы у нее снова натурального цвета, черные и уложены в растрепанный узел на затылке. На ней короткое желтое платье, и она в нем еще привлекательнее, чем в тот день, когда много лет назад я впервые увидел ее, тоже в желтом. Она так и осталась самой красивой девочкой, какую я видел в своей жизни.
– Привет, – отвечаю я, откашлявшись и стараясь говорить нормальным голосом. – А я тебя только завтра ждал.
Я не видел Ниель с тех пор, как она вернулась в Ренфилд, то есть целых два месяца. Правда, мы обменивались эсэмэсками и перезванивались почти каждый день, но, согласитесь, это совсем не то. Ниель пережила нелегкий период: когда она вернулась к родителям, ей пришлось, чтобы не стать опять Николь, вновь сопротивляться тем ожиданиям, которые они пытались ей навязать. Иногда в разговоре я слышу в ее голосе напряжение и, как могу, убеждаю ее не сдаваться. От Рей в этом отношении, пожалуй, помощи гораздо больше, чем от меня. Она не выносит ту, прежнюю, Николь и напоминает об этом Ниель каждый раз, когда видит, что она готова опять спрятаться в свою идеальную раковину. Но раз уж мы заговорили о помощи и поддержке, то прежде всего, наверное, нужно отдать должное моей маме, которая порекомендовала семейству Бентли хорошего психолога.
Родители Николь постепенно привыкли называть дочь Ниель, потому что Ниель и есть та девушка, которой она всегда хотела быть. Правда, она снова взяла фамилию Бентли вместо Престон – девичьей фамилии матери Райчел. И как ни странно, предки перестали давить на нее насчет поступления в Гарвард. Можно только догадываться, как тяжело это далось ее отцу – это же его заветная мечта с тех пор, когда Николь была еще только в проекте.
Я смотрю на свои перепачканные машинным маслом руки, а потом опять на ее облегающее платье и мысленно проклинаю все на свете. Заметив, какое несчастное у меня лицо, Ниель смеется. Я хватаю тряпку и стараюсь, как могу, оттереть руки, а она неторопливо приближается. Если эта девушка подойдет совсем близко, я точно не удержусь.
– А я столько планов составил на завтрашний вечер, когда ты должна была прилететь, – говорю я.
Она останавливается и восхищенно разглядывает мотоцикл, гладит синие языки пламени на бензобаке.
– А на сегодня никак нельзя перенести? – спрашивает Ниель и подходит еще на пару шагов ближе.
Я не двигаюсь. Платье облегает ее бедра так соблазнительно, что я за себя не ручаюсь.
Я оглядываю гараж:
– Вообще-то, я не здесь хотел этим заняться.
– Тогда можешь подождать до завтра, если хочешь.
Я вытираю вспотевшие руки:
– Ну прямо даже и не знаю, как нам лучше поступить.
– Ладно, тогда расскажи, как все произойдет, когда я прилечу завтра вечером, – просит она и закрывает глаза.
– Что? – недоумеваю я.
– Я нарисую это у себя в голове, – объясняет Ниель, не открывая глаз. – Вот я приезжаю. Уже стемнело. Ты выходишь из дома, и…
Я вздыхаю, чувствуя, как бешено колотится сердце. Вечно она что-нибудь выдумает…
– Я беру тебя за руку, – начинаю я.
– О, пока что мне нравится.
– Я же еще ничего не сделал, – хмыкаю я.
– Ты держишь меня за руку, – возражает она и протягивает мне ладонь.
– Я весь чумазый.
– Ну и пусть, – говорит Ниель и ждет, не опуская руки.
Я подхожу ближе, почти вплотную, и беру ее ладонь в свою, надеясь, что она не заметит, как у меня дрожит рука. Ниель улыбается.
Я стою перед ней, гляжу ей в глаза, по-прежнему закрытые, и стараюсь представить себе, какого оттенка голубого они были бы сейчас, если бы открылись.
– Потом мы идем за дом, ложимся на траву и смотрим на звезды. Ночь ясная. Звезд столько, что кажется, будто по небу конфетти рассыпали.
Ниель улыбается еще шире. И спрашивает:
– А что дальше?
Я слишком долго молчу, засмотревшись на ее улыбку. А потом говорю такое, отчего в груди у меня бьется сразу тысяча тех самых бабочек, о которых она мне когда-то рассказывала:
– А потом мы ждем падающую звезду, чтобы загадать желание – второй шанс. И когда она падает… я загадываю тебя.
Ее глаза открываются. Такие яркие, что я чуть не слепну.
– Меня?
– Да. Ниель, я хочу быть твоим лучшим другом. Но не одним только другом, – объясняю я, глядя в прозрачно-голубые глаза, которые смотрят на меня. И тогда… тогда я вдруг падаю в темноту спиной вперед. – Ты – та самая… моя единственная девушка, мисс «Что, если?…». Та девушка, о которой я буду жалеть всю жизнь, если однажды позволю ей уйти.
Неожиданно Ниель обхватывает меня руками за шею и прыгает на меня. Я подхватываю ее, отступаю на шаг назад. Вечно она делает это так, что я не успеваю опомниться.
– Я тебе платье испачкаю, – говорю я, сжимая в ладонях те самые округлости, которые это платье так хорошо подчеркивает.
– Ну и пусть, – отвечает она и целует меня в щеку. – Потому что именно ею я и хочу быть. – Ниель обнимает меня, быстро целует в губы и поясняет: – Той самой единственной мисс «Что, если?…». Той девушкой, без которой ты не можешь жить.
– Ты для меня значишь еще больше, – говорю я. Она чуть отстраняется, чтобы взглянуть мне в лицо. – И так было всегда.
Ее губы накрывают мои, и я чувствую, как спадает напряжение. Я тысячу раз прокручивал этот момент в голове, в сотне разных вариантов. Но реальность превзошла все ожидания.
