Ему начали сниться странные сны. В них Маша представлялась вульгарно накрашенной, сидящей на скамье, широко расставив ноги, в сильно расстёгнутой блузке, снисходительно усмехающейся над его попытками не пялиться на её мутно-красное бельё. С каждым сном она становилась старше, покрываясь морщинами и брюзгневея телом. Несмотря на мерзостные сновидения, он хорошо высыпался, и пробуждался в отличном настроении. Это было так несуразно. Ему виделась в этом какая-то подлость.
После таких снов, ему было радостно видеть Машу в парке – аккуратно одетую, практически без косметики на скромном, спокойном лице, сидящей на скамейке, положив сложенные руки на колени. Но он так и не смог подсесть к ней и заговорить. Он сидел напротив, чуть наискосок от неё, засунув дрожащие руки в карманы брюк. В конце концов, она встала, подправила блузку за поясом мини-юбки, провела руками по самой юбке, и не спеша пошла прочь. Проводив её взглядом, он запрокинул голову на спинку скамьи, и долго смотрел в гущу листьев.
Как-то незаметно пришла осень. Ему всегда нравилось гулять среди первых палых листьев на ещё зелёной траве, любуясь оттенками жёлтого ещё густой листвы. Но с каждым днём ему становилось всё трудней покидать квартиру. Он подолгу возился с замками, которые, плавно закрываясь, при открывании заедали и скрипели. Их замена не помогла. Казалось, сама квартира пытается не выпускать его из своих стен. Он упорно продолжал каждый вечер ходить в парк, и бродить по нему допоздна, с тайной надеждой увидеть Машу.
Однажды, вернувшись домой после такой прогулки, он обнаружил, что сломался его торшер. Никакие попытки отремонтировать его успеха не имели. Ему пришлось пользоваться большой люстрой. Каждый раз, когда он включал её, в первые мгновения ему казалось, что стены слегка раздвигаются, а мебель, наоборот, чуть сдвигается внутрь. Это напоминало спецэффект из Голливудских триллеров. При верхнем свете всё менялось. Даже музыка звучала по-другому. У него возникла мысль, что это маленькая месть комнаты за его упрямство в прогулках по парку.
Осень продолжала прореживать листву. Машу он не встречал с самого начала осени. Он скучал по ней. В конце концов, он понял, что больше не увидит её никогда. Внезапно осознав это, он почувствовал острую тоску, защемившую лицевые мышцы. Он сел на скамью, на которой видел Машу в последний раз, и в онемелом молчании, просидел на ней дотемна.
По дороге домой он купил бутылку коньяка, и, придя в «родные застенки», выхлебал её в три «приёма», преодолевая спазматическое сопротивление горла и пищевода. Закусив это всё половиной апельсина, он долго сидел на кухне, бездумно глядя в мутное оконное отражение. Потом он с трудом добрался до спальни, и завалился на заправленную кровать. Лёжа в пьяной бездвижности, он почувствовал, что начало щипать переносицу. К его удивлению, это оказались слёзы. Он провёл рукой по лицу и прошептал: «Жизнь – дерьмо!». Вскоре он заснул, и во сне увидел Машу.
Она стояла в траве, среди деревьев, в лёгком летнем платье светло-зелёного цвета, как и её глаза. Отдельные каштановые волосинки трепетались в токах тёплого воздуха. Он подошёл к ней вплотную и остановился, буквально взахлёб рассматривая её тепло-спокойное лицо, тонкую шею, гладкие плечи. Он молчал, зная – всё, что он хочет сказать, она видит на его лице. Он опустился на колени, и осторожно провёл ладонью по её ноге, задев пальцами край платья. Потом он порывисто обхватил её руками и вжался лицом в низ её живота. Он почувствовал, как она положила руки ему на голову, чуть прижав её к себе. Он застыл, упиваясь теплом её дышащего тела.
Проснулся он в омерзительном состоянии; тяжесть в голове напирала брови на глаза, саднило горло, шея затекла, а ноги занемели, как будто он всю ночь простоял на коленях. Умывшись холодной водой, и выпив чуть тёплого чая, он ушёл на работу, даже не заглянув в зал.
Осень подминала природу, постепенно заполняя мир промозглостью и вязкой серостью. Деревья оскелетелись и замерли. Парк стал казаться выпотрошенным и враждебно отчуждённым. Большую часть времени Роман опять проводил дома. Он снова спал на диване, вяло сдавшись обволакивающей успокойности. Теперь он даже на ночь не выключал радио, не желая оставаться в давящей на уши тишине. Он читал всё подряд из того, что не было прочитано раньше. Однажды, слушая по радио программу по заявкам, он понял, что совершенно некому не только вот так радостно передать ему привет, но даже просто нежно назвать его по имени. Собственное имя потеряло для него всякое значение. Он заметил, что иногда начинает думать о себе в третьем лице. В нём как бы появился сторонний наблюдатель, равнодушно оценивающий степень его замшелости. Образ Маши притускнел, но сохранил тёплость и мягкость. Он скучал по ней затаённо, даже для себя.
Вначале зимы на его работе справляли юбилей начальника, на который он, к удивлению многих, принял приглашение прийти. Он даже сподобился произнести небанальный тост в честь юбиляра, после которого на него с особым интересом стала поглядывать стройная шатенка с внушительным бюстом. Потом они «случайно» танцевали вместе под «Леди в красном» Криса де Бурга. Выпитое немного раскрепостило его, и он начал нашёптывать ей на ухо перевод песни, чем обаял её окончательно. После банкета он, решив «будь что будет», пригласил её к себе, и она, чуть пьяно кивнув, согласилась.
По дороге он по большей части молчал, односложно отвечая на её непринуждённую болтовню, и прикидывая развитие событий у него дома. Но в квартиру они не попали.
Если один замок, после надсадных усилий, всё-таки открылся, то второй железно стопорнулся, будто твёрдо решил не допустить их спонтанной близости. Ни нервное дёрганье двери, ни налегание на неё плечом, никакого результата не дали. Он чувствовал себя досадливо-неловко перед симпатичной женщиной, терпеливо и чуть сочувственно за его бесплодными попытками открыть дверь. Наконец она положила руку ему на плечо и успокаивающе сказала:
«Ладно, Рома, оставь. – Она слегка улыбнулась. – Видно, не судьба».
Он чуть удивлённо посмотрел на неё:
«Что значит „не судьба“? – Он повысил голос. – Что это за судьба такая?!». – Она пожала плечами, приподняв брови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
