Но в сказочной стране, Австралии, где такие просторы, что душа поет, Дашу озарило: зависимость — признак мудрости. Мы ведь все зависим от кого-то. В детстве — от родителей, которых вдруг начинаем за это ненавидеть, желая свободы и не понимая, что значит это слово, что за свобода такая и можно ли ею напиться так, чтобы не заработать белую горячку. Страх, что придет некто и свободу отнимет, что без костылей не выживешь — не на кого будет опереться. Этот страх иногда такой едкий, что разъедает душу, и мы так и остаемся на всю жизнь несчастными великовозрастными подростками.
Даша, правда, была счастливым великовозрастным подростком. Но там, под чужими звездами, ей показалось, будто она упускает нечто важное, какую-то значительную часть жизни, которая бывает не всегда, а зависит от того, сколько тебе лет, — ну это как в семнадцать не целоваться, не пить лихо мартини, а сидеть в душной комнате и читать «Общество потребления» Бодрийара под шум и ярость вагнеровских «Валькирий».
Зависимости хотелось до дрожи. То есть любви.
Она ехала в машине с Витей, посматривала на его профиль, слушала новый альбом и представляла себя с ним… не навсегда, и не до первой ссоры, и не до той границы, когда становится лень заниматься чужой жизнью, а за чертой своего эгоизма, где-то там, где ты сливаешься с человеком и не можешь без него жить, какой бы он ни был.
У нее не получалось. И от этого было грустно. Она любила его. Но только сейчас — когда не надо было думать о будущем. Пока было весело. Пока все это было игрой.
Он просто замечательный. Такой талантливый… Но у них никогда ничего не выйдет, потому что Витя — в образе. И панцирь прирос к телу — отодрать его можно только с мясом. Витя уже не изменится. Это и хорошо — цельная личность и все такое, и плохо — ничего нового не произойдет.
Никаких открытий чудных.
Нужен кто-то другой.
Ни в коем случае не каменная стена. Она не выдержит, если ею будет кто-либо управлять. Или хотя бы попытается.
Поэтому ей и нравились творческие личности — вроде и крутые, и независимые, но в любом художнике была эта подкупающая ранимость, нежность, незащищенность.
А вот в Даше всего этого не было. С годами она превратилась в настоящую стерву и беспрекословного лидера.
Но в то же время ей самой управлять не хотелось. Милый муж в углу, украшение интерьера, подай-принеси, как Захар, — не для нее. И что остается? То, чего нет на свете…
В Москве Даша была уже неделю. Встретила недавно Оксану — та, кажется, возглавила какой-то новый журнал.
Оксана немного испугалась, когда увидела Дашу, но взяла себя в руки — все-таки она теперь не девочка на побегушках, а заместитель главного редактора! За машину, правда, поблагодарила несколько униженно, чем сама себя огорчила.
После решительного провала всех Оксаниных надежд к ней приехал Валера и отдал ей коробочку в красивой упаковке, в которой лежали ключи от нового красного мини-«Купера» и бумажка с извинениями. Щедро. По слухам, новая книга Даши — та, которую написала Оксана, продавалась как сумки от «Марк Джейкобс» с девяностопроцентной скидкой.
— Ну как дела? — спросила Даша. — Замуж выходишь?
— Скорее нет, чем да, — не очень радостно улыбнулась Оксана.
Разговор с Захаром состоялся на следующий вечер после презентации Дашиной книги.
— Захар… — выдохнула она в трубку.
Девять вечера — а он даже сообщение не послал.
— Что?! — с недовольством рявкнул тот.
— Ты в порядке? — прошелестела Оксана, в ужасе представив, как он орет: «Да пошла ты на хрен, дура! Видеть тебя не желаю!»
Но в ответ послышалось бормотание, из которого Оксана разобрала только «похмелюга» и «пить».
Через час она была у него — с таном, четырьмя литрами минеральной воды, супом харчо из пакетика и упаковкой алказельтцера.
— Пива… — промямлил Захар.
И Оксана пошла за пивом.
К полуночи он пришел в сознание.
— Оксан, ну ты даешь! — Захар покачал головой.
— Это она украла мою книгу! — Глаза у нее сузились от злости.
— Да?
— Да!
— Да все равно! — отмахнулся он. — Зачем ты писала про нее все эти гадости?
— Наверное, затем, чтобы Даша на этих гадостях сделала большие деньги! — отрезала Оксана.
— Не знаю, не знаю…
— Захар! Ты на чьей стороне?! — возмутилась она.
— А что, я должен быть на чьей-то стороне? — удивился он.
Оксана одеревенела.
— Я думала, ты меня любишь, — промямлила она.
— Оксана… — взмолился Захар.
— Ты меня любишь?! — завопила Оксана. — Просто скажи!
Он молча уставился на нее.
— Ты хотел на мне жениться! — понесло ее. — Что ты за человек такой?! Я простила тебе Дашу, я… — Она вдруг стала задыхаться. — Зачем ты меня мучаешь?!
Очень хотелось плакать, но она еще не все сказала, голос срывался, из глаз текли слезы, а Оксана издавала судорожные всхлипы — нечто вроде карканья. Наверное, все это выглядит ужасно! Она побежала в ванную, чтобы не дать ему возможности насладиться этим убогим зрелищем.
Тук-тук-тук.
— Оксана… — Захар просился внутрь.
— Подожди! — рявкнула она и включила воду.
Умывшись, отперла дверь и вышла в коридор, где и остановилась, засмотревшись на свою сумку. Надо уехать. Но сил не было — хотелось привалиться к мягкой спинке кресла и часов семьдесят смотреть телевизор.
Захар отвел ее в комнату, выдал спортивные штаны, налил чаю.
— Оксан, поверь, я очень хорошо к тебе отношусь, — сказал он. — Наверное, это не любовь, но мне было хорошо с тобой.
— Было?.. — прошептала она, отвернувшись.
— Ты же видишь, у нас ничего не получается. — Он взял ее за руку. — Мы не подходим друг другу.
— У тебя ни с кем не получается! — мстительно заметила Оксана.
— Увы, — усмехнулся он.
— Но в чем дело? — воскликнула она.
— Дело в том… — Захар отпустил ее, лег на диван и подложил руки под голову. — В том, что я не знаю…
— Чего хочешь, — подытожила Оксана. — Здорово. А можно было не вмешивать меня в твои духовные искания?
— Вообще-то, ты была не так уж против. — Он зыркнул глазами.
Это правда.
— Ладно, давай не будем ссориться, — решила она. — Хочешь еще чаю?
Они очень мило посмотрели два-три фильма, заснули на одной кровати, обнявшись, но без секса, а на следующий день после обеда, который Захар заказал в пиццерии (Оксана со щемлением в груди подумала, что хотела бы готовить ему домашнюю еду, но нет — не суждено), она уехала домой. Было грустно. Но не больно.
— То есть вы расстались? — уточнила Даша.
— Вроде того. Созваниваемся время от времени.
