К этому времени Смит уже значительно преуспел на службе, правда, он и сейчас оставался клерком, но уже с жалованьем в четыреста фунтов в год и с надеждами на повышение оклада. Короче говоря, положение его было таково, что он мог бы и жениться, если бы только пожелал. Но случилось так, что он не захотел – может быть, потому, что, за неимением друзей и знакомств, не встретил на своем жизненном пути ни одной женщины, которая бы ему понравилась, а может быть, и по другой причине.
Застенчивый и сдержанный, он не доверял людям и никому о себе не рассказывал. Никто, даже его начальство в банке, не подозревал, что он человек со средствами; никто у него не бывал; он не был членом ни одного клуба и не имел ни одного близкого приятеля. Удар, нанесенный ему жизнью в ранней юности, грубое обращение и щелчки, испытанные им однажды, так глубоко запали в его чувствительную душу, что он никогда уже больше не искал близости с себе подобными. Еще молодой годами, он, в сущности, жил совсем как старый холостяк.
Вскоре, однако, Смит заметил, – это было после того, как он перестал играть на бирже, – что так, как он живет, жить скучно, что надо найти применение своим способностям. Он попробовал было заняться благотворительностью, но убедился, что человек с чувствительной душой не годится для предприятия, которое чаще всего сводится к самому бесцеремонному вмешательству в чужие дела. Поэтому, хоть и не без борьбы, он бросил это занятие, успокоив свою совесть тем, что передал часть своего капитала, и не малую, на благотворительные цели и на раздачу бедным, нуждающимся в помощи, пожелав остаться неизвестным.
Все еще не зная, куда приткнуть себя, Смит однажды, после закрытия банка, зашел в Британский музей, не столько ради самого музея, сколько для того, чтобы укрыться от дождя. Бродя наугад по залам, он очутился в огромной галерее, отведенной египетской живописи и скульптуре. В первый момент он был изумлен и озадачен, так как понятия не имел о египтологии; ему стало даже немного жутко. Наверное, это был великий народ, подумал он, если сумел создать такие грандиозные произведения. И с этой мыслью у него появилось желание ближе познакомиться с египетским народом, больше узнать о нем. Он уже собирался уходить, когда взгляд его случайно остановился на гипсовом слепке головки женщины, висевшем на стене.
Смит посмотрел на нее в другой раз, в третий, и с третьего взгляда влюбился. Нечего и говорить, что сам он не подозревал об этом. Он знал только, что с ним произошла какая-то перемена, и он не мог забыть лица случайно виденной гипсовой головки. Пожалуй, оно даже и не было по-настоящему красиво, за исключением удивительной мистической улыбки; пожалуй, и губы были слишком толсты, а ноздри чересчур раздуты. Но для него это лицо было сама Красота – красота, которая притягивала его к себе как магнит и будила удивительные фантазии, порой такие странные и нежные, какими бывают только воспоминания. Он, не отрываясь, смотрел на каменную маску, которая нежно улыбалась ему в ответ. Более тридцати столетий улыбалась маска небытию в какой-нибудь гробнице или потайной нише, как когда-то улыбалась миру женщина, портретом которой она была.
В галерею вкатился шариком коротенький, толстый господин и властным тоном начал отдавать приказы рабочим, снимавшим с пьедестала соседнюю статую. Смиту пришло на ум, что этому господину тут должно быть все известно. С усилием победив свою врожденную застенчивость, он приподнял шляпу и обратился к нему с вопросом, не может ли тот сказать, с кого снята эта гипсовая маска.
Толстый господин, – как оказалось потом, заведующий музеем, – взглянул на Смита и, убедившись, что он непритворно заинтересован, ответил:
– Не знаю. И никто не знает. У нее есть несколько имен, но в подлинности их я не уверен. Может быть, когда-нибудь найдут туловище этой статуи – тогда мы узнаем, конечно, если под ней есть надпись. Всего вероятнее, однако, что оно давным-давно пошло на известку.
– Так что вы ничего не можете мне сообщить о ней?
– Весьма немногое. Прежде всего, это копия. Оригинал находится в Каирском музее. Головку эту, если не ошибаюсь, нашел Мариетт и назвал ее по-своему. По всей вероятности, обладательница ее была царицей восемнадцатой династии, судя по работе. Вы сами видите – о царственном сане ее достаточно свидетельствует сломанный уреус. Поезжайте в Египет, если хотите изучить этот маленький шедевр в оригинале. Чудесная вещица – одна из самых красивых головок, какие были найдены в Египте. Ну, мне пора. Прощайте.
И он мелкими шажками побежал по длинной галерее.
Смит не знал, что такое уреус, но не решился задержать заведующего расспросами. Он поднялся на второй этаж и начал разглядывать мумии и украшения. Ему как-то обидно было думать, что обладательница этой прелестной, манящей к себе головки давным-давно, еще до наступления христианской веры, была уже мумией.
Он вернулся в скульптурную галерею и любовался гипсовой головкой до тех пор, пока один из рабочих не сказал товарищу, что не мешало бы этому господину для разнообразия посмотреть на живую женщину.
Смит сконфузился и ушел.
По пути домой он зашел в книжный магазин и велел прислать все лучшее, что написано о Египте. Когда два дня спустя в комнату его внесли огромный ящик и с ним счет на тридцать восемь фунтов, он был несколько раздосадован. Однако добросовестно прочел все эти книги и за три месяца весьма недурно изучил Древний Египет и даже стал немного разбираться в иероглифах.
В январе, то есть на исходе этих трех месяцев, Смит удивил дирекцию прошением об отпуске на два с половиной месяца – до сих пор он довольствовался двумя неделями отдыха в год. На их расспросы он ответил, что у него запущенный бронхит и что доктора советуют ему пожить в Египте.
– Превосходный совет, – сказал директор, – но я боюсь, что это будет вам не по карману. Там, в Египте, человека норовят ободрать как липку.
– Я знаю, – был ответ, – но у меня есть кое-какие сбережения, а мне ведь, кроме себя, тратить больше не на кого.
Таким образом, Смит попал в Египет и увидал оригинал восхитившей его головки и тысячу других, не менее очаровательных. Но этим он не ограничился. Присоединившись к группе египтологов, производивших раскопки вблизи древних Фив, – те, разумеется, только обрадовались участию интеллигента, – он целый месяц вместе с ними усердно копал, но ничего особенного не нашел.
Лишь года два спустя он сделал свое великое открытие, известное под именем гробницы Смита. Здесь нужно заметить, что состояние его здоровья настолько ухудшилось, что требовало ежегодных поездок в Египет, так, по крайней мере, полагали директора банка. А так как Смит не требовал летнего отпуска и всегда готов был поработать за товарища или сверхурочно, то в отпуске ему не отказывали, и каждую зиму он отправлялся на Восток.
В эту третью свою поездку в Египет Смит добился от директора музея древностей в Каире разрешения производить раскопки на свой страх и риск за свой счет. Разрешение это было дано на обычных условиях, а именно: что отдел древностей вправе будет взять из найденных им предметов любые, а при желании – и все.
Устроив все это, Смит провел несколько дней в Каирском музее и ночным поездом выехал в Луксор, где его уже дожидался подрядчик, бывший переводчик Магомет, с нанятыми им рабочими – феллахами. Их было всего сорок человек, так как раскопки предполагалось вести в ограниченном масштабе. Смит ассигновал на эту затею не более трехсот фунтов, а на эти деньги в Египте не разгуляешься.
В прошлый свой приезд Смит уже наметил место для раскопок – дикое, запущенное кладбище близ храма Медянет – Хабу, известное под именем Долины Цариц в старых Фивах. Здесь, отдаленные от усыпальниц их царственных супругов промежуточным холмом, были преданы земле несколько величайших цариц Египта: их-то могилы и хотелось обследовать Смиту. Он знал, что некоторые из них еще не открыты. Говорят, счастье благоприятствует смелому. Кто знает? Может быть, ему и посчастливится найти могилу неведомой красавицы-царицы, лицо которой неотступно стояло перед ним уже три года.
Около месяца его рабочие копали, ничего не находя. Выбранное Смитом место действительно оказалось входом в гробницу. Но это выяснилось лишь через двадцать пять дней. Войдя в пещеру, Смит был разочарован. Или царица, найдя себе здесь успокоение, умерла очень молодой, и ее не постеснялись похоронить где попало; или же это только преддверие, а не сама гробница, или, наконец, стены оказались непригодными для скульптурных изображений, какие обыкновенно находят в египетских усыпальницах.
Смит все-таки решил продолжать раскопки, роя пробные ямы и траншеи в различных местах, но по-прежнему ничего не находя. Две трети времени и денег, которыми он располагал, были уже затрачены напрасно, прежде чем счастье улыбнулось ему.
Однажды под вечер, возвращаясь домой после бесплодно проведенного рабочего дня, он заприметил небольшую пещеру на склоне холма, полузасыпанную камнем и песком. Такие пещеры здесь встречались на каждом шагу, и эта не сулила ничего большего, чем другие, уже исследованные. Однако почему-то именно эта пещера привлекла внимание Смита. Он уныло прошел мимо нее, но потом вернулся,
