– За мной! – обернулся он у самого трапа.
За ним последовали почти все…
Но его опасения были напрасны. Второй отряд отлично справился с задачей. Да и повезло им куда больше. Матросы почти не оказали сопротивления.
– Вот только Али – мразь! – сплюнул на палубу Николо. – Двоих наших зарубил.
Томас понимающе кивнул. Здоровяк Али мог бы устроить и не такое…
– Вы его?
– Да вот, – обернулся Николо, – спасибо Христопулус сообразил. Бросил в его морду светильник с маслом… ну и мы уж не сплоховали, пока он крутился, как угорь на сковородке.
– Отлично. А капитан? – спросил Томас.
– Шлюпка! Они уходят… – прокричал кто-то, стоящий у борта.
Все кинулись на голос. Один из рабов перегнувшись через борт, указывал рукой во мрак ночи.
– Какая шлюпка?
– Я вам точно говорю! Вон-вон…
– Ничего не видно.
– Тихо! Заткнитесь все!
– Да. Слышу – уключины.
– Капитана нет. – Это вернулся Николо. Видать, успел сбегать и проверить. – И его жены нет и той женщины тоже…
– Вот черт, – Томас крепко приложился кулаком к борту судна.
* * *
Бывшие рабы, завладевшие кораблем, встретили рассвет на верхней палубе в жарких дискуссиях. Вопрос на повестке дня стоял всего один, но зато жизненно важный – куда плыть?
Вернее, изначально вопросов было два. Но первый, кто будет капитаном, решился почти моментально. Поскольку никто кроме Томаса Свифта не разбирался в навигации, то остальные кандидатуры даже не выдвигались. Вернее, была одна – голландец Питер, но после того, как Альберт показал ему свой увесистый кулак, кандидатура взяла самоотвод. На что немец коротко заметил:
– Gut, – и очень по-доброму посмотрел на голландца.
Жаркие споры разгорелись именно из-за пункта назначения. Команда подобралась самая что ни на есть интернациональная и, разумеется, тут же образовались союзы именно по этому признаку. Французы, англичане, голландцы, немцы, итальянцы почти из всех королевств полуострова, несколько греков и испанцев, тройка славян, парочка арабов и даже один африканец – все они мечтали поскорее вернуться домой. И непременно к родным берегам. Горше всех пришлось африканцу и арабам, ибо их дом хоть и был рядом, но они, увы, находились в подавляющем меньшинстве. И при любом раскладе их голоса ничего не значили. И выбор у них был небогатый. Или со всеми, или домой вплавь. Но плавать бедолаги не умели, посему, организовав мусульманский клан, они уселись у мачты и с интересом наблюдали, куда их занесет причуда судьбы. Или, если верить Корану – воля Всевышнего. Пребывая в меньшинстве, они с детской наивностью прислушивались к ругани на палубе, ибо из всего сказанного сами не понимали ни слова. Они могли только догадываться о смысле сказанного, хотя это не мешало им время от времени делиться друг с другом какими-то замечаниями. Надо отметить, что языковой барьер возник не только у них. Многие не понимали своих оппонентов, или понимали от силы наполовину. Нашелся кое-кто способный перевести с одного языка на другой. Но пока он пытался донести до товарищей суть сказанного, речь уже шла о другом или третьем. Все это совершеннейшим образом запутывало ситуацию. И в довершении всего, этот чисто географический спор перешел границы разумного и неожиданно уткнулся в непробиваемую стену религиозных противоречий. Протестанты и иже с ними, коих принято было именовать еретиками, ни в какую не желали высаживаться на католические берега. А если принять во внимание, что почти все досягаемые берега находились в лоне Святой Римской Католической Церкви, то выбор казался очевидным. Но это только на первый взгляд, ибо католиков и еретиков оказалось почти поровну. Спор уже грозил перерасти в вооруженный конфликт, и тут слово взял Томас Свифт. Вернее сказать – потребовал. Он разрядил в воздух сразу два пистолета, вскочил на три ступени вверх по трапу и произнес:
– Послушайте, что я вам скажу. Мы кинем жребий!
Глава 14
– Подумать только, я почти забыла, как это может быть чудесно, – Ирис стояла на верхней палубе «Синего цветка», рассекавшего мощным форштевнем шелковую поверхность воды, и глубоко, с наслаждением, дышала. Небо было изумительно ясным, несмотря на зловещую репутацию этих мест. От Дика Ирис уже знала, что моряки не любят эти воды именно потому, что здешней погоде нельзя доверять: в одно мгновение легкий попутный бриз мог смениться жестокой бурей, и предугадать ее не было никакой возможности.
Впрочем, для рыбаков здесь был истинный рай. С незапамятных времен в этих водах промышляли анчоусами и камбалой, добывали сельдевых акул. Рыбный промысел был самым стабильным источником дохода – и самым опасным. Бывало в охоте за «живым серебром» гибли целые флотилии рыбачьих лодок.
Нелегко приходилось и торговцам. Но тех, кроме вошедших в страшные легенды штормов, подстерегала иная опасность. Порты христианского мира были закрыты для мусульман, и это вызывало вполне законную неприязнь беев и деев. Выражалось это не слишком светлое, но обоюдное чувство преимущественно в пиратстве. Берберы славились своей способностью появляться где угодно. Обычно они пренебрегали пушечной дуэлью, так как в вооружении легкие шекки не могли соперничать с тяжелыми испанскими галеонами. Но их необыкновенная маневренность, а так же многочисленность абордажных команд и дикая их ярость, помноженная на религиозный фанатизм и пренебрежение к смерти, – все это не сулило ничего хорошего христианскому кораблю, отбившемуся от каравана. А это случалось довольно часто именно потому, что шторма были делом обычным.
Как правило, берберы не покушались на сами корабли. После короткой, но кровопролитной схватки, если Аллах был к ним милостив и даровал победу, они опустошали трюмы от груза: сколько могли принять, сгоняли оставшихся в живых матросов и, учинив им беглый осмотр, самых сильных тотчас забивали в колодки. Им предстояло до самой смерти гнуть спины либо на веслах, либо где-нибудь в поле. Оставшихся предоставляли их судьбе, и, пробив днище захваченного корабля для верности в нескольких местах, удирали так стремительно, как это и подобает шакалам.
Подобное положение могло бы задушить коммерцию в этих водах: конвой был ненадежен, риск велик, цена товаров росла пропорционально риску, а значит, торговля становилась невыгодной. Но нет такой напасти, которую бы не преодолел цепкий ум коммерсанта в погоне за лишней монетой. Через некоторое время выход был найден. Торговцы, объединенные в крупные компании, заключали договора с берберскими пиратами и, уплатив им дань (как говорили беи), или компенсацию за охрану (как предпочитали выражаться торговцы), получали охранный «фирман» с печатью либо самого султана, либо одного из высокопоставленных чиновников. Печать гарантировала им неприкосновенность и даже некоторую защиту «законопослушных» пиратов против тех, для кого никакие законы были не писаны, в том числе и арабской вязью, а таких вполне хватало и среди подданных султана.
