— И что вы сделали?
Кампманн пожал нетравмированным плечом.
— Ничего. Я подумал, что Сюзанна вновь успокоится, если Изабель окажется в Аргентине.
— Так вы знали об этом?
— Да, — подтвердил Кампманн. — Изабель сказала мне, что замужество с сыном Дёринга — это шанс в ее жизни. Он очень богат и сможет дать ей все, о чем она только мечтала. Она даже предложила мне поехать вместе с ней в Аргентину. В таком огромном имении для меня точно нашлась бы какая-нибудь работа.
— И для вас вообще ничего не значил тот факт, что Изабель хотела выйти замуж за другого человека? — спросил Боденштайн. — У меня создалось впечатление, что она имела для вас существенное значение.
Кампманн поднял глаза и пристально посмотрел на Боденштайна. Его глаза налились кровью и сильно блестели.
— Я ее любил, — ответил он. — Она мне во многом помогла и, в отличие от других, никогда не давила на меня. Я с удовольствием проводил с ней время, но не более того. Как женщина, она требовала слишком большого напряжения.
— Зачем вы в субботу еще раз приезжали к ней? — поинтересовался Боденштайн.
— Я отдал ей деньги, которые был ей должен, — прошептал Кампманн, — и хотел убедить ее не ехать в Аргентину, так как опасался, что там ее убьют.
— Почему?
— У нее были эти фотографии, которыми она собиралась шантажировать Марианну Ягоду. Я умолял ее этого не делать, но она была твердо убеждена в том, что Ягода даст ей за эти фотографии двести пятьдесят тысяч евро, а потом намеревалась оставить ее в покое.
— Изабель шантажировала Марианну Ягода? — спросил Боденштайн.
— Да, — кивнул Кампманн. — Каким-то образом она выяснила, что родители Марианны погибли в результате не несчастного случая, а поджога. Она завладела фотографиями, с помощью которых якобы могла это доказать, и отправилась к Ягоде. Та пообещала ей денег. Но я был совершенно уверен, что в действительности она и не собиралась давать Изабель деньги.
Боденштайн и Пия обменялись взглядами. Если это было правдой, лгала Марианна.
— Что в действительности произошло двадцать седьмого августа? — спросил Боденштайн.
Инструктор на мгновение закрыл глаза, затем снова открыл их и начал говорить.
— Когда я в обед приехал домой, — сказал он сдавленным голосом, — моя жена набросилась на меня, как фурия. Она знала, что я был у Изабель, и обругала меня, затем, взбешенная, уехала. Вечером в конюшню приехала Изабель. Она хотела поговорить со своим мужем, но тот не обращал на нее никакого внимания. Тогда она попыталась найти Дёринга. Я сказал ей, что у меня нехорошие предчувствия и она ни в коем случае не должна встречаться с Марианной. Но она возразила, заявив, что, прежде чем улететь на следующее утро в Буэнос-Айрес, должна получить еще обещанные деньги. Тогда я решил поехать за ней следом, так как по-настоящему за нее боялся. Марианна Ягода — не та женщина, которая позволит себя шантажировать.
Кампманн сделал паузу. Ему потребовалось некоторое время, прежде чем он продолжил свой рассказ.
— Итак, я поехал в Руппертсхайн и поднялся в квартиру Изабель. Она накричала на меня, сказала, что ей нужны деньги, а я ей все испорчу. — Мужчина опять вздохнул. — Неожиданно в квартире появились Кароль и Ягода. Тогда мне стало ясно, что я оказался прав, высказывая свои опасения.
Голос инструктора затих, он боролся со слезами. Его ввалившееся лицо окаменело. Впервые с тех пор, как Боденштайн узнал Кампманна, он был убежден, что тот говорит правду.
— Я испугался, — прошептал он. — Кароль набросился на Изабель. Она кричала, чтобы я ей помог, но… но я этого не сделал. Я просто стоял и смотрел, как он ее убивает. Ягода сказала, что знает все обо мне и Изабель. Если… если я буду в дальнейшем вести себя как немецкая овчарка, со мной ничего не случится.
— Как немецкая овчарка? — удивленно переспросила Пия.
— Держать язык за зубами и слушаться.
Роберт глубоко вздохнул.
— Кароль сделал Изабель инъекцию, — продолжил он потом, — Ягода наблюдала. Затем она сказала, что должна уйти, а мне нужно помочь Каролю обыскать квартиру, а затем все тщательно убрать. И если я хоть слово скажу про то, что здесь видел, со мной случится то же, что и с Изабель. В этом я ни секунды не сомневался. Что мне оставалось делать? Изабель была мертва.
На какой-то момент в больничной палате воцарилась тишина. Кампманн тяжело дышал. Воспоминание о том субботнем вечере, казалось, было для него тяжким бременем.
— Что происходило потом? — спросил Боденштайн безжалостно.
— Мы убрали квартиру. Изабель облегчила им задачу: приготовившись к отъезду на следующий день, она уже упаковала все вещи в чемодан. Кароль завернул труп Изабель в пленку и отнес в подземный гараж… — Голос Кампманна дрожал. — Он положил ее в багажник ее же автомобиля. Я должен был следить, чтобы никто не застал его за этим занятием. Кароль заставил меня отогнать «Порше» на парковочную площадку, которая находилась поблизости. Там он освободил труп Изабель от пленки, положил ей в карман брюк ключи от машины, перекинул ее, как мешок, через плечо и понес на башню. Потом сбросил ее вниз.
— А что делали вы в это время? — спросила Пия. — Вы ведь могли сбежать.
— Я попытался. — Кампманн засмеялся, но в его смехе слышалась горечь. — Кароль догнал меня и ударил бейсбольной битой. Из-за этого синяк под глазом. С тех пор я боюсь за свою жизнь. Потом мы пошли пешком назад к «Цаубербергу» и поехали на моей машине домой. Я выпил две бутылки красного вина, чтобы хоть как-то привести в порядок свои нервы. Вот и все.
— Вы ему верите? — спросила Пия своего шефа, когда они немного погодя шли по длинному коридору к выходу больницы.
— Да, я думаю, что так все и происходило, — задумчиво кивнул Боденштайн. — Марианна Ягода ненавидела Изабель. Кроме того, она могла опасаться, что раскроется дело с убийством ее родителей, о котором она, вполне вероятно, знала. Марианна заплатила Каролю за убийство Изабель.
— Но откуда у нее пентобарбитал? Его не так просто приобрести в аптеке.
— Это нам еще предстоит узнать. — Боденштайн пожал плечами и застонал, потому что даже это движение причинило ему боль.
— Что с вами? — озабоченно спросила Пия.
— У меня сплошные ушибы.
Оливер нажал кнопку лифта и стал размышлять, надо ли ему рассказывать своей коллеге о неловком случае в больнице Бад-Зодена. Дверь лифта сдвинулась в сторону, Боденштайн пропустил Пию и посмотрел на нее.
— Если вы поклянетесь, что об этом не узнает ни одна живая душа, то я расскажу вам об одном из самых неприятных событий в моей жизни.
Пия с удивлением посмотрела на него и подняла руку для клятвы.
— Я клянусь, — заверила она торжественно.
Лифт остановился на первом этаже. Больничный холл был пуст, только в регистратуре сидел молодой человек, который скучал, отбывая ночное дежурство.
— Пойдемте куда-нибудь перекусим, — сказал Боденштайн. — Тогда я смогу рассказать вам это во всех подробностях. Но не забудьте вашу клятву!
Суббота, 10 сентября 2005 года
За окном стояла непроглядная тьма, когда Боденштайн внезапно проснулся в жутком испуге. Его сердце бешено колотилось. Дождь глухо барабанил в косое окно мансарды в лоджии, примыкавшей к его спальне. После того как Оливер накануне чуть за полночь приехал домой, он еще поговорил по телефону с Тордис. Со злорадным смехом та рассказывала ему о неожиданном массовом выезде клиентов из «Гут Вальдхоф» накануне. Вскоре после этого позвонила Козима из аэропорта Буэнос-Айреса. Она сообщила, что ей удалось разузнать о Филиппе Дёринге, он же Фелипе Дуранго. У молодого человека были серьезные амбиции: на своей новой родине он собрался заниматься политикой и баллотировался на пост губернатора района, в котором находилось его имение. Очевидно, Филипп предполагал, что брак с красивой молодой женщиной повысит его авторитет и серьезность. После разговора с женой Боденштайн, совершенно измотанный событиями дня, провалился в глубокий сон — и вдруг резко проснулся. Электронный будильник показывал начало пятого утра. Оливер попытался понять, что его разбудило. Неожиданно его осенила мысль. Он выпрямился и попытался найти свой телефон. Потом нажал клавишу повторного набора. Прошла пара секунд, и раздался голос Тордис.
— Извините, если я вас разбудил, — тихо проговорил Боденштайн, — но мне тут кое-что пришло в голову.
— Который сейчас час? — спросила девушка заспанным голосом.
— Десять минут пятого, — ответил Боденштайн. — Но вы же сказали, что вам для сна требуется всего часа три.
— Ха-ха, — невнятно пробормотала Тордис. — Так что же случилось?
— Вы ведь видели Марианну Ягоду в четверг во второй половине дня в доме Кампманна, не так ли?
— Что? — Она казалась рассеянной. — Когда?
