– У меня политические требования.
– Чего? – удивленно спросил Макс.
– Это значит, что я хочу влезть в систему.
– Я тебя не понимаю, а когда я не понимаю чего-нибудь, я злюсь, а когда я злюсь…
– Ладно, рассказываю. Я хочу вернуться в отдел по расследованию убийств, – Ева загнула мизинец, – второе, я хочу знать имя человека из органов, который вытащил милиционера Слоника из провинции и послал на дело в первый раз. И третье, – имя человека, который заказал побег.
– Все? – ошарашенно спросил Макс.
– Пока все.
Макс запыхтел и достал откуда-то из-под себя маленький магнитофон, уложил его между ляжками. Потом покопался в кармане огромных штанов и осторожно поднес к уху телефон, нажав ногтем кнопки.
Ничего не говоря, он взял магнитофон и приставил его к мембране телефона. Через несколько секунд в трубке возмущенно забулькало, Макс послушал, уставился на магнитофон и перемотал пленку. Опять приставил его к телефону. Выждал несколько минут. Послушал телефон. Отложил ненавистные хрупкие предметы и одобрительно посмотрел на Еву.
– Ты получишь что хочешь, но насчет информации о заказчике – это под вопросом. Это зависит от того, в каком виде мы получим Слоника. Ну, где он?
– Сначала вы выполните мои требования, и в течение суток Слоник будет у вас или я назову место, где он находится.
Макс удивился и рассердился одновременно.
– Это ты зря, – хмуро сказал он, – скажи, где Слоник, и я, так и быть, не буду с тобой ужинать.
– Сначала моя должность и информация. Звони.
– Чего мне звонить, я на этот счет уже получил все инструкции. Будешь говорить?
Ева молчала, разглядывая приборы на металлическом столе.
Макс вздохнул, встал со стула и подошел к столу. Одна часть стола откидывалась, как крышка у парты, а потом и вовсе снималась с петель. Макс привычно отставил ее в сторону, а под дырку поставил на пол пластмассовый поднос. Аккуратно сложил инструменты, принес две тарелки и две серебряные ложки с очень длинными ручками в виде тонко переплетенной проволоки. Поставил со столика на колесах два тонких стакана, налил желтое вино и, довольный, оглядел стол.
– Готово, – сказал он Еве, кивая на стол. – Присаживайся поближе, сейчас приведу ужин.
Ева, не понимая, смотрела, как очень большой Макс прошел к одному из уютных уголков и вывел оттуда за руку небольшого ребенка, плохо справляющегося со своими ногами. Ребенок смотрел перед собой бессмысленно, открыв рот и пуская слюну. Ужас холодными лягушачьими лапками провел у Евы по спине.
– Ты! Ты же говорил, что мы одни! – Ева не могла отвести глаз от лица ребенка, ребенок услышал ее голос, нашел глазами лицо Евы и уставился в него так же бессмысленно.
– Так это же ужин! – Макс подвел ребенка к столу, примерил его и стал подкручивать ножки у стола, поднимая его до уровня шеи ребенка.
Потом Макс легко поднял ребенка и поставил его на поднос. Прикрепил снятую часть стола, голова ребенка теперь находилась как раз в вырезе. Ребенок переступал ногами, треща пластмассой.
– Я советую приступить побыстрей, по опыту знаю, что они начинают пугаться и портят весь ужин. – Макс поднес поближе свой стул и показал жестом радушного хозяина на место напротив себя.
«Это сон, – сказала себе Ева. – Не надо бояться, я не боюсь, это только сон…»
– Что будем есть? – спросила она как во сне.
– Мозги, – ответил Макс, любуясь головой в столе. – Только сначала надо немного побрить. Иногда я ем и так, но этот уж очень спокоен, успею побрить.
– Ты – людоед? – спросила Ева плохо двигающимися губами.
– Какая разница, – откликнулся Макс, ласково обривая опасной бритвой верх головы мальчика. Мальчик водил глазами по кругу и трогал столешницу руками снизу. – Я такое в кино видел, только там обезьяну ели, но в ресторане! Понимают люди толк в еде. Надо есть все, когда оно еще живое, через полчаса это уже мертвечина, ее есть нельзя… Вот так… Еще чуть-чуть, теперь уберем все. – Макс аккуратно щеткой сметал волосы со стола, любуясь своей работой. – Опять же, поднос… Тоже необходим. Когда это… умирает, кое-что вытекает, я человек чистоплотный. Я – в каком-то смысле даже санитар. Ведь это не человек, понимаешь? Ты садись, сейчас приступим.
– Нет, – сказала Ева, схватив себя за волосы на висках. – Не делай этого, я все скажу… Я клянусь, – она упала на колени и поползла. – Как только ты отпустишь его… Как только ты его отпустишь… Клянусь, честное слово, отпусти!!
– Нет, так не пойдет. Я должен поужинать.
– Тогда жри, подавись! Но я ничего не скажу.
Макс задумчиво осмотрел обритую голову, вздохнул и стал откреплять крышки стола.
Ребенок выполз на четвереньках из-под стола и разглядывал Еву завороженно, пуская слюну.
– Говори, – Макс обиженно сопел.
– Пусть он выйдет.
– Говори. Я же тебе верю. Если я его отпустил, сегодня я его не съем, так и быть.
– Пусть он выйдет! – Ева подползла совсем близко в Максу и смотрела снизу на огромную гору, расплывшуюся над ней на стуле.
Макс с досадой достал пульт и нажал кнопки. Он вывел ребенка за руку в темный ангар и оглянулся на Еву.
– Заберешь его, когда все скажешь. Говори.
– Я убила Слоника. Он в больничном морге, больница тридцать один. Все.
Она, все еще сидя на полу, смотрела, как Макс усаживается на стул и наливает себе вина. Ее тошнило и трясло.
– Все, значит, – Макс вертел тонкий бокал в огромной руке.
Ева осторожно встала и подошла к нему сзади.
– Я его задушила, – прошептала Ева. – Ты не поверишь, он почти не сопротивлялся.
– Так бывает! – согласился Макс, не поворачиваясь. – Человек иногда чует свой конец и не противится. Вот так. А ты думала, я тебя пытать буду, бить, да? Я очень мирный человек, видишь, я тебя пальцем не тронул. Выключи магнитофон, – Макс показал рукой в сторону кресла, из-за которого привел ребенка, и в это время повернул голову за движением руки.
Тогда Ева сильно и даже ласково обхватила его голову правой рукой, левой помогая продолжить поворот. Она почувствовала внутренним сгибом руки потную кожу на лбу Макса.
Макс сначала ухмыльнулся, потом почувствовал, как ее пальцы больно захватили его ухо. Он отбросил бокал, судорожно дернув рукой.
Ева напряглась вся, задрожали ноги, изогнулась назад спина. Она выдохнула и резким движением дернула голову Макса еще дальше в сторону и одновременно на себя, назад. Пальцы левой руки почувствовали странные мягкие складки чуть ниже затылка. Ева растопырила их как можно шире и сделала последний резкий рывок вправо и назад. Она успела вспомнить твердую голову Волкова на тренировках, она увидела выпученные красные глаза задохнувшегося Макса, прежде чем в огромном помещении стало тихо-тихо.
Макс тушей расплылся в большом резном стуле с подлокотниками, из открытого рта на подбородок потекла слюна.
Ева заставила себя быстро подойти к креслу и грохнуть магнитофоном об пол. Только потом она судорожно, со всхлипыванием, вздохнула и завыла, плача и зажимая рот рукой.
Взяв первую попавшуюся бутылку, она глотнула из горлышка, закашлялась и пошла к двери.
Дверь была закрыта. Ева подергала ее, с ужасом разглядывая пластинку с кнопками-цифрами. Можно будет просидеть не один день, подбирая код.
– Все, соберись, ты его уничтожила. Нет, посмотри, иди и посмотри! Он может быть в обмороке? Не может! – Ева разговаривала сама с собой вслух. – Не может, ты слышала хруст! Но ведь он не человек. Иди и проверь. Потому что он тебя сожрет, если еще жив.
Ева подошла сзади и потрогала артерию на шее. И сразу же вспомнила, как он только что открывал дверь.
Она с отвращением залезла в карман Макса и вытащила пульт.
Стала нажимать кнопки лихорадочно, выключая и включая свет, музыку, телевизоры, кондиционер, наконец, щелкнула дверь.
– Я свободна! – сказала она и только тут почувствовала всю себя: все еще напряженную спину, странно сжатые ноги – и поняла, что ей надо немедленно в туалет. – Машины… там стояли машины. Вывести ребенка. Куда же я его дену, господи?! Где у этого придурка туалет? Работает ли пульт на вторую дверь, из ангара? Если нет – пробьет ее машина или нет? Да где же этот туалет, черт его побери!
И Ева, быстро расстегнув брюки, присела возле одного из кресел в уютном уголке.
Она вышла в плохо освещенный ангар. Дрожь не проходила.
– Эй! – позвала она неуверенно. – Эй, мальчик, ты где?
Тишина, а потом она разглядела слабое шевеление в одной из машин. Она радостно подошла к машине и увидела наставленное на нее дуло пистолета. На заднем сиденье сидели двое очень южных мужчин уже немолодого возраста. Они плохо говорили по-русски, потом оказалось, что они были турками, а не чеченцами, как подумала Ева в первый момент. Она села в машину, один из турок, улыбаясь, разглядывал ее удивленно и восхищенно, наставив пистолет, а второй сходил в «комнату отдыха». Там он нашел разбитый магнитофон и забрал оттуда пленку.
