– Ну, вроде бы, пронесло…
Ни он, ни Патрик не могли даже предполагать, что их бегство было снято полицейским оператором на видеокамеру…
В тот день Патрик вернулся домой поздно, когда дети уже спали.
Не раздеваясь, он прошел на кухню и, открыв холодильник, извлек оттуда бутылку рома. Налив себе полный стакан, О'Хара залпом выпил его – по телу сразу же побежало приятное тепло, напряжение, накопившееся за этот страшный день, начало понемногу спадать.
Он сбросил куртку, разулся и, сунув ноги в теплые тапочки (рождественский подарок покойной Джулии), вошел в комнату.
Сев перед телевизором, он щелкнул кнопкой дистанционного управления.
На экране появился диктор.
– Сегодня утром была предпринята очередная попытка обстрела полицейского патруля, – бесстрастным голосом говорил тот, – вне всякого сомнения, стреляли боевики, снайперы-террористы из Ирландской Республиканской Армии.
Патрик насторожился и усилил звук. Диктор продолжал:
– Террористы открыли огонь с крыши нежилого дома. К сожалению, им удалось скрыться, однако полицейский оператор запечатлел их на пленке.
После этих слов на экране появилось немного расплывчатое изображение двух бегущих фигурок – самого Патрика и его брата Стива.
У старшего О'Хары похолодело внутри.
Диктор продолжал:
– Полиция выражает твердую уверенность, что снайперы будут пойманы, обезврежены, и что суд воздаст им по заслугам, – голос звучал так обыденно, что у Патрика похолодело внутри; ведь это говорилось о нем и его брате, – описание их внешности и снимки, полученные после обработки видеопленки, уже разосланы по всем полицейским участкам Белфаста.
Он щелкнул кнопкой пульта – изображение на экране исчезло.
Некоторое время он сидел молча, не в силах пошевелиться…
Надо было что-то делать…
Легко сказать…
Но что?
Рука Патрика потянулась к телефону – ив это время раздался звонок.
Поднимать трубку или не поднимать?
Кто это может звонить – друг или… или враг?
Как ни странно, но за свои тридцать пять лет у Патрика почти не было врагов – если не считать, конечно, сестру Джулии Антонию.
Наконец, поборов в себе естественную робость, О'Хара взял трубку и дрогнувшим голосом произнес:
– Слушаю…
С той стороны провода послышался взволнованный голос Стива:
– Ты смотрел новости по телевизору?
– Да, – ответил Патрик.
– Ну, и что скажешь? О'Хара вздохнул.
– Не знаю…
Они долго обсуждали, что им предпринять в столь непростой ситуации, пока не сошлись на мысли, показавшейся им самой правильной: несколько дней не выходить из дому, одежду, в которой их запечатлела полицейская камера, уничтожить, и постараться как-нибудь изменить внешность – например, отрастить бороду.
– А если на нас покажут соседи или знакомые? – усомнился Патрик.
– Не покажут, – ответил Стив окрепшим голосом. – Не бойся.
– Почему? – напряженно спросил Патрик. – Почему ты так уверен?
– Хотел бы я видеть ирландца, который бы донес англичанам на своего соседа.
Эти слова брата прозвучали очень правдоподобно, и потому успокоили Патрика.
В ту ночь Патрик долго ворочался с боку на бок – несмотря на принятый алкоголь, он так и не смог заснуть.
Накинув халат, он прошел на кухню и, поставив перед собой стакан с ромом, долго смотрел в пространство.
Неожиданно скрипнула дверь – Патрик резко поднял голову.
– Папа, – послышался голос его сына, Уолтера, – а почему ты не спишь?
Патрик как-то вяло улыбнулся и ничего не ответил.
– У тебя что-то болит?
Загораживая корпусом стол, О'Хара спрятал стакан с недопитым ромом и, стараясь не дышать в сторону сына, ответил:
– Нет, все хорошо.
– У тебя очень утомленный вид.
Тот развел руками.
– Работаю…
Разумеется, Патрик ни словом не обмолвился сыну и дочери о своем новом занятии – он говорил, что нашел хорошо оплачиваемую временную работу.
– Работаешь?
– А что еще остается делать?
Подойдя к столу, Уолтер сел рядом.
– А почему ты не спишь?
Старший О'Хара смущенно улыбнулся.
– Не знаю…
– Бессонница?
– Ну да…
С минуту помолчав, Уолтер задал отцу вопрос, от которого тот в ужасе отшатнулся:
– Папа, скажи, а что это такое – ирландский терроризм?
Тот отпрянул.
– Где ты слышал эти слова?
Голос Патрика прозвучал напряженно, и это немного смутило мальчика.
– По телевизору. А что?
– Когда – сегодня вечером? – спросил Патрик, понимая, что кадры с изображением его и Стива могли за вечер несколько раз показываться в криминальной хронике.
Тот отрицательно покачал головой.
– Нет, днем, в теледебатах…
– И что же там говорили об ирландском терроризме? – спросил О'Хара.
Уолтер ответил немного сконфуженно:
– Что это очень плохо… Папа, ты ведь и сам прекрасно знаешь, что англичане говорят по этому поводу… – сын внимательно посмотрел на отца и вновь спросил: – я вот слушал, слушал, и никак не мог понять: что же это такое?
– Ирландский терроризм, сынок, – медленно произнес Патрик, – это такая вещь, когда ирландцы борются за свободу своей родины… За Ирландию для ирландцев, а не для англичан… Понимаешь?
– Значит, это хорошо?
– Что – хорошо?
– Ну, терроризм… – пояснил Уолтер, пытливо глядя на отца.
Ничего не ответив, Патрик поцеловал сына на ночь и произнес:
– Спокойной ночи…
После чего отправился спать.
Несколько дней Патрик не выходил из дому – даже в ближайший магазин.
За покупками в супермаркет он отправлял детей, а сам по три раза в день подходил к зеркалу, чтобы посмотреть, как отрастает у него борода.
Иногда ему звонил Стив, чтобы справиться, как идут дела.
По негласному уговору они больше ни словом не обмолвились о тех событиях, и только по недомолвкам, недоговоренностям младшего брата Патрик понял, что тот до сих смертельно напуган произошедшим.
Патрик уже начал было понемногу успокаиваться, когда к нему неожиданно приехала Антония.
И теперь, когда у него появились немалые деньги, Антония, будто бы ничего не замечая, продолжала настаивать на том, чтобы Уолтер и Молли были отданы ей – она по-прежнему говорила, что положение Патрика нестабильно, что он вряд ли сможет по-человечески обеспечивать семью всем необходимым.
Вот и сегодня, едва появившись в доме О'Хары, она с порога спросила:
– Ну, нашел ты работу?
Патрик, пощипывая себя за бородку, которая отросла у него за эту неделю, усмехнулся.
– Я ведь тебе уже столько раз объяснял…
Усевшись в кресло, сестра покойной жены недовольно поморщилась.
