— А вдруг этот притворялся другом?
— Да замолчите вы! — прикрикнула я на друзей. — Отвернул на мгновение голову, и тогда тот и обрушил на его голову горшок. Удар пришелся по затылку?
— Не совсем. Немного сбоку. Горшок вдребезги, и тогда тот взялся за секатор. Пырнул несколько раз. Мой друг фотограф сделал очень четкие снимки, последний удар нанесен уже по лежащему на полу. Но ногами брата он не пинал.
— Хеня бы непременно пнул! — не выдержал до сих пор молчавший пан Ришард.
А Малгося сделала критическое замечание по этому поводу:
— Странно, что не пинал. Ведь считается, действовал в какой-то бешеной ярости. И я тоже думаю, что Хеня напозволял бы себе больше.
— Куда ж еще! — вздохнул пан Ришард. — И без того намолочено немало…
— О боже! — тихонько простонала Юлита.
Я не поддавалась чувствам.
— Что ж, я это так понимаю. Они сразу уяснили картину убийства, и принялись у всех рассматривать секаторы. Надеялись, что кто-то оставил свой секатор на месте преступления, а если у кого обнаруживался новехонький — брали на заметку, значит, старый оставил при трупе. К счастью, все мои секаторы уже поработали немало.
— Тогда это тем более не Хеня, — пришел к выводу пан Ришард. — Парень никогда не имел дела с секаторами, уж скорее он бы действовал французским ключом, домкратом или обычным ножом. И откуда у него горшок с цветком? Нет, это не он, ни в коем случае не он!
Мы все поддержали его мнение. И тут я опять вспомнила, что мы ищем не преступника, а зажигалку.
— Мне кажется, вы напрасно донесли на Пасечников, — озабоченно заметила я Собеславу. — Вот сейчас полиция примется за них, а мне хотелось первой побывать у них в доме, еще до полиции. Все говорит о том, что только туда могла попасть моя зажигалка, ведь Пасечники знали Вивьен, значит, должны были знать и Бригиду Майхшицкую, может, именно для нее…
Коллеги меня поняли и признали возможность такой версии. Собеслав сказал, что жертвует собой, а в этом ему взялась помогать Юлита. Они как-нибудь проникнут в дом Пасечников, вот только надо узнать, не вернулись ли они уже вообще домой.
Сосиски в хреновом соусе были съедены без остатка, а я так и не успела объяснить Юлите, кому же они приелись и надоели.
***
Ни секунды не раздумывая и даже не ожидая вопросов, Хеня признался, что кашне принадлежит ему.
— А это что? — возмущенно воскликнул он, входя в кабинет следователя и увидев на столе грязную тряпку. — Это мое. Что за холера с ним приключилась? Кто его так уделал? И где вы его нашли?
— А где вы его потеряли? — в тон ему спросил Вольницкий ну прямо ангельским голосом.
Хеня исподлобья угрюмо взглянул на представителя закона:
— Ха, если б я знал, где потерял, поехал бы поискать. В том-то и дело, что не знаю. А ведь был совсем новый шарфик.
— А когда?
— Что когда?
— Когда вы его потеряли?
— Люди подтвердят, что это мой! — предусмотрительно предупредил комиссара подозреваемый, видимо опасаясь, что ему вменят в вину присвоение чужой вещи. — Я его от пани Сельтерецкой получил на именины.
— Да я не сомневаюсь, что это ваша собственность. Я интересуюсь, когда именно вы его потеряли.
— А холера его знает. Я уже и сам думал над этим, старался вспомнить, получается, на прошлой неделе, где-то в середине недели. Потому как в четверг он у меня наверняка был, а в субботу вечером его уже не было.
Вольницкий потребовал поточнее описать все обстоятельства исчезновения кашне. Хеня охотно согласился, с одной стороны обрадованный тем, что шарфик нашелся, а с другой — очень недовольный тем, в каком жутком состоянии он оказался. И стал припоминать все события, имеющие отношение к пропаже. Итак, в среду он у него еще был, он его повязал на шею, когда отправился на встречу с Вандзей, на дискотеке они были, он очень Вандзе в шарфике понравился, поэтому в четверг, уходя, прихватил и шарфик, чтобы снова на шею повязать, если с ней встретится. А пока в карман сунул. Но с Вандзей не встретился. В пятницу он был страшно занят, пришлось много ездить, возможно, все это время шарфик был в кармане, на субботу они опять договорились о встрече, и он уже собирался украсить себя шарфиком, ан дудки! Полез в карман — нет, стал везде искать — не нашел. Значит, потерял его или в четверг, или в пятницу, хотя возможно, что и в субботу утром, потому что полдня ездил по стройкам Гвяздовского, возил разные вещи, и только потом освободился. Умылся, переоделся. Да, однажды этот шарфик уже у него выскальзывал из кармана, это еще в мастерской было, так тогда он это заметил и спрятал его подальше. Скользкий, гад! Когда? В четверг, утром. Он еще подумал, чтобы оставить его дома, но потом вылетело из головы. Простить себе этого не может. Ведь выглядит он так, словно свинья его сожрала да выплюнула. И даже хуже.
Искренняя привязанность к кашне била из парня ключом, а вот относительно других ответов Хени Вольницкий ни на грош ему не верил. Да ведь и то сказать, независимо от того, где кашне находилось, в кармане или на шее, найдено-то оно на месте преступления! Разумеется, его еще внимательно обследуют эксперты, кровь убитого и кофе Габриэлы легко установить. А как было бы хорошо, если бы еще этот молодой нахал чистосердечно признался в содеянном преступлении. Ладно, убийство совершено в аффекте, суд учтет, опять же он действовал будучи страстно влюбленным и жутко ревновал, пусть и скостят несколько лет срока. Главное, что убийца найден!
Совпадало все. Автомашина Гвяздовского, взята напрокат в мастерской Гваша. Ее видели на улице Пахоцкой. Хенрик, профессиональный шофер, связан с мастерской Гваша. Ключи взять — не проблема. Машину увел от дома Хмелевской, потом вернул на место… Ну да, это говорит о заранее продуманном плане, ничего, ловкие адвокаты подтянут под длительный аффект. Все совпадает, и у него есть наконец убийца! И он нашел его без Гурского!
Вольницкий не сознавал, что, в принципе, испытывает к Хенрику симпатию, и никогда бы и не признался в этом ни за что. Комиссар был знаком с Вандзей Сельтерецкой и не удивлялся, что из-за нее парень пошел на преступление. Да и убитый как-то не вызывал в следователе ни малейшей симпатии. Да, есть и второй труп, Вивьен Майхшицкая. Нет, и ее смерть повесить на Хенрика не получится, но это уже пустяки. Ее прикончил в запальчивости покойник Кшевец — и делу конец.
В приподнятом настроении следователь отправил Хенрика в камеру, а кашне в лабораторию.
Упоение до такой степени переполняло комиссара, что, прежде чем сесть за рапорт, а это приравнивалось всеми к принудительным и самым неприятным работам, он решил себя побаловать Одно маленькое пивко, холодненькое, пустяк, но заслужил. Солидные пол-литра он позволит себе несколько позже, когда уже будет получена подпись прокурора. И возможно, к тому времени вернется Гурский и примет в этом участие.
Комиссар успел сунуть бумаги в ящик и подняться со стула, как сразу же начались сложности.
***
С большим нетерпением ожидала я сведений о том, что происходит с супругами Пасечниками. Наконец дождалась.
— Завтра утром они возвращаются домой, — сообщила по телефону Юлита. — Мы их отловили еще в отеле, они только что получили извещение из полиции, что уже могут вернуться в дом. Договорились встретиться с ними там. Собеслав напридумывал, что ему просто хотелось поговорить с ними о брате, и очень удивлялся, что они так легко согласились. Как-то сразу, и уговаривать не пришлось.
Я предположила: им самим было интересно, ведь, что ни говори, настоящая сенсация, вот им и хочется побольше узнать о ней.
Юлита сомневалась:
— А мне кажется, не только это. Знаешь, у меня создалось впечатление, что они чем-то обеспокоены. Как это говорится? Тут что-то не так?..
— Нехорошо пахнет? — с готовностью подсказала я. — Или просто воняет?
Юлита опять засомневалась:
— Не знаю, не знаю… Может, это слишком крепко сказано, но знаешь… На их месте я бы так не спешила домой, а проветрила получше.
— Так ведь там все время был открыт балкон, — напомнила я. — Наверняка распахнуты все окна и двери, живенько выветрится. И теперь тебе будет вонять только в переносном смысле.
— Вот это меня больше беспокоит. Ну да ладно, разговаривать станет Собеслав, а я попытаюсь осмотреться, я же помню — зажигалка…
Я тут же представила, как бы я это сделала, и посоветовала Юлите:
— Заведи разговор о небольшом ремонте, хотя ремонт — слишком много, намекни о таком маленьком, косметическом, просто, дескать, не мешало бы малость освежить квартиру. И сразу отправляйся на экскурсию по всем комнатам — посмотреть, что бы тут стоило освежить, у тебя же прекрасный вкус! Тут подкрасить, там побелить, там мебель переставить или еще что. Ты лучше меня в интерьерах разбираешься. И сразу со знанием дела посоветуй хозяевам и разъясни, что трудно сделать, а что — совсем легко. Ну, сама ведь знаешь, ткани, ковры трудно мыть, а ты посочувствуй…
