— Надеюсь…
— Перейдите через дорогу и загляните к медикам — пусть вас осмотрят.
— Не стоит. У меня вроде все в норме.
— Хорошо. В таком случае отправляйтесь в свой офис и отдыхайте. Разговаривать с Босхом будет другой человек.
— Я хотел бы продолжить допрос…
— Ваш допрос, лейтенант, окончен. Вы его провалили. — И, повернувшись к Босху, добавил: — Вы оба.
29
Ирвинг вышел из комнаты и оставил Босха в одиночестве. Через несколько минут в конференц-зал, к большому его удивлению, вошла доктор Кармен Хинойос. Усевшись на стул, где несколько минут назад сидел Брокман, она одарила Босха взглядом, полным гнева и одновременно разочарования. Босх, однако, удивления не выказал и выдержал ее взгляд довольно спокойно.
— Гарри, я не могу поверить…
Он прижал указательный палец к губам, призывая ее к молчанию.
— Что такое?
— Надеюсь, наши сеансы по-прежнему являются медицинской тайной?
— Разумеется.
— Даже в этом помещении?
— Да. А что, собственно, не так с этим помещением?
Босх поднялся с места, подошел к стоявшему на банкетке телефону и демонстративно отключил его. Потом вернулся на место.
— Надеюсь, все было сделано непреднамеренно. Я поговорю об этом с шефом Ирвингом.
— Тогда лучше поговорите прямо сейчас. Телефон — слишком очевидно. Вполне возможно, в комнате установлены «жучки».
— Перестаньте, Гарри. Здесь ведь не ЦРУ.
— Совершенно верно. Временами здесь даже хуже, чем в ЦРУ. Я это к тому, что Ирвинг, а также парни из ОВР сейчас, возможно, нас прослушивают. Так что будьте осторожны в своих высказываниях.
Кармен Хинойос подозрительно на него посмотрела.
— Я не параноик, доктор. Просто знаю за управлением грешки и почище.
— Пусть так. Но в данный момент мне все равно, слушают нас или нет. Я просто хочу сказать, что ваше поведение меня неприятно поразило. Я опечалена и разочарована. И невольно задаюсь вопросом, был ли вообще какой-либо смысл в сеансах, которые мы проводили? Неужели не было? Вы ведь фактически продемонстрировали сейчас всплеск агрессии, аналогичный тому, из-за которого вас ко мне и направили. Это не шутки, Гарри. Это — реальная жизнь. И мне предстоит принять решение, которое во многом определит ваше будущее. А подобные всплески делают мою задачу во сто крат сложнее.
Босх молчал — ждал, когда она выговорится. Дождавшись паузы, он спросил:
— Значит, вы все это время находились рядом с Ирвингом?
— Да. Он позвонил мне, объяснил ситуацию и попросил приехать. Должна заметить, что я…
— Погодите минутку. Прежде чем мы продолжим, ответьте: вы с ним обо мне говорили? Рассказывали ему о наших сеансах?
— Конечно, нет.
— Я просто хотел убедиться, что наши отношения «пациент — доктор», несмотря на вашу встречу с Ирвингом, не нарушены и я по-прежнему могу рассчитывать на конфиденциальность.
Впервые за время разговора она отвела глаза. Он заметил, как ее лицо потемнело от гнева.
— Вы, должно быть, и не заметили, как сильно меня оскорбили. Неужели вы могли подумать, что я расскажу ему о наших сеансах, даже получив такой приказ?
— А он вам отдал такой приказ?
— Вы мне совсем не доверяете, не так ли?
— Так отдал он вам такой приказ или нет?
— Нет, не отдал.
— Это хорошо.
— Я говорю не только о себе. Вы вообще никому не доверяете.
Босх подумал, что зря катит бочку на доктора Хинойос. Впрочем, она была скорее на него обижена, нежели рассержена.
— Вы уж извините меня, доктор. Мне не следовало так с вами разговаривать. Не знаю, что на меня нашло… Просто меня здесь основательно загнали в угол… Вернее, хотели загнать. А когда такое происходит, иногда забываешь, кто твой друг, а кто — враг.
— Да, такое бывает. В данном конкретном случае вы ответили на давление насилием, направленным на тех людей, которые, по вашему разумению, находятся во враждебном вам лагере. Должна сказать, что наблюдать подобное крайне неприятно.
Босх отвел от нее взгляд и посмотрел на пальму в углу. Ирвинг, прежде чем выйти из конференц-зала, снова воткнул ее в кадку, основательно испачкав при этом руки землей. Однако установить дерево совершенно прямо ему не удалось, и оно слегка клонилось в сторону.
— Что вы здесь вообще делали? — спросил Босх. — Что от вас хотел Ирвинг?
— Он хотел, чтобы я сидела у него в офисе и слушала по громкой связи допрос, идущий в конференц-зале. Он сказал, что его интересует моя интерпретация ваших ответов, а более всего — мое мнение, являетесь ли вы убийцей лейтенанта Паундса. Однако из-за устроенной вами безобразной драки он его так и не выслушал. Оно ему не понадобилось, поскольку и без того стало ясно, что вы способны причинить вред своему коллеге-полицейскому.
— Все это чушь собачья, и вы прекрасно это знаете. То, что я задал этому парню трепку, разительно отличается от того, в чем он меня обвинял. Если вы не понимаете, что этот парень, разыгрывающий из себя полицейского, и я принадлежим к двум совершенно разным мирам, то, значит, вы неправильно выбрали профессию.
— Насилие — всегда насилие.
— Вам доводилось когда-нибудь убивать, доктор?
Сказав это, он вспомнил, что примерно такой же вопрос задала ему Джасмин.
— Нет, разумеется.
— Ну а мне приходилось. И поверьте, убить человека — это далеко не одно и то же, что дать пинка какому-нибудь претенциозному болвану в наглаженном костюме. Мысль, что человек, способный дать ближнему в морду, с такой же легкостью способен этого самого ближнего убить, в корне неверна и порочна. И если вы так думаете, то это значит, что вам еще многое предстоит познать и многому научиться.
Они долго молчали.
— Что же теперь будет? — спросил он, нарушая затянувшуюся паузу.
— Не знаю. Ирвинг попросил меня посидеть с вами и по возможности успокоить. Думаю, сейчас он решает вопрос, как быть дальше. Что же касается меня, то сомневаюсь, что мне удалось преуспеть в своей миссии и вас успокоить.
— Что он сказал, когда позвонил вам и попросил сюда приехать?
— Он объяснил, что случилось, и попросил меня негласно присутствовать на допросе. Что бы вы там ни думали о своем начальстве, этот человек в данном конкретном случае на вашей стороне. Сомневаюсь, что он верит в вашу причастность к убийству лейтенанта. По крайней мере в то, что вы непосредственно участвовали в этом деле. Но он понимает, что для многих вы являетесь совершенно очевидным подозреваемым и вам необходимо задать ряд вопросов. Думаю, что, если бы вам во время этого допроса удалось сдержать свои эмоции, вся эта неприятная процедура довольно скоро закончилась бы. Они проверили бы ваши слова о Флориде и позволили соскочить с крючка. Я даже сказала Ирвингу и людям из ОВР, что вы поставили меня в известность о своих планах слетать во Флориду.
— Я не хочу, чтобы они проверяли мою историю. Не хочу впутывать в это дело невинных людей.
— Поздно. Они уже знают, что вы ведете самостоятельное расследование.
— И как же они об этом узнали?
— Когда Ирвинг мне позвонил и предложил приехать на допрос, он упомянул о папке с делом об убийстве вашей матери. Сказал, что овээровцы нашли ее у вас дома. И еще ящик с вещественными доказательствами по этому делу…
— И?..
— И… он меня спросил, не знаю ли я, часом, что вы собираетесь со всем этим делать?
— То есть все-таки попросил вас передать ему конфиденциальные сведения, полученные во время наших сеансов.
— Во всяком случае, не прямо.
— А по мне, очень даже прямо. Он сказал, что речь, идет именно о деле моей матери?
— Сказал.
— И что вы ему ответили?
— Ответила, что не вправе говорить о чем-либо, обсуждавшемся во время сеансов. Похоже, мой ответ его не устроил.
— Не удивлен.
В комнате снова повисло молчание. Доктор Хинойос осмотрелась. Босх неотрывно следил за ней взглядом.
— Скажите, вы знаете, что случилось с Паундсом?
— Очень мало.
— Ирвинг наверняка что-нибудь вам сказал. Должны же вы были задать ему хотя бы несколько вопросов по этому делу.
— Он сказал, что Паундс был найден в багажнике своего автомобиля в воскресенье вечером. Как я понимаю, его труп находился там какое-то время. Сутки или около того. Шеф также сказал, что… на теле были обнаружены следы пыток. Следы садистского насилия — так, кажется, он выразился, но в детали не вдавался. И это случилось до того, как Паундс умер. Это установлено совершенно точно. Ирвинг сказал, что Паундс перед смертью испытывал ужасную боль, и спрашивал меня, не относитесь ли вы к тому типу людей, которые способны причинять ближнему физические страдания.
Босх молчал, пытаясь представить себе картину убийства. Потом сознание собственной вины вернулось и поразило его подобно удару молнии. На мгновение ему даже показалось, что он вот-вот грохнется в обморок.
— Не знаю, насколько это существенно, но я сказала «нет».
— Что, извините, вы сказали?
