И для Грааля тоже три…
Робер де Борон
Глава 1
Человек, барахтавшийся в ледяной черной воде, умирал. Он не знал, есть ли тут еще кто-нибудь; не знал, сколько времени он уже держится на воде. Наверное, несколько часов. Скоро, наверное, он больше не сможет плыть и тогда умрет.
Волна под рукой ночного ветра поднялась и в очередной раз накрыла его с головой. Он успел хватануть воздуха, но недостаточно; вода на миг ослепила и оглушила его, перевернув, как сухой листок, и он увидел свое тело со стороны — тонкую фигурку, белую на черном, под углом идущую в бездну, и успел пожалеть себя, как стороннего человека. Но море выплюнуло его вовне, и он, едва не захлебнувшись, жадно втягивая воздух, замотал головой по ту сторону дробящегося черного стекла, одновременно откашливая воду. Вода была соленая и жесткая. Он был уверен, что смерть его близка.
Кусок белого дерева, за который он цеплялся поначалу, вскоре пришлось отбросить в сторону — вражеский корабль еще долго кружил неподалеку, высвечивая и убивая на воде оставшихся в живых. Все более или менее яркое привлекало их внимание, но белую рубашку он все-таки не снял. Не смог. И когда в море разверзлась пасть и его потащило в эту черную воронку, он успел помолиться. Но потом оказалось, что он все еще жив.
* * *
Одинокий огонь. Он появился из непроглядной шевелящейся черноты и теперь медленно двигался вперед, плыл меж двумя темнотами, как живая звездочка. Он светил теплым желтоватым светом. Он был. «Это, наверное, моя смерть», — отстраненно подумал Аллен, прикрывая глаза от новой катящейся волны. Но волна схлынула, зрение вернулось, а огонь остался. Более того, он делался все больше и яснее, он явно приближался к Аллену. Он не просто так висел в воздухе — за ним угадывалось смутное очертание судна, и был некий клочок словно бы грязного тумана над ним — верно, парус. Ослепительная вспышка надежды озарила разум человека, который успел несколько раз умереть за последнюю пару часов, и из последних сил, не растрачиваясь на движения почти сведенных болью усталости членов, он закричал. Уворачиваясь и не давая новой волне накрыть себя с головой, крикнул еще и еще.
Корабль — а это и в самом деле оказался корабль — уже подходил; в темноте, расступавшейся перед ним, расплывчато белел его широкий парус. Аллен увидел, что корабль сей странен — не было на нем никого, не слышалось ни ударов весел, ни голосов, лишь вода шуршала, пропуская вперед его тяжелое деревянное тело, да поскрипывал, качаясь, светильник на носу. Большая ладья, каких не бывает на свете, медленно шла на Аллена, и он, не сомневаясь в том, что барка истинна, усомнился — не умер ли он уже. Что, если смерть может являться в образе ладьи?..
Барка подошла совсем близко; буквы, резные буквы у нее на носу внезапно ярко загорелись, будто написанные огнем. И изможденный пловец, у которого не осталось ни сил, ни надежды, чтобы удивляться, прочитал весть корабля, сияющую в морской непроглядной ночи.
«О ты, кто не имеет в сердце своем довольно веры, не ступай на Мой борт, дабы не принять ужасной смерти. Ибо Я и есть вера, и вера — имя Мое».
«Моя ужасная смерть так и так близка», — подумал Аллен, в последнем рывке отталкиваясь от воды, чтобы коснуться шершавого борта; но одна мысль ударила его изнутри, лишая движение смысла, а надежду — сути: есть не только смерть тела. Есть еще и худшая смерть. Но «если веры во мне нет, то я и не хочу более жить, пусть будет, что будет» — и Аллен, на секунду стиснув в кулаке нательный крестик, дернулся к барке, проходившей в своем безмолвии мимо него. Ее темный борт в тяжелом движении ободрал ему ладони, и Аллен, давясь слезами бессилия и соленой водой, вскрикнул от боли и безнадежности. В этот миг голос — самый прекрасный голос в мире — позвал его с барки, говоря:
— Эгей, за бортом, держись! Руку видишь?..
Аллен, выгибаясь, вцепился в спасительную ладонь, в крепкую горячую руку, а потом другие руки — человеческие, человеческие! — подхватили его, помогая взобраться на борт. Как только подогнувшиеся от усталости его колени коснулись сухих, таких жестких и настоящих досок палубы, мир завертелся вокруг и перестал существовать.
— М-м… Меня… Я жив?..
— Жив, — ответила Клара, склонившаяся над ним. Ее влажные распущенные волосы, свешиваясь с плеч, щекотали ему шею и лицо.
— Меня что… тошнило?..
— Пару раз вырвало морской водой. Могло быть и хуже.
Это оказался Марк, голый по пояс и босой; под ночным сумрачным небом, бледным от сплошных облаков, без единой звезды, его загорелое лицо казалось молочно-бледным. Все они были здесь, его друзья, — в задубевшей влажной одежде, с мокрыми волосами, но все они стояли вокруг него. Гай, Йосеф, чей голос Аллен принял едва ли не за ангельский (самый любимый, но не вспомнить чей…), Клара, Марк, поддерживающий ее за плечи. Все мы умерли, подумал Аллен, все пятеро, и вот плывем куда-то на призрачном корабле, имя которому — смерть … Пусть так, сказал он себе и блаженно закрыл глаза, но тут новый приступ рвоты скрутил его резкой болью, и Гай едва успел помочь ему перегнуться через борт. Опускаясь обратно и вытирая губы, он ошалело обвел глазами взволнованные родные лица. В голове у него шумело.
— Ребята… Скажите мне… Мы точно живы?..
— Одно из двух. — Марк отступил на пару шагов и привалился спиной к высокой мачте, единственной мачте на корабле. — Либо мы живы, Божьей волей или каким-то другим чудом, либо мы узнаем много нового о посмертии. Например, что покойникам тоже свойственно блевать.
— Я думаю, что мы живы, — сказал Йосеф. Он присел рядом с Алленом, облокачиваясь на борт, и Аллен заметил впервые, что борта барки изнутри затянуты темным шелком. — Я уже думал над этим и не сразу мог разобраться, жив я или мертв. Я ведь первым попал сюда. Потом — Марк и Клара. Потом — Гай.
— А… Как же ты залез?..
— По рулевому веслу. Оно крепится у правого борта. А иных весел здесь нет.
— Куда же мы плывем?.. И… как?..
— Бог весть. — Йосеф пожал плечами. Тело его облепила уже высохшая, но задубелая от соли рубашка. Лицо его было спокойно, настолько спокойно, насколько это вообще доступно человеческому существу. Будто этот иномирный корабль с одиноким огнем посреди враждебного темного моря и был тем, к чему Йосеф стремился всю жизнь. — Видно, это Господня воля, примем же все как есть. Будем радоваться спасению и готовиться исполнять Его волю и дальше.
— Вы видели надпись? — обратился Аллен ни к кому в отдельности, но ко всем, и ответ пришел от молчавшего до сих пор Гая:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
