— Да.
— И… как вы решились?
— С Божьей помощью, — пожал плечами Йосеф, поднимаясь на ноги. — Пойду на корму, посмотрю, что там. А то я не успел походить по кораблю — стоило на нем оказаться, как вы все откуда-то посыпались на мою голову…
— А я ни о каких надписях и не думал, — мрачно отозвался Марк, — я Клару спасал. Она почти сразу сознание потеряла. Только здесь мы с Йосефом ее в чувство привели.
Гай промолчал. Аллен попробовал встать, но ноги подвели его, и он съехал обратно, цепляясь за податливый шелк на борту. Гай поддержал его.
— Хочешь на корму?
Аллен кивнул, и Гай повел его, держа за талию. Плоская палуба вздыхала и чуть покачивалась под ногами. Темнота будто бы рассеялась, и в разрыве туч появилось круглое сияющее лицо луны. Что-то в этом было совершенно безумное, но Аллен не успел понять что — в этот миг с кормы донесся ликующий возглас Марка:
— Вот это да! Идите все сюда скорее!
Вся барка была длиной шагов в двадцать — двадцать пять, и оставшиеся десять Аллен и Гай преодолели мгновенно.
Широкий белый плат — холщовая скатерть — покрывал плоское днище, и на нем стояла еда. Большие глиняные кувшины, вазы с фруктами, деревянный поднос с жарким. Чаша с медом. Хлеб — несколько (пять?) круглых караваев. Пять кубков на высоких ножках. Один большой канделябр посредине, и на нем — семь свечей, длинных восковых свечей, источавших слабый запах цветов.
— Ух ты… — только и смог выговорить Аллен. Наверное, в мире не осталось такой вещи, которой он мог бы удивиться, и теперь он просто обрадовался. С этого момента он принял реальность этого (чуда? смерти?)… этого иллюзорного мира, куда-то влекущего их могучим потоком, и перестал сопротивляться. И мир принял его, обвивая сильными струями, взял в себя и повлек туда, куда было назначено.
Помолившись и поблагодарив неизвестно кого за гостеприимство, они сели за накрытую трапезу.
— Эх, вид у нас, жалко, неподобающий, — вздохнул Марк, — а то мы были бы совсем как рыцари из легенд Грааля… Помните, там тоже была барка…
— Да, на мне все совершенно мокрое, — зябко содрогаясь, ответил Гай. — Хотя, кажется, жаловаться нам просто грех…
У самой кормы под резным ограждением на борту стоял огромный сундук, накрытый полотнищем белого шелка. Клара открыла его в поисках чего-нибудь, чем зажечь свечи. «Раз корабль дал нам свечи, он даст нам и огня», — сказала она, откидывая тяжелую крышку, оказавшуюся не на запоре, — и восхищенно ахнула: сундук был полон одежд. Поверх них лежало огниво, настоящее огниво, и Странник в самом деле знал, как им пользоваться. Свечи запылали ровным пламенем, их медовый запах усилился, напоминая о неких прекрасных лугах, где, кажется, бывал во сне любой из пятерых. Вообще все происходящее напоминало сон — но настолько обостренно четкий, что по сравнению с ним вся прошлая явь казалась сном. Лица друзей осветило теплое, настоящее пламя, возвращая им живой цвет. В последнем порыве недоверия Аллен коснулся белой от соли ладонью огня свечи — и отдернул руку, зашипев от боли. Друзья оглянулись на него. Лица их светились. «До чего же они красивы, эти люди, — пораженно подумал Аллен. — Или просто так падает свет? Наверное, вот что значит — „видеть все в истинном свете“… Или я их просто люблю?..»
Через мгновение все уже запускали руки в ворох шелковистых, скользящих под пальцами тканей. Клара нашла для себя одежду, очень походившую на ее послушнический балахон — только не черный, а белый, из тонкой шерсти. Отойдя в сторону, она принялась переодеваться, освобождаясь от просоленных насквозь влажных джинсов и рубашки.
Марку полюбилась кожаная коричневая рубашка на шнуровке и такие же кожаные штаны. Нашел он для себя и высокие черные сапоги точно по размеру, с мягкими подошвами. Одежда его достигала колен, но по бокам были разрезы, как для верховой езды.
Гай оделся в зеленое, с какими-то сложными вышивками по вороту и рукавам. Аллен вытянул из-под самого низа ярко-алую одежду, своим пламенным цветом воскресившую его сны об Алане. Эта одежда была чуть ниже колен, с длинными, прорезанными посредине рукавами. Нижнюю рубашку он оставил прежнюю — она уже начала на нем высыхать, только вся затвердела от соли, особенно нашитый поверх трехполосый герб. Сапоги для него нашлись короткие, очень мягкие.
Последним к сундуку подошел Йосеф — и то последнее одеяние, которое лежало на дне, несомненно, ждало его. Это оказалась очень широкая белая альба, отороченная серебром, и алый крест был на ее груди. Йосеф с сомнением оглянулся на друзей, они же смотрели на него огромными торжественными глазами и дружно закивали на его вопросительный взгляд. Тогда он оделся и опоясался поясом странной формы, обнаруженным на дне, и Аллен смолчал, хотя знал, что это такое. Это был пояс для меча.
Он посмотрел на своих друзей, которых так изменила одежда, возвысив их и без того возвышенные черты. На какой-то миг Аллен увидел пред собою трех королей и королеву, почти ангельской красоты людей, в прекраснейшем из пиршественных залов; себя же он не видел. Наверное, мы все-таки умерли, усомнился он в последний раз, — на земле таких красивых лиц не бывает… Но это оставались они, его друзья, с которыми он спал в палатке и карабкался по камням скальника, которые мокли с ним под дождем и торговались на горском рынке. И языкастый Марк тут же укрепил это впечатление:
— Да-а, отлично, просто бродячий цирк на выезде. Кто в красном из них, кто в белом из них, а про зеленого Гая славный рыцарь Персиваль ничего не написаль, как ни жаль. Предлагаю: зеленого — за борт, чтоб картину не портил.
— Марк, — как-то очень задушевно протянул Гай, — ты не решил еще, мы живы или умерли?..
— Нахожусь в процессе решения. Аргументы есть в обе стороны. А что?..
— Вот тебе еще аргумент. — И Гай необычайно быстро и умело съездил другу по шее, в чем сказалась его многолетняя практика бытия старшим братом. — Думай сам, получают ли мертвецы по шее — или нет. Кстати, о коричневых там тоже ничего не говорилось…
Они сели за трапезу. Йосеф поклоном поблагодарил незримого дарителя за щедрость, перекрестил и преломил первый хлеб. За ним за еду принялись и остальные. В кувшинах оказалось белое вино и вода. Вскоре они насытились и сидели в молчании в пламени свечей, просто глядя друг на друга. Потом Аллен встал и пошел вдоль по барке, с благочестивым восхищением осматривая это чудо Господне. Ему хотелось побыть одному.
Он прошел мимо мачты, дивясь, что нет по бортам ни весел, ни скамеек для гребцов. Дивился он и белому парусу, полному ветра, хотя на море стояла тишина, и даже упавшую на лоб прядку светлых волос не мог откинуть легчайший бриз, обдувавший Алленово лицо. Однако парус был надут, полный неким собственным ветром, и барка быстро и бесшумно плыла сквозь ночь, рассекая водную тьму.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
