Да, его кандидатура рассматривалась, но я все-таки пригласил Шакурова. Я не знаю почему, но мне показалось, что в Шакурове больше не то что мужского, а вот некая внутренняя прочность. Мне подумалось, что актерски Сережа Шакуров больше к этой роли подходит.
Ну вот, пожалуй, и всё, что я могу сказать о Володе. Кстати, вам, наверное, интересно будет узнать, что моя дача находится на фундаменте, где раньше стоял домик Высоцкого, – тот самый, на участке Володарского. Дом разобрали, и сохранился от него только санузел, который до сих пор у нас существует.
У меня на даче висит на стене фотография домика Володи и его портрет.
2006
Ия САВВИНА[45]
«Это тебе, Володечка…»
Мы снимались с Володей в картине Евгения Карелова «Служили два товарища» – об этом знают все, но была ведь у нас и еще одна творческая встреча – в картине «Грешница» в 1962 году. Эпизод этот был из фильма потом выброшен.
Во время съемок «Служили два товарища» Володя сказал мне: «Иечка, ведь мы же давно знакомы. У меня в те времена не было ни заработка, ни театра, ни кино – ничего. И вдруг – счастье: меня приглашают сниматься. Друзья спрашивают: „А что там?“ – „Да ничего. Крошечный эпизод. Саввина там снимается“. – „Саввина?! Да это ж кошмар! Как ты с ней работать будешь?“ Ехал, – рассказывал Володя, – с дрожью в коленках. И погода жуткая, холодно, с электрички сошел…»
А дальше я вспомнила, как это было, когда он мне напомнил. Режиссер Володю увидел: «Прекрасно, сейчас будем снимать». А я смотрю – он же синий от холода!
Володя говорит: «И тут ты возмутилась: „Что? Как снимать?! Дайте ему чаю, дайте бутербродов, пусть человек согреется, отдохнет, тогда и работать будем“. И я подумал: „Вот это да! А говорили, что сволочь“».
– Что именно вырезано из роли Высоцкого в кинофильме «Служили два товарища»?
Вырезана была, как мы ее называли, «постельная сцена». Это была лучшая сцена! Это не так, как сейчас показывают, что происходит в постели. У нас герои просто лежали в каюте на кораблике, просто разговаривали. Но между ними происходит нечто. Вся группа съемочная просто в восторге была! Это была гениальная сцена. А почему ее вырезали…
Я не могу уже, естественно, вспомнить всё, что тогда было, но я помню, что три дня я готовила Володю Высоцкого к этой сцене, потому что это была его первая такая большая роль. Я его водила по мосфильмовским коридорам, мы ходили и готовились к этой сцене. И в результате сцена оказалась вырезанной. Почему? А потому что белогвардейцы не должны были так любить! Я этот фильм потом много лет просто не могла смотреть.
– В 2004 году в Польше был выпущен компакт-диск с воспоминаниями известного режиссера Адама Ханушкевича, долгие годы возглавлявшего Народный театр в Варшаве. В сентябре 1973 года театр был с гастролями в Москве, и однажды после спектакля актеры театра вместе с Владимиром Высоцким оказались у вас в гостях. По воспоминаниям режиссера, в труппе был актер, ненавидевший Россию (советские коммунисты уничтожили его семью). Он даже не хотел ехать в Москву, но он был занят в трех спектаклях, и Ханушкевич отказался его заменять. Когда Высоцкий начал петь, этот актер заплакал. Повторяя «Я же вас ненавижу…», он тем не менее оказался потрясен песнями Высоцкого.
Ну, Ханушкевич, как всегда, фантазирует. Я не знаю, кто там плакал, но не Володя их пригласил, а Хан мне сказал (мы Ханушкевича называли Хан): «Ия, мы хотим к тебе прийти». А я только что переехала, ни стола нет, ничего. А он говорит: «Да мы на полу посидим».
И вот они пришли. Я на том спектакле не была, а позднее посмотрела «Три сестры», спектакль мне жутко понравился. Это было лихо, здорово, быстро! Ну Ханушкевич вообще грандиозный мужик.
А через какое-то время появляется Володя с гитарой. Ханушкевич даже и не сказал мне, что Володя придет. А в остальном – всё правильно: действительно Володя пел и действительно был дивный вечер, был прекрасный Ольбрыхский. Это всё у меня стоит перед глазами.
И еще, помню, Володя мне сказал (у него с Мариной была трехкомнатная квартира, а у меня двухкомнатная; Марина в Париже, а я одна): «Ия, и что же мы с тобой будем делать вдвоем в пяти комнатах?» Я говорю: «Ну, что-нибудь придумаем».
Однажды прислали мне предложение, и даже долларами поманили. Какое-то издательство мне написало: «Вы единственная, кто не написал о Высоцком». И намек, что, может, у вас там с ним какие-то отношения были… Я порвала эту бумагу и выбросила в унитаз, потому что у нас с Володей были замечательные, потрясающие, чистейшие дружеские отношения.
Володя меня просто обожал, а я считаю, что он уникальный, невероятный человек. Я могла сидеть на ковре у его ног до шести утра, когда он пел. Я его бесконечно люблю.
Есть три человека – Высоцкий, Раневская и Ефремов. Это люди, о которых я не могу писать и не могу говорить. Мой лексикон не может охватить масштаб их дарования и таланта.
Когда Высоцкого не стало, я привозила на его могилу цветы отовсюду, где была. Даже из Ирландии, помню, огромный роскошный букет привезла – пропустили через таможню. Привозила и говорила: «Это тебе, Володечка».
2006
Поэт
Евгений ЕВТУШЕНКО[46]
Прощание
Обложили меня! Обложили!Но остались ни с чем егеря!
Владимир ВысоцкийРедко кому доводилось при жизни стать сказочным персонажем, чей каждый шаг обрастает легендами, когда обманчиво кажется, что всё ему дается легко – и обаяние, и слава, и ярко выраженное мужское начало, и любовь сошедшей с киноэкрана вольнолюбивой красавицы. Увидев Марину Влади во французском фильме «Колдунья», Высоцкий был околдован этой дикаркой с магической поволокой глаз, от чьего взгляда кружились наши головы. Володя, как Иван-царевич, подхватил Марину на лету, усадил на серого волка, несущегося в запутанной, пугающей, но только не этих двоих, чащобе всё еще продолжавшейся «холодной войны», а не покоренная доселе никем красавица влюбленно прижалась к нему, как будто именно его ожидала всю жизнь.
В детстве отец-майор в наших войсках в Германии увез его с собой. И как раз в давящей серой скуке тамошнего гарнизонного городка воспитался будущий певец-бунтарь, ставший воплощением насмешливого протеста против превращения всей жизни в гарнизонную. В одной из самых пронзительных его песен есть строки:
А на нейтральной полосе цветы —Необычайной красоты.
Высоцкий на примере Берлинской стены знал, как опасна нейтральная полоса, на которой тебя могут убить.
Он пришел к Юрию Любимову, как Хлопуша к Пугачеву, – душа юного мятежника искала мятежника-главаря. Поэтому Высоцкий так потрясающе сыграл Хлопушу – в цепях, впивающихся в его голое тело на наклонной плахе. И даже в Гамлете Высоцкого проступал Хлопуша. Высоцкий мечтал сыграть роль своего друга – бывшего заключенного, а затем золотоискателя Вадима Туманова, который несколько раз бежал из лагеря.
Высоцкий сам был гениальным беглецом из несвободы в свободу собственных песен. Любимов обожал его за независимость, но только когда она не противоречила нормальной актерской дисциплине. А у Володи просто тормоза иногда срывались, особенно с большого разгона, и Любимов пару раз, тоже с разгона, увольнял его.
За два дня до предпремьерного показа «Гамлета» «для папы и мамы», что актерам бывает не менее важно, чем премьера, Володя вдруг исчез, и никто не знал, где он. До спектакля оставалось полчаса. Зал уже буквально разламывался, а члены худсовета собрались в кабинете Ю.П.Любимова и смотрели на телефон. Наконец Любимов не выдержал и встал из-за стола.
– Сядьте к телефону, Женя. Если он позвонит, лучше вам разговаривать с ним, а не мне. Но если он сорвет спектакль, больше его здесь не будет.
Сразу же зазвонил телефон, и к нашему ужасу, – звонок был междугородный. Я взял трубку.
– Алло! – откуда-то издалека донесся по-детски виноватый голос. – Юрий Петрович, это я, Володя.
– Володя, это Женя Евтушенко. Где ты сейчас?
– Ой, как хорошо, что это не Юрь Петрович. Женечка, милый, я на коленях перед Юрь Петровичем и перед всеми вами. Я во Владивостоке. Позавчера загулял во Внуковском ресторане, когда все другие закрылись, а там была летчицкая команда, улетавшая в ночь. Чудные ребята. Уговорили слетать вместе. Гарантировали вернуться на следующий день. А тут нелётка двое суток. Объясни, что метеоусловия так сложились. И предложи вместо спектакля почитать свои стихи. Лады, Женечка? Только ты уж упроси Юрь Петровича меня не увольнять. Я же вправду не виноват. Приеду – хоть полы в театре буду драить… – и короткие гудки.
– Вы готовы читать, Женя? – спросил припавший ухом к той же трубке Любимов.
– Готов. Только вы уж…
– Ладно, но приказ пусть повисит денька два. Чтобы почувствовал.
