надежды. Да, я знаю, это слабая и обманчивая надежда, но на безрыбье и рак рыба.
— Это глупо, — сказала Ванджит.
— Это кажется глупым только потому, что мы знаем больше их, — сказала Эя.
— Мы можем им рассказать, — предложила Ванджит.
— Если сможем успокоить на достаточно долгое время и заставить себя выслушать, — сказал Маати. — Но я пришел сюда не для этого. Я — твой учитель, Ванджит-тя. Мне нужно, чтобы ты сделала две вещи. Ты понимаешь?
Девушка посмотрела в пол, ее руки сложились в позу подтверждения, подходящую для студента, обращающегося к учителю.
— Во-первых, ты больше никогда не будешь совершать подобных поступков, не поговорив со мной. У нас слишком много планов, и они слишком сложные, чтобы кто-нибудь из нас действовал, не извещая других.
— Эя отослала Ашти Бег, — сказала Ванджит.
— И мы обсуждали эту возможность еще до того, как она уехала, — сказал Маати. — Во-вторых… Только ты можешь исправить то, что сделала гальтам.
Ванджит посмотрела вверх. В ее глазах мелькнул гнев. Андат загулил и захлопал маленькими ручками. Маати поднял палец, приказывая ей подождать, пока он закончит.
— Если ты сохранишь слепоту, — сказал он, — погибнут тысячи людей. Женщины и дети, невиновные ни в каких преступлениях.
— Именно это они и сделали нам, — возразила она. — Это то, что они сделали мне. — Маати наклонился вперед и взял ее за руку.
— Я понимаю, — сказал он. — И не говорю тебе это исправить. Но я прошу тебя подумать обо всех этих смертях, о том бремени, которое ляжет на тебя. Сейчас тобой владеет гнев, и он дает тебе силу. Но, когда он растает, ты все еще будет ответственна за все, что сделала.
— Я подумаю, Маати-кво, — сказала Ванджит.
Горло Эи издало непонятный звук. Маати улыбнулся и положил руку на плечо Ванджит:
— Отлично. С этим покончено. Теперь, я полагаю, настало время вернуться к работе. Надо дать людям предместьев что-то такое, что можно праздновать.
— Так ты сделала это, Эя-кя? — спросила Ванджит. — Ты нашла необходимые сведения? Ты понимаешь Ранящего?
Эя какое-то время молчала, глядя сверху вниз на Ванджит и Ясность-Зрения. Потом ее губы сложились в тонкую безрадостную улыбку.
— Ближе, — сказала Эя. — Я подошла ближе.
Глава 17
Вид Баласара Джайса потряс Оту больше, чем он ожидал. Ота всегда знал, что генерал — совсем не крупный мужчина, но его присутствие всегда наполняло комнату. Увидев Баласара, сидевшего за столом у окна, и его серые глаза, похожие на старые жемчужины, Ота почувствовал, что видит умирающего человека. Одежда казалась слишком большой для него, или его плечи внезапно уменьшились.
За окном утреннее солнце освещало море. Чайки кричали и жаловались друг другу. На маленьком блюдце лежали свежий сыр и порезанное яблоко; жара уже расплавила сыр, бледная плоть яблока побурела. Ота прочистил горло. Баласар улыбнулся, но не повернул голову на звук.
— Высочайший? — спросил Баласар.
— Да, — сказал Ота. — Я пришел… я пришел, когда услышал.
— Боюсь, Синдзя придется справляться без моей помощи, — сказал Баласар с мрачной иронией. — Похоже, я буду не состоянии плыть.
Ота наклонился к подоконнику окна, его тень упала на Баласара. Генерал повернулся к нему. В его голосе бушевала накопленная злость, на лице было выражение бессилия.
— Ты знаешь, Ота? — спросил он. — Ты знаешь, что они сделали?
— Это сделал не я, — сказал Ота. — Клянусь.
— Я посвятил жизнь тому, чтобы изгнать из мира ваших богов-призраков. И я думал, что мы это сделали. Даже после того, что твои ублюдки сделали со мной, со всеми нами, я радовался тому, что сделал для мира. Я потерял своих людей ради этого, и я живу только для того, чтобы эта потеря что-то значила. Несмотря на страшную цену, мы, по меньшей мере, избавились от гребаного андата. Но сейчас…
Баласар стукнул по столу открытой ладонью, раздался звук, словно камень треснул. Ота сложил было руки в позу, которая предлагала утешение, но остановился и дал рукам упасть.
— Мне очень жаль, — сказал Ота. — Я пошлю своих лучших агентов найти нового поэта и разобраться с ним. А пока обо всех вас позаботятся и…
Баласар с горечью рассмеялся:
— С чего мне начать, высочайший? Ты собираешься позаботиться о нас всех? Ты действительно думаешь, что это произошло только с теми гальтами, которые приехали в твой грязный город? Ставлю на что угодно, дома произошло то же самое. Сколько рыбаков плыло в своих лодках, когда это произошло? Сколько людей путешествовало по дорогам? Легче сорвать луну с неба, чем позаботиться о всех нас.
— Мне очень жаль, — повторил Ота. — Как только мы найдем поэта и поговорим с… — Он запнулся, не зная, что сказать: ожидаемое «ним» или более вероятное «ней».
Баласар развел руки ладонями вверх, словно доказывая что-то маленькое и очевидное.
— Если это не работа твоего ручного андата, как ты можешь надеяться что-то сделать? — спросил Баласар. — Они могут лишить зрения и тебя, в любое мгновение, и ты ничего не сможешь сделать. Это же андат. Нет обороны. Нет разумной контратаки. Собери своих стражников. Если они займут позицию, то воротятся назад слепыми и умрут рядом с нами. Ты ничего не можешь сделать.
«Это дело рук моей дочки, — подумал Ота, но не сказал вслух. — Я могу надеяться, что она все еще любит меня и согласится выслушать».
— Ты же никогда не чувствовал такое, — сказал Баласар. — Мы, остальные? Весь оставшийся мир? Мы знаем, что это такое — стоять лицом к лицу с андатом. Ты не сможешь с этим покончить. Ты даже не сможешь начать переговоры. Ты не в том положении. Самое лучшее, что ты можешь сделать — умолять.
— Тогда я буду умолять, — сказал Ота.
— Вот и наслаждайся этим, — сказал Баласар, откидываясь на спинку стула. Словно боец рухнул на пол в конце схватки. Энергия, гнев и насилие погасли; остался только маленький слепой гальт, ждущий, когда какая-нибудь добрая душа придет и заберет остатки нетронутой еды. Ота встал и тихо вышел из комнаты.
По всему городу разыгрывались подобные сцены. Мужчины и женщины, которые так хорошо себя чувствовали прошлой ночью, испытывали гнев и отчаяние. Они вслепую носились по незнакомым улицам, кричали и махали любым попавшим в руки оружием на любого, пытавшегося помочь им. Или плакали. Или, как Баласар, ушли в себя. Последнее было самым ужасным.
Баласар был только первой остановкой на долгом и мучительном пути Оты. Этим утром он собирался обойти всех высших советников, пообещать приложить все усилия для восстановления их зрения и обеспечить самый лучший уход. Генерал испортил план. Она
