— Вот так… вот так, — приговаривала она, — осторожнее. Не торопитесь, Масато-сан, вам больше никуда не нужно спешить.
Воины перенесли Масато подальше от дороги, устроив в траве, надежно скрывшей его от постороннего, чужого взгляда, и Наоми успела тем временем смыть толстый слой косметики.
— Я покажу, куда нужно идти, — сказала она, спокойно глядя на Кенджи.
Но это спокойствие было обманчивым. Теперь, когда на ее лице не было пудры, можно было увидеть его мертвенно-синюю бледность. Слой яркой краски больше не скрывал бескровные, сухие губы, а широкое кимоно, не скрепленное оби, — выступающего живота.
— Они узнают о ребенке, — словно прочитав его мысли, сказала Наоми, когда он поравнялся с ней. — Я не смогла подобрать кимоно, в котором было бы не видно.
— Они узнали бы и без того, — ответил Кенджи. — Тебе придется сказать о нем, если мы хотим переманить на нашу сторону младшую ветвь клана Токугава.
Они следовали за Наоми чуть ли не по шею в высокой траве, и она по большой дуге уводила их от главного входа в поместье. Над ними медленно вставало солнце, окрашивая небо в нежно-розовые цвета. Когда Наоми неожиданно остановилась и принялась мерить землю шагами, Кенджи сухо усмехнулся. Подземный ход. Ему следовало раньше догадаться об этой тайной тропе.
— Здесь, — Наоми указала рукой на землю, — должно быть кольцо.
Они нашли его спустя недолгое время и, потянув, открыли дверь, которая скрывала спуск в потайной ход.
— Мне его показала мать, — с грустью шепнула Наоми Кенджи-саме, который крепко держал ее, пока она спускалась по невысокой лестнице. — А где-то здесь должны были остаться старые факелы.
Им удалось зажечь один из них, предварительно обернув старое дерево в хорошо промасленную ткань.
— Он ведет к одному из складов с оружием. Его уже давно никто не использует, — говорила Наоми, пока медленно шла, с тщательностью смотря себе под ноги.
— Что находится рядом с ним? — спросил Кенджи, искоса следя за ней, чтобы успеть подхватить, если она вдруг споткнется.
— Хранилище для риса и минка для слуг. Обычно к рассвету в них уже никого нет.
— Как далеко до главного дома?
— Несколько минут, — нахмурившись, ответила Наоми.
Когда, миновав несколько извилистых поворотов, они уперлись в еще одну лестницу, Кенджи негромко велел:
— Яшамару, поднимись один.
Наоми проследила за тем, как он бесшумно выбрался на поверхность, и поежилась. Она гнала от себя прочь мрачные мысли, но успокоиться никак не получилось. В конце концов, она привела врагов отца в его поместье. В место, которое когда-то было домом и для нее.
— Ты останешься здесь, — негромко обронил Кенджи, искоса посматривая на взволнованную Наоми. — Так будет безопаснее.
Горькая усмешка коснулась губ Наоми, но она промолчала.
Она уже давно не чувствовала себя в безопасности. Нигде. Даже в поместье Минамото.
Очень давно — сейчас ей казалось, что прошел не один десяток лет — рядом с Такеши ей было спокойно. Но с тех пор утекло много воды.
Задумавшись, она не заметила, как вернулся Яшамару-сан, и очнулась, лишь когда кто-то тронул ее за локоть.
— Наоми, — Кенджи смотрел на нее как никогда серьезно. — Ты должна будешь уйти, если мы встретим сопротивление. Яшамару увезет тебя в поместье, — он поцеловал ее в лоб, и она, ошеломленная, не успела даже возразить: только и услышала, как глухо закрылась за ними потайная дверь.
— Все будет хорошо, госпожа, — уверенно произнес Яшамару-сан, заметив, очевидно ее растерянность.
Наоми механически кивнула ему, но не поверила. Такие обещания ее уже давно не утешали. Она должна будет убить своего отца. Что может быть здесь хорошо?
— Вы видели наверху кого-нибудь из Асакура? — спросила она, чтобы занять себя хоть чем-то.
— Нет, — Яшамару покачал головой. — И никого из Токугава, кто охранял бы поместье.
В его голосе слышался упрек, и Наоми почувствовала необъяснимую вину и стыд за отца.
Кенджи-сама и его воины не возвращались, верно, целую вечность. Наоми напряженно прислушивалась, пытаясь уловить происходящее на поверхности, но слой земли над ними был слишком толст, а старый деревянный люк — слишком плотен, и до них не долетал ни единый звук.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Яшамару искоса поглядывал на нее и хмурился. Он не осмеливался даже думать об этом, но в глубине души осуждал Кенджи-саму и считал, что не следовало сегодня молодой госпоже быть здесь. Убить Такао они смогли бы и без нее: он был клятвопреступником по любым законам, и не было особой нужды в том, чтобы именно дочь отдала приказ.
Наоми резко вскинула голову и напряглась, когда услышала шорох деревянного люка, а Яшамару загородил ее, отодвинув вглубь потайного хода, и на два пальца вытащил из ножен катану.
Она судорожно втянула носом воздух, когда увидела на поверхности знакомое лицо, почти не испытав облегчения. За ними вернулся один из воинов клана, и значит, у Кенджи-самы получилось задуманное. Значит, совсем скоро она встретится со своим отцом.
Мужчины помогли ей подняться, и в первую минуту свет едва не ослепил ее. Она послушно шагала следом за Яшамару-саном, и ноги ее не слушались. Наоми не смотрела по сторонам, сосредоточив свой взгляд на спине идущего перед ней воина, и старалась, очень старалась ни о чем не думать.
Но не думать не получалось.
Ее поразила стоящая вокруг тишина. Оглушительная. Пугающая. Неправильная.
Не слышалось даже щебетания птиц.
Наоми задрожала, когда увидела главный дом поместья. И солдат Минамото, стоявших перед крыльцом.
— Я не могу, — она остановилась, будучи не в силах идти дальше. — Я не могу, Яшамару-сан, — прошептала она с отчаянной мольбой, когда мужчина повернулся к ней.
Едва осознавая, что она делает, Наоми принялась пятиться, смотря по сторонам расширенными от ужаса глазами. Ей хотелось оказаться сейчас в любом месте. Где угодно. Лишь бы подальше отсюда.
— Вы должны, госпожа, — сказал Яшамару, подойдя к ней. — Должны, — повторил он, и его голос не дрогнул.
Он позволил себе великую дерзость — взял несопротивляющуюся, разом обмякшую Наоми за запястье и повел за собой. Она пошла — покорно и слепо.
«Это мой отец. Мой отец», — билась в голове единственная мысль.
У дверей ее ждал Кенджи-сама. Яшамару-сан подвел ее к нему и передал едва ли не с рук на руки. Вдвоем они вошли в дом, прошли по знакомому коридору и оказались в комнате, где обычно принимали гостей. Сейчас же их там встретили воины клана, ее отец, мачеха и сводная сестра.
Наоми пошатнулась от ненависти, которой горели глаза Хеби и Ханами, и с трудом сглотнула.
Она должна это сделать. Должна.
— Признаться, я не удивлена, — выплюнула мачеха, не сумев смолчать. — Ты всегда была мерзавкой.
Наоми же не отводила взгляда от отца. Такао не выглядел человеком, который хотя бы попытался оказать сопротивление. И от этого ей становилось горько вдвойне.
— Здравствуй, отец.
Глава 28. Перемены. Часть I. Такеши.
Такеши открыл глаза, не сразу поняв, что его разбудило. Он отбросил тряпку, которой укрывался, и сел, прислушиваясь. Он уловил шум шагов вдалеке — звук, от которого уже успел отвыкнуть. В последние дни — а может, недели — его навещали нечасто. Обычно кто-то из солдат приносил пару кувшинов воды и черствые лепешки, и после он надолго оставался один.
Впрочем, он не смог бы сказать с уверенностью, сколько дней проходило от одного появления солдата до другого — Такеши давно перестал следить за временем. Давно погрузился в оцепенение: спал дни напролет, неохотно вставал, ел, не чувствуя вкуса. Когда-то давно, будучи еще мальчишкой, он спросил отца, чего тот страшится больше всего на свете. И Кенджи ответил: длительного плена. Такеши — глупый ребенок — тогда удивился. Он думал, что для воина нет ничего хуже бесчестья, а плен можно вытерпеть, ведь его будут поддерживать мысли о мести.
Теперь Такеши понял, что отец был прав. Его убьет не бесчестье или раны, его убьет заточение.
