Жоан сконцентрировал свое внимание на паруснике, не озаботившись послать ответный выстрел вражеской галере, двигавшейся прямо на «Святую Эулалию». Он рассчитал, что вражеские пушки уже остыли в достаточной степени, и опасался следующего выстрела, когда услышал рожок помощника главного надсмотрщика. В результате «Святая Эулалия» легла на левый борт, обогнув как вражеский парусник, так и находившуюся напротив них галеру, у которой пушки и кулеврины располагались на носу, и лишив последнюю возможности сделать повторный выстрел. Галеры Виламари раскрылись веером, разминувшись с противником с внешней стороны и избежав таким образом перекрестного огня одновременно с двух кораблей.
Когда «Святая Эулалия» проходила рядом с одной из вражеских галер на расстоянии около двадцати шагов, моряки с обоих судов стреляли друг в друга из всех доступных орудий. Слышались разные выкрики, удалые и от боли, раскаты выстрелов аркебуз и кулеврин, а также голоса надсмотрщиков и звуки щелкающего по скрючившимся от ужаса гребцам кнута. Суда разошлись очень быстро, но Жоану это время показалось бесконечным. Его левая рука кровоточила и пахла порохом, от страха все внутри холодело.
Снаряд попал в угол деревянной обшивки рядом с его головой, а стрела из арбалета вонзилась в стойку, на которую он опирался при стрельбе из собственной аркебузы. Матросы падали ранеными и убитыми, а при всеобщей неразберихе раздавался мощный рык Торрента, подбадривавшего своих.
– Стреляйте прицельно! Чтобы с каждым выстрелом стрелой или снарядом прибавлялось по мертвецу! Они долго нас будут помнить!
Когда корабли разошлись, наступила непродолжительная тишина, прерываемая стонами раненых и криками надсмотрщиков. Тогда снова послышался звук рожка помощника главного надсмотрщика, приказывавший правому борту прекратить греблю, чтобы судно быстро сменило галс.
Как только они развернулись, арена боевых действий полностью изменилась, и теперь флотилия Виламари начала преследование вражеской. «Святая Эулалия» оказалась позади наиболее сильно пострадавшего парусника, продолжавшего движение в сторону Ливорно, и Жоан приказал обстрелять его штурвал. Другие две галеры расположились по бокам «Святой Эулалии», дабы защитить ее от вражеских галер, которые также развернулись. Все суда снова сблизились, расстреливая друг друга из артиллерийских орудий, и вскоре, когда борта галер поравнялись и они пошли параллельным курсом, противники использовали для стрельбы весь свой арсенал из аркебуз, арбалетов и кулеврин. «Святая Эулалия» практически не пострадала, поскольку другие две галеры защищали ее, и Жоан продолжал остервенело стрелять в парусник, который он преследовал, как волк свою добычу. Вскоре ему удалось разнести в щепки штурвал и он направил выстрелы чуть выше – в сторону единственного остававшегося целым паруса.
Однако капитанской вражеской галере удалось прорвать защитное ограждение, и она бросилась на абордаж «Святой Эулалии». Жоан сделал уже пять безрезультатных выстрелов, когда услышал одновременный выстрел трех пушек и понял по тому, как тряхнуло деревянный каркас «Святой Эулалии», что снаряд попал в корму. Позже среди полных тревоги и гнева криков он услышал треск ломающихся весел и почувствовал жуткий удар дерева о дерево. «Святую Эулалию» брали на абордаж!
51
Корсарская галера, зачистив огнем своей артиллерии палубу «Святой Эулалии», взяла ее на абордаж с правого борта на уровне шестой гребной лавки. Носовая часть галеры превратила весла в щепки, а при столкновении матросы крюками соединили оба судна. Тут же вражеская пехота с криками побежала по тарану своего корабля, чтобы перепрыгнуть на «Святую Эулалию».
Жоан уже поворачивался, чтобы посмотреть, что происходит, когда услышал приказ:
– Продолжай стрельбу. – Это был Виламари. – Ты должен уничтожить эту мачту.
Жоан в смятении подчинился. Из охотника они превратились в добычу. Ситуация была безнадежной. Ему не удавалось сбить этот парус, враг брал на абордаж «Святую Эулалию», а адмирал, вместо того чтобы руководить защитой из рубки, находился на носу, сосредоточившись на этой мачте и на захвате парусника. Его алчность приведет их к катастрофе.
Жоану было трудно сосредоточиться на своей задаче, поскольку он представлял себе, что творилось за его спиной. Люди Виламари, спрятавшись за поручнем, пытались сдержать нападавших выстрелами из аркебуз и арбалетов. Но после первого же выстрела им не удалось закрепиться на своей позиции, и они отступили на нос и корму, оставив врагу центральную часть корабля и закованных в цепи гребцов, пытавшихся укрыться на полу под лавками.
Корсары потеряли нескольких человек при высадке, но, не останавливаясь, разделились на две группы, бо́льшая из которых направилась в носовую часть, чтобы завладеть артиллерией и таким образом остановить обстрел парусника. Вторая устремилась к рубке, где находился штурвал, чтобы захватить или перебить офицеров. Без офицеров галера неизбежно сдастся.
Жоан старался сосредоточить все свое внимание на задаче, поставленной адмиралом. Он должен был уничтожить эту чертову главную мачту, не обращая внимания на беспорядочные крики и звук ударов металла о металл, которые раздавались за его спиной. Корсары, бросившиеся в сторону носовой части, наткнулись на новое заграждение, из‑за которого в них стреляли из арбалетов и аркебуз. Им удалось преодолеть это препятствие, и борьба перешла врукопашную. Жоан пытался сохранить концентрацию – свою и своих людей, – стреляя, охлаждая и заново заряжая орудия, когда сильнейший удар в спину заставил его упасть на одну из кулеврин, корпус которой был раскален от жара. Он извернулся, чтобы не коснуться руками металла, и кубарем свалился на палубу. Доспехи спасли его от того, чтобы быть пронзенным брошенным кем-то копьем, и от ожога груди раскаленной кулевриной. Одним прыжком он встал, памятуя, что товарищи целиком зависели от его меткости. Он еще раз прицелился и поднес к пушке зажженный фитиль. Еще один бесполезный выстрел!
– Не отчаивайтесь, мы обязательно собьем эту проклятую мачту! – прокричал он своим людям, несмотря на собственное уныние.
Он знал, что за его спиной враг постепенно завоевывал территорию, и чувствовал, как у него волосы вставали дыбом на затылке от осознания, что в любой момент ему могут вонзить копье в открытое пространство между защитным воротником и шлемом или в подмышку. Главная мачта парусника все еще находилась в пределах досягаемости, и это означало, что атакующие пока не захватили рубку и штурвал. У него оставалось немного времени. Если бы корсары завладели штурвалом, то изменили бы курс судна и воспрепятствовали бы тому, чтобы артиллерия стреляла в парусник, поскольку утратила бы возможность маневра. Похоже, через несколько мгновений они завладеют судном. У Жоана оставался последний шанс. Он глубоко вздохнул и поднес фитиль к кулеврине, но, когда дым рассеялся, увидел, что парус оставался на своем месте. Он закусил губу и краем глаза увидел, что защитники отступили и почти уже касались его плечами. Он терпел полный крах.
В отчаянии Жоан выстрелил из другой кулеврины и в следующий миг увидел, как мачта закачалась. Жоан затаил дыхание. Остов мачты наклонился и потом с треском разломился надвое. У него получилось! Жоан торжествующе закричал, поддерживаемый своими людьми, и тут же, не теряя времени, развернулся, чтобы подхватить короткое копье, которым его ударили в спину и которое валялось у его ног. Он увидел Виламари, Микеля и Никколо, которые отчаянно сражались плечом к плечу вместе с матросами и выжившими в бою солдатами и из последних сил сдерживали атакующих их корсаров. Они отступали, и хуже всего приходилось Виламари, который своими дорогими доспехами привлекал внимание и в котором атакующие распознали высокопоставленного офицера. Он защищался от ударов двоих солдат одновременно, прикрываясь круглым щитом и нанося удары мечом, когда ему предоставлялась такая возможность. Некоторые удары настигали его, и, если бы не доспехи, он был бы уже весь изранен. Однако Жоану показалось, что адмирал был на грани обморока. Он прицелился и изо всех сил метнул копье в сторону тех солдат. Оружие пробило нагрудник на уровне сердца одного из них, и корсар упал навзничь на палубу. Жоан и сам не понимал, почему снова спасал жизнь этому типу, который был причиной гибели его отца и несчастий всей семьи, хотя столько раз мечтал о том, чтобы убить его собственными руками. Он подумал, что, скорее всего, делал это, чтобы спасти свою собственную жизнь: если бы адмирал погиб, то такая же судьба постигла бы и галеру. У Жоана не было времени на подобные размышления, поэтому он вытащил меч из ножен и вступил в борьбу плечом к плечу с Виламари и Микелем Корельей. Казалось, время остановилось, враги все прибывали, их соратники падали сраженными, и Жоан подумал, что поражение неизбежно, как вдруг, к своему безмерному удивлению, увидел позади корсаров Торрента со шпагой наголо. Вместе со своими людьми он наседал на тех, кто собирался завладеть рубкой, и шел на помощь своим! Через несколько мгновений окруженные корсары сдались. Жоан, не имевший представления о том, что происходило на другом борту судна, буквально онемел от изумления. Придя в себя, он присоединился к здравицам и победным крикам, все еще не веря до конца в такой счастливый конец.
