— Ну, что такое, мадам? — спросил он сухим официальным тоном — явный знак того, что сейчас последует выражение королевского неудовольствия.
Драга почувствовала, что нужно действовать крайне осторожно.
— Ты разговаривал с Лазой?
— О чем?
— О государственном перевороте.
— Что за государственный переворот?
— Ради всего святого, Саша, не делай вид, что ты об этом ничего не знаешь. — Она глубоко вздохнула, прежде чем сказать: — Нужно смотреть правде в глаза. Наше время на исходе.
Он вопрошающе смотрел на нее сквозь толстые стекла пенсне.
— На исходе? — повторил он высоким голосом, снял пенсне и протер стекла о рукав мундира.
— Ты должен отречься от престола, Саша.
— Отречься? Что за сумасбродная идея, и пришла в голову именно тебе! — Он водрузил пенсне на место. — Ты просто сошла с ума.
Драга положила руки ему на плечи.
— Сейчас, Саша, постарайся быть благоразумным. Теперь уже не имеет смысла что-либо предпринимать. У нас есть всего лишь горстка людей, на которых мы можем положиться, — к сожалению, они не из лучших. Даже если сегодня или завтра нас не убьют, бессмысленно цепляться за то, что не имеет будущего и не принесет нам никакого счастья. Ты всегда говоришь, что любишь меня и не хочешь ничего другого, как только сделать меня счастливой. Этого не произойдет, если мы останемся здесь. Мы могли бы еще так много получить от жизни, но жизнь, которую мы ведем здесь, это не жизнь.
Он слушал ее с застывшим лицом; затем освободился от нее и шагнул назад.
— Ты сошла с ума, Драга. Ты несешь чушь. Сегодня или завтра нас убьют! Что за вздор!
Она вкратце рассказала о событиях второй половины дня: о происшествии с Завкой и Милицей, о своем разговоре с полковником Грабовым, о визите Янковски и, наконец, о разговоре с Михаилом Василовичем. При упоминании о Михаиле его узкие губы дрогнули. Он снова снял пенсне, и его лицо, казавшееся отчасти угрюмым, отчасти коварным, напомнило Драге Александра мальчишкой, когда он впадал в буйство, если что-то делалось против его желания.
— Вот оно что, — сказал он. — Так за всем стоит этот негодяй. Я предупреждал Лазу, чтобы ноги Василовича во дворце не было. — Александр прошествовал к двери и распахнул ее.
— Наумович! — закричал он высоким и, как было известно его окружению, не предвещавшим ничего хорошего голосом.
Королева пыталась его остановить.
— Что ты хочешь делать?
— Наумович! — заорал он еще раз.
Господа в приемной растерянно уставились на короля.
— Сюда! — закричал он, указывая на пол, как если бы звал собаку.
Наумович тем временем вздремнул в своем кресле, а поскольку оно было маловато ему по размеру, то быстро подняться из него не вышло. Наконец, с трудом поднявшись и тяжело вздохнув, он направился в кабинет короля.
— Закройте дверь, — рявкнул на него Александр.
Наумович послушно закрыл дверь и, потупив глаза, приблизился к королю.
— Слушаюсь, Ваше Величество, — пролепетал он. — Всегда к Вашим услугам, Ваше Величество.
— Пойдите и немедленно арестуйте капитана Василовича.
Королева в ужасе схватила его за руку.
— Саша, пожалуйста.
Александр не слышал ее.
— Он в покоях королевы. Отведите его в караульное помещение, там он должен находиться под арестом. Если будет сопротивляться, приказываю пристрелить его на месте.
В высшей степени пораженный, Наумович не верил своим ушам.
— Пристрелить? Но, Ваше Величество, у меня нет оружия.
— Так найдите что-нибудь, черт побери. Это, должно быть, не так уж сложно в этом караван-сарае.
Пожав плечами, Наумович двинулся к двери. Не оставляя мысль о том, что король в плохом настроении, он попятился на манер рака, а когда заметил, что в его состоянии трудно двигаться по прямой, как это предусмотрено этикетом, счел за благо убраться как можно скорее.
Он был уже в приемной, когда его настиг возглас королевы:
— Стойте, Наумович!
— Отправляйтесь! Вы слышали, что я Вам приказал?! — пытался перекричать свою жену король.
Наумович остановился, с него было довольно. Он знал по опыту, что в спорах королевской четы победа неизменно была за королевой. Нужно только стоять и ждать.
— Василович должен нам помочь, Саша.
Выражение брезгливой скуки на лице Наумовича при этих словах сменилось напряженным вниманием.
— Великолепная помощь, — проворчал король. — Действительно, нужно переломать Лазе все кости за то, что он пустил этого приятеля во дворец. Черт побери, закройте дверь! — Приказ относился к Наумовичу. — Я сразу же понял, — сказал он, переключившись на Драгу, — что это была большая глупость. Разве тебе не понятна тактика Василовича? Он же человек Карагеоргиевичей. Его друзья знают, что обычными методами нас не победить, поэтому и пытаются ловчить. Сначала Завка, потом Грабов, затем Янковски и вот теперь сам Василович. Они все — часть заговора, и хотят победить нас не силой, а ложью.
— Послушай меня, Саша, это не он ко мне пришел, а я вызвала его.
— Если бы ты не вызвала его сегодня вечером, он сам бы пришел к тебе завтра. Что больше всего меня занимает во всей этой идиотской истории, это то, что я не знаю, какую, собственно, роль здесь играет Лаза. Входит он тоже в число заговорщиков?
— Как ты мог такое подумать, Саша. Никого нет преданнее его.
— Я все это слышал раньше. Но если ты спросишь меня, то я тебе скажу, что во всем этом муравейнике я доверяю одному-единственному человеку — Мике Наумовичу. — Не обращая внимания на сдавленный стон, который издал полковник при этих словах, король продолжал: — Все остальные, chére, это лакейские душонки, преданные тому, кто больше заплатит.
Тихий смешок заставил короля остановиться. Полковник все еще стоял в дверях, повернувшись к королевской чете спиной, его широкие плечи подрагивали, как будто он не мог больше сопротивляться приступу смеха.
— Что здесь смешного? — резко спросил король.
Наумович повернулся. По его щекам катились слезы и увлажняли воротник его парадной формы.
— Sacrebleu[99], Мика, что с Вами? — спросил Александр, сбитый с толку.
— Вы оба так добры ко мне, я этого не заслужил, — заикаясь, пролепетал Наумович. — Я этого не заслуживаю, клянусь, не заслуживаю.
— Tiens, qui c’est agaçant[100], — раздраженно пробормотал король. — В любое другое время проявление такой преданности порадовало бы его, но сейчас оно мешало. — Я высоко ценю Вашу преданность, полковник. Уверен, в будущем Вам еще представится возможность доказать это, но сейчас возьмите себя в руки и арестуйте капитана Василовича.
— Минуту. — Королева не собиралась сдаваться. — Зачем его арестовывать? Чего мы этим добьемся?
— Имена заговорщиков. Если заговор действительно существует и он в нем участвует, он знает их.
— Он их никогда не выдаст.
— Ты забываешь, что мы можем его заставить это сделать.
Наумович больше не всхлипывал, глаза его были сухи, и он внимательно слушал супругов.
— Я давно ждал этого, и вот наконец один из этих мерзавцев у нас в руках. Остальных мы тоже получим. Это можно спокойно поручить префекту.
— Я не хочу этого! — возразила королева, повысив голос. — Ты совершишь ужасную ошибку. Очнись, Саша. Уже не те времена, когда ты мог решить свои проблемы, заковав противников в кандалы. У нас не хватит тюрем, чтобы запереть всех людей, которые против нас. Нужно сдаться. Сейчас у тебя есть возможность с честью выйти в отставку.
Александр гневно взглянул на нее; сжав губы, он зашагал по комнате. Пройдясь несколько раз туда-сюда, он остановился перед Наумовичем так близко, что тот отшатнулся.
— Доставьте этого типа сюда.
— А если он откажется, сир? — спросил Наумович, его глаза хищно блеснули при этом. — Остается ли все еще в силе Ваш приказ?
По тону, которым он сказал это, Драга поняла, что Наумович абсолютно готов застрелить Михаила.
— Нет, — быстро сказала королева. — Приказ отменяется. Думаю, он не станет отказываться. Скажите ему, что это мое желание, чтобы он говорил с королем.
Наумович глубоко вздохнул, как будто хотел возразить, но передумал и быстрыми шагами вышел из комнаты.
Король тут же обратился к Драге.
— Ты опять настояла на своем! Нужно заметить, мадам, Вы изо всех сил поспешили вновь встретиться с капитаном.
Она покачала головой от такого непонимания.
— Повзрослеешь ли ты когда-нибудь, Саша? Ну, хорошо, он был моим любовником. Но одновременно он был самым близким человеком твоего отца. Капитан действительно зол на тебя, но не из-за меня, а из-за твоего отца. И тем не менее он хочет тебе помочь. Ты сам мне рассказывал, что он учил тебя ездить на лошади, когда ты был маленьким, и играл с тобой в теннис. Мне кажется, детские воспоминания о Михаиле Василовиче перевесят ту антипатию, которую ты питаешь к нему в последние годы. И не пытайся заставить его выдать своих товарищей. Он этого никогда не сделает. Он упрям и будет молчать до конца.
