Сегор растерянно хлопал ресницами, косился то на меня, то на Деттара. Повелитель хмурился, озабоченно и мрачно. И лишь отец Аллана смотрел прямо, открыто, хоть и изучающе. Он и спросил первым:
– Эннари, ты уверена?
Короткая фраза, произнесенная глубоким низким голосом, словно метко брошенный камень разбила сгустившийся воздух, и время снова пустилось вскачь, а люди в зале в очередной раз притихли.
– Да.
– Понимаешь, какие могут быть последствия?
– Понимаю.
Я, действительно, понимала. Прилюдно объявить о праве на клан в круге совета разрешено не каждому – лишь сильнейшему это дозволяется. Маг должен отвечать за свои слова и поступки. Если я не сумею доказать, что достойна стать главой, меня ждет суровое наказание.
– Готова подтвердить кровью, магией и силой, – повторила еще раз, не позволив себе дрогнуть ни на мгновение.
– Что ж, ритуал начат. Если ты настаиваешь, мы не можем отказать.
И об этом Фарн тоже предупреждал – когда вступлю в круг союза, никто уже не остановит обряд. Главное самой не отступать.
Отец Аллана помедлил, пристально изучая меня, и вдруг улыбнулся такой знакомой фирменной граэмовской улыбкой – теплой, чуть ироничной, – а потом обернулся к повелителю.
– Даэт…
Главный Дракон кивнул в ответ на невысказанный вопрос и резко вскинул руку
– Алок, – эхом раскатилось по залу.
– Фээль, – тут же подхватил Граэм-старший.
– Хану, – запнувшись на секунду, присоединился к ним Сегор.
Ну, вот. Формальное разрешение дано, теперь моя очередь.
– Кровь к крови…
Я достала спрятанный в поясе ритуальный кинжал, еще раз полоснула себя по ладони и крепко сжала обсидиановый клинок в кулаке, орошая кровью магический знак, на котором стояла. Тот мгновенно вспыхнул, наполняясь сиянием, подтверждая мою прямую родственную связь с Окари Янтом.
Первая часть обряда самая несложная – я ведь, действительно, обитаю сейчас в теле его пра-пра-пра… внучки.
– Магия к магии…
На секунду закрыла глаза, сосредоточилась и потянулась к внутреннему источнику, щедро черпая из него, разжигая искру. Затем впечатала все, что собрала, в символ под ногами и замерла. Да, мы точно рассчитали, моего резерва должно хватить. Но все-таки я волновалась… ужасно волновалась, и когда вокруг соткался огненный вихрь, расплавленной колонной поднимаясь к высоким сводам, поняла, что даже не дышала в ожидании результата.
Зал потрясенно выдохнул вместе со мной – дружно, как один человек, но я не позволила себе сейчас отвлекаться и разглядывать, что они там все делают.
– Сила к силе, – произнесла заключительную формулу и «открылась». Будто огромную клетку распахнула, выпуская выросшего за зиму птенца к весне, солнцу, теплу.
Ну, Феня, твой выход. Лети на свободу, воробьеныш!
Громкий торжествующий крик ударился о стены зала, отразился от них тысячью голосов, и в потоке пламени, окружавшем меня, вверх взметнулся феникс. Встряхнулся, вырастая до огромных размеров – вровень с драконом, змеем и химером, расправил крылья и завис, позволяя всем разглядеть себя.
Хорош он был настолько, что у меня самой в горле комок образовался. Голова с пышным хохолком гордо вскинута, клюв хищно изогнут. Перья горят золотом, рассыпая вокруг алые всполохи, и льдисто-синяя окантовка только подчеркивает их красоту. А пышный хвост свисает вниз застывшими в воздухе гибкими огненными лентами.
Неужели это мой мелкий, заморенно-всклокоченный воробей?
Феникс крикнул еще раз – и все вокруг застыло, вновь погружая нас в безвременье.
Привставший со своего места Деттар, его выпученные глаза, которые, казалось, вот-вот вылезут из орбит, как у выброшенной на берег рыбы...
Иннил, с приоткрытым в изумлении ртом. Неожиданно цепкий прищур «пятиюродного» Динура.
Небин, вцепившийся в воротник мантии, точно ему воздуха не хватает…
Красный, как помидор, Видан – не дай бог, хватит апоплексический удар…
Ненависть на лице Эндара. Слезы на щеках Кетры…
Улыбка Аллана…
И бесконечная нежность во взгляде Кайдена. Нежность и гордость. За меня…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Все это навсегда врезалось в память.
Третий крик, – и от птица во все стороны волнами начал расходиться ослепительно яркий свет, срывая с присутствующих иллюзию, выворачивая наизнанку. Обнажая их истинную суть.
– Ань, пора!
– Да.
Я вплела свой собственный дар в магию феникса, дополнительно усиливая ее, и принялась наблюдать за тем, что творится вокруг.
Первые мгновения ничего особенного не происходило – в зале, в основном, находились мужчины, иллюзорными чарами Химер из них пользовались единицы. Но потом то тут, то там стали с шипением вспыхивать жутковатые дымные факелы. Маги, объятые черным пламенем, кривились и стонали от боли, некоторые сползали с кресел, падая на колени. Сумеречные метки пытались защититься от света истины, активно высасывая энергию из тех, кто оказался под их влиянием.
Ящер со змеем тут же сорвались с места и закружили под потолком, набрасывая путы и накрывая «зараженных» охранным пологом. Через секунду к собратьям присоединился и химер. Значит, прав Хортос, он все-таки «за нас», а то, что не общается… Что ж, когда твой носитель умирает, тут уж не до разговоров, даже дружеских.
Я окинула быстрым взглядом верхние ряды. «Факелов» не так много, звери, в любом случае, справятся, а дальше Фарн сам разберется. Важнее понять, что происходит в нижних секторах. Если Егор сейчас на совете, то он находится именно там.
– Метки бывают двух видов, – вспомнились слова Кайдена. – Паутина. Ею заклеймены жертвы. И паук – знак слуги Сумеречного.
– А у Маслова что? – спросила я тогда.
– Боюсь, что ничего, – нахмурился Фарн. – Он не жертва, не слуга, а избранник. Полноценный носитель и проводник сумеречной магии. И печать мрака – не метка, ее так просто не заметишь. Если чужак все-таки сумел спрятаться внутри души прежнего владельца тела, даже свет истины не поможет его найти.
Не поможет? Это плохо. Тогда придется искать другой способ… Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
Я энергично мотнула головой, сосредотачиваясь на передних креслах.
Деттар… Мертвенно-бледный, из груди рвется тяжелое, хриплое дыхание, на лбу испарина, на щеке проступил косой узловатый шрам, который он так тщательно скрывал под родовой иллюзией, а по шее расплылась уродливая паутина. С тех пор, как я первый раз увидела ее в Блодже, она стала еще больше. Никс точно не слуга, а жертва… и, судя по метке, в него давно и прочно вцепились.
Эндер… У этого паук. Жирный такой, огромный, в пол-лица. Ну, то, что кузен записался в помощники Сумеречного за «бочку варенья и корзину печенья»*, мы и так знали.
Зато Кетру порча не тронула, что меня очень порадовало. Впрочем, Видан также не удостоился метки. В принципе, это понятно и вполне объяснимо: зачем тратить магию на того, кого и так легко купить за деньги, положение в обществе, магические накопители, артефакты и прочие блага?
На Василисков можно даже не смотреть – там все в полном порядке. Удивительно дружный и сплоченный род. На Инниле и «ботанике» Динуре тоже ничего нет.
А вот в секторе, где размещался ковен, «факелов» оказалось много. Причем, почти все с пауками – то есть, не пострадавшие, а добровольные помощники. Но Небин при этом абсолютно чист. Странно, очень странно… Подспудно ожидала увидеть на нем хотя бы паутину. Неужели, я просто предвзято отношусь к недругу Хобба, а на самом деле бывший ректор академии, где училась Эннари, ныне главный имперский целитель сам по себе не такой уж безнадежный человек?
Или он все-таки Маслов? Но с таким же успехом им может быть Иннил, Динур, Видан… любой, на ком отсутствует метка подчинения и служения. Хотя нет, Видан вряд ли – слишком уж трусоват.
Вздохнула и повернулась к тем, кто находился вместе со мной в круге союза.
Граэм-старший застыл, как натянутая струна, воплощением напряженного ожидания. Но метки не видно. Сегор явно потрясен, во взгляде – растерянность, ужас, однако на нем самом ни паука, ни паутины. И оба, глава Василисков и наследник Химер, не сводят глаз с повелителя.
