В колхозе работал завхозом, бригадиром, а теперь ремонтирует телеги, дышла, полудрабки, ящики.
Он рассказывал все, что всегда припоминал сам для себя, постукивая секирой. Он шел по жизни смело, события воспринимал горячо, близко к сердцу, и они составляли его биографию. На склоне лет у него есть еще силы, и он отдает их коллективному хозяйству.
Над верстаком деда Гаврила, между долотами и стамесками, висела афиша к кинофильму «Ракеты не должны взлететь». Она, выпущенная несколько лет назад, была целенькой, чистой и, наверное, служила тут не просто украшением, а чем-то бо́льшим. Старый плотник жил и прошлой войной, и миром.
— Я знал одного бородянского летчика, — перешел я к самому важному для меня. — Хороший был штурмовик, но несчастье сломало его крылья. Я видел его на земле, орошенной его кровью.
У Гаврила Дорошовича посветлели глаза, лицо лучисто оживилось.
— Так это не кто иной, как мой родич.
— Кто же он? Кто?
Старик отозвался не сразу:
— Это нужно мне переспросить. Многие из них не вернулись с фронта. Кое-кого и до сих пор родные разыскивают.
— Вы назовете мне фамилию своего родственника?
— Назову или нет, не знаю. Этим можно людей и до слез довести. Я подумаю.
Запах дерева, вычищенные до блеска в работе инструменты, свежие, как вылитые, новые колеса — все тут было прочным, надежным, выверенным. Среди всего этого предосторожность опытного пожилого человека казалась мне такой же обычной, простой и необходимой.
Песня моторов
Микола Чалый, инженер колхоза, вместе с бригадиром Петром Патокой обряжали тракторы новыми, только что со склада, еще липкими от защитного покрытия граблями. Трактор тихо ворчал мотором, зубья, круто согнутые и упругие, дрожали оттого, что к ним каждый раз прикасались. Грабли были оригинальные — во время переездов они свертывались и катились за трактором. Но сейчас, на дворе, они стояли широко расправленные, такими, какими будут в работе, Их окружали люди, снова рассматривали с неусыпным любопытством к новому.
Петро Патока и тракторист Микола Максименко чувствовали, как ждут трактор с граблями там, на косовице, и приводили его в порядок под придирчивыми взглядами нетерпеливых косарей: сено, сено нужно сегодня же убрать в валки.
С граблями что-то не ладилось, и Петро Патока решил поехать вместе с трактористом на участок и на месте устранить неполадки.
Мы пошли по двору, между сеялками, лафетами, культиваторами, взяв направление на голубой картофелеуборочный комбайн. Я попросил Миколу Чалого рассказать о себе. Он смутился.
— Я привык говорить только о машинах. Пять лет чертил их детали, разбирал узлы, собирал. Иногда мне кажется, что у меня нет места для других мыслей. Поймите меня правильно — это моя профессия, моя жизнь, в работе они больше всего мне нужны. Хотя должен сказать, что на моей должности, как это ни странно, главным почему-то стала не эксплуатация машин, не то, как взять от них максимальную пользу, — наши механизаторы разбираются в этом хорошо, — а сопутствующее ей — ремонт, реставрация, уход за машинами. Белый ватман и учебники, какими я жил на протяжении пяти лет, очень мало научили меня тому, как раздобывать запасные части и материалы. Нам в колхозе всегда чего-то не хватает, за всем приходится куда-то далеко ехать непременно самому председателю правления или инженеру. Каждую дефицитную деталь надо где-то «выбивать».
— Вам, Микола, наверное, силы не занимать?
— Если бы в открытой борьбе, на ковре, — пожалуйста. Я боролся студентом за спортивные кубки. А тут далеко не все негодное удается сразу положить или бросить «на обе лопатки».
Мы остановились около голубого комбайна, полученного из Германской Демократической Республики. Микола Чалый оперся о него рукой, лицо инженера излучало спокойствие.
— Люблю машины, и никогда они мне не надоедают. Мои братья и сестры, всех нас девять душ, работают на селе — от председателя и агронома до рядового. У нас один другому передавал свое увлечение земледелием, Я вместе со старшим братом во время каникул работал на комбайне. Ни жара, ни пылюга не испугают тебя, когда видишь, как твой брат, влюбленный в машину, ведет ее по полю.
Оживленнее и охотнее инженер заговорил, когда речь коснулась не разрешенных пока проблем. Он называл еще не механизированные процессы, над которыми бьется тонкая, чуткая, энергичная мысль сельского специалиста. Он прослеживает путь зерна, картофеля, свеклы, взятых с полей, и видит, где и что делается машинами и где цепь механизации прерывается. Здесь сосредоточивается поиск.
Когда специалисту удается приспособить незначительный прибор, поставить на помощь рукам электричество, механизм, он счастлив.
— Нам бы еще механизировать погрузку картофеля в сажалку, скирдование сена и работы на ферме, — сказал Микола Федорович проникновенно и озабоченно; видно было, как он глубоко проникся делами хозяйства, как жадно ищет все новое.
За то время, пока мы обходили колхозный двор, инженера не раз отвлекали то подписать какую-то бумагу, то что-то посоветовать слесарям. А то нашел его и бывший однокурсник Микола Носов, работающий на такой же должности в совхозе «Майдановский». Встречаются они теперь редко, и их встречи накоротке — лучший семинар, самое полезное совещание.
В обеденный перерыв автомашины и тракторы, находящиеся вблизи колхозной усадьбы, подкатывают к столовой, расположенной в тени деревьев. Оставив их на некотором отдалении, водители усаживаются на длинных скамьях вокруг стола. Едят они медленно, тихо переговариваясь. Вот он, случай, подумал я, когда можно потолковать с несколькими бородянцами и расспросить их кое о чем.
Так неожиданно завязалась у меня беседа с Миколой Кириленко, Александром Крамаренко и бригадиром Петром Патокой. Первые двое еще молоды, их силы так а вздымают грудь, звенят в голосе. Они из тех основательных молодых хозяев, умеющих управиться с любым делом, сказать твердое или веселое слово в коллективе и высоко держать честь дома, семьи добропорядочностью, привлекательным видом хаты, ограды, сада.
Трактористы рассказывали о своих участках в поле, о своих обязательствах, о том, что они уже сделали на полях.
— Без поля я долго дома не усижу, — прямо сказал Александр. — Мне в селе будто всюду тесно. Когда я на поле, когда гудит трактор и земля дышит — как просторно, как красиво! В такие минуты весь мир мне кажется таким, как наша замечательная Бородянщина. И еще люблю смотреть, как ссыпается зерно из комбайна в кузов машины. Мой сынок часто приходит ко мне, я усаживаю его рядом с собой, и мы с ним,объезжаем поля. Я радуюсь, когда он берет руль и ведет трактор так же ровно и уверенно, как и я.
Микола Кириленко припоминает, как он сразу после войны, будучи подростком, выезжал на заготовки леса в Иванковский лесхоз, как оттуда доставлял деревья на Тетерев, к сплаву.
— Я смотрел на плоты, они с течением набирали ходу, и мне хотелось побежать следом за ними по берегу, увидеть, куда их вынесет. Я знал, что войдут они в Днепр, а куда же дальше? Что там за края, куда мы посылаем лес? Что из него строят? Лишь когда пошел служить в армию, тогда немного повидал свет. Но я не люблю ездить и надолго отлучаться из дома. Жену и сына посылал отдыхать на море, а сам... Мне лучше отдыхается, когда работа идет на лад, когда нивы зеленые и чистые, когда картофель дружно цветет. Дед Нездолий хвалится, что рекорд в колхозе будет за ним. Кто-то из моих хлопцев сказал: «Одолеем Нездолия!» И это будет, точно!
Петр Юхимович Патока старше всех в бригаде. Он сменил на этой должности первого тракториста села Михаила Адаменко. И ему уже нелегко распоряжаться такой громадой, хоть он человек закаленный. Всю Отечественную войну на машине, возил на прицепе длинноствольную пушку. От Пирятина через битвы на Дону, Днепре, Висле, Одере дошел до Берлина. По его разбитым, усыпанным кирпичом и черепицей улицам, прогрохотал своим «челябинцем» до самого рейхстага — повидал черное гнездовье фашистов и полной грудью вдохнул воздух Победы.
— В бригаде людей много. Я каждый день всех их вижу, каждый час. Знаю, где кто работает, куда и кому обед отвезти. Тракторист очень-очень сосредоточивается в работе, его надо избавить от лишних забот, чтобы он вкладывал в дело всю свою силу.
Петру Патоке недавно вручили орден Октябрьской Революции. Дома собрались дочки, зять, родственники, соседи. Всем хотелось подержать орден на ладони.
Я спросил Патоку о бородянских летчиках. От него услышал несколько тех же имен, какие мне называли раньше. Затем, подумав, он внезапно встрепенулся:
— На этих днях я слышал стихи про нашего летчика, летавшего на «илах». Там говорится о его крови, как он на войне горел. Я знаю его. Он каждую весну едет за Харьков, к Белгороду, где похоронен его товарищ.
