Ее ходатайство, вкупе с рекомендациями Лауры Пегрэм, было удовлетворено. Несмотря на обстоятельства дела, ей выдали образцовую характеристику. В подобных случаях администрация обычно строго придерживается установленных порядков, но для нее было сделано исключение. Все прошло как по маслу. И что теперь? Ожидание праздника оказалось лучше самого праздника. Спору нет, общение, новые знакомства и многое другое, мрачно думала она, но все это как-то разом утратило свое очарование.
Оказавшись в своей комнате, она развернула сэндвич и выложила его на тарелку, рядом положила нож и вилку. На другую она поставила банку с йогуртом, воткнув в него чайную ложку. Она ела, сидя у окна, наблюдая за тем, как тяжелые капли дождя со стуком падают на мусорные баки.
На что ей такая свобода? Уж лучше снова в тюрьму.
Прекратить! Сейчас же прекратить. Расклеилась совсем. Она подошла к умывальнику на стене и ополоснула лицо. Не представляя, чем еще можно заглушить агонию, она опустилась в кресло с высокой спинкой, уронив руки на замусоленные, некогда бежевого цвета ручки. Грубая ткань была до боли колючей на ощупь. Кончиком нового черного ботинка она потерла о темный ковер с рисунком в индийском стиле. По маленьким квадратным вмятинам можно было определить, где раньше стояла кровать.
Кейт прилегла. Ее волосы рассыпались по коричневому вельвету покрывала. Перевернувшись, она уткнулась в него лицом; от него пахло, как из затхлого буфета. Она почувствовала липкие слезы на щеке, она плакала.
Той ночью она ласкала свое тело. Там, в тюрьме, эти тайные ласки снимали напряжение и служили небольшим утешением. Подтверждали, по крайней мере, что она является живой и реальной, а не просто безликим номером в компьютерной программе.
В любом случае ничего другого ей не оставалось. Лучше, чем ничего. Но в этом неприветливом месте с чужими голосами за стеной, в эпицентре чужой жизни то, что она делала, стало казаться ей чем-то постыдным. Никому не нужная неудачница. Ущербное ничтожество.
Может быть, то, к чему она так отчаянно стремилась, недостижимо? В Холлоуэй будущее виделось ей в другом свете. Она строила планы, фантазировала, расписывала жизнь на свободе до мелочей, как поступит, что скажет.
Заведет кучу друзей, встретит его, Его. Он обязательно поведет ее куда-нибудь, куда, правда, она и сама не знала.
В ресторан наподобие того, что видела по телевизору.
Или в оперу; она живо представила себя сидящей в ложе, такой же, какую показывали по видео в спортзале. Или она окажется в Нью-Йорке, в книжном магазине, как Мерил Стрип.[11]
Лежа на коричневом покрывале, она мысленно рвала в клочья картинки, нарисованные наивной фантазией. Злобное самоистязание, острая неудовлетворенность собой, настолько острая, что Робине Найт не хватило кожи для татуировок. «Загубленная жизнь», вопль отчаяния, въевшийся в кожу рук. «Заведи меня». Кейт казалось, что ее душу можно прочесть так же легко. Несомненно, окружающие считают ее круглой дурой. Жалким посмешищем.
Вряд ли кто-то сумеет ее понять. Она не такая, как все. Она никогда не сможет думать так же, как остальные.
Темнота угнетала ее душу. Темнота пугала ее с детства. Сидя в темноте, ей приходилось быть молчаливым свидетелем семейных ссор. Под покровом темноты совершались самые страшные преступления, особенно в тюрьме. В темноте человек беззащитен и уязвим. Темнота — неизбежность. Людям остается только спать. В темноте часто умирают. Мама умерла ночью.
Ночью люди занимаются любовью и сладко засыпают в объятиях друг друга. Мысль о чужом наслаждении была невыносима, заставляла острее ощутить щемящее чувство одиночества. В том месте ее жизни, которое должны занимать сексуальные отношения, была ничем не заполненная брешь. Ее изнывающее тело было одной сплошной пустотой, сплошной болью, которую ничем не успокоить. Она приложила руку к груди и сквозь шелковую ткань ночной сорочки с синими и белыми горошинами, купленной ею накануне на распродаже в «Марк и Спенсер», почувствовала биение собственного сердца, гулкое и ритмичное. Биение пустого сердца.
Прокатившаяся по телу волна вырвала из груди тихий стон. Она перевернулась и прижалась щекой к жесткой, комковатой подушке, пропитанной запахом чужих волос. Господи, какая непроглядная темнота! Страшно, когда ты никому не нужен.
Глава 25
Название местечка Калфорд-Хаус звучало впечатляюще, поэтому отец Майкл был несколько удивлен, с трудом отыскав неказистый домишко на окраине города. Домик из сероватого камня был выстроен в низине прямо у дороги. Стоя на тротуаре, он спокойно мог заглянуть в маленькие оконца с подоконниками, заваленными пластмассовыми игрушками. Окна были занавешены, несмотря на то что близился полдень. На высоком плетеном заборе красовалась большая вывеска: «Калфорд-Хаус. Собаководческий питомник. Дж. Берфорд. Тел. 0225 89762». За ограждением в двадцати огромных вольерах из металлической проволоки на все лады лаяли псы. Дверь открыл крепкий и широкий в плечах — на первый взгляд — мужчина. Но это было обманчивое впечатление, он был в широченных рабочих брюках и жакете поверх хлопчатобумажной спецовки.
— Мистер Доуни?
— Кто там еще? — В его голосе сметались раздражение и затаенная тревога.
Отец Майкл представился.
— Извините за вторжение, — сказал он, — но у вас, похоже, повреждена телефонная линия. — Он был вполне уверен, что телефонная связь была отрезана, и то, что мужчина — можно было не сомневаться, это был Доуни собственной персоной — не проявил по этому поводу ни малейшего удивления, лишь подтвердило его догадку.
— Я к Кейт, — объяснил он, — по моим сведениям, она находится здесь.
Услышав это, Доуни оглянулся в сторону дома с таким видом, словно ему было стыдно и неловко.
— Давайте пройдем в контору, — предложил он и двинулся к одному из облезлых трейлеров в дальнем конце подъездной аллеи.
Пока они шли, он громким голосом монотонно говорил:
— Если вы — очередной социальный работник, то поймите… Что толку задавать одни и те же вопросы? Я сделал все, что было в моих силах. Мне очень жаль, что все так получилось, если вы это хотите услышать. Знаю, что обещал. Знаю, что была договоренность. Но события развивались совсем не так, как ожидалось. — Он поднялся на одну ступеньку, повернулся к отцу Майклу и посмотрел на него сверху вниз. — Могу сказать одно. Она больше не ребенок. Я-то надеялся, что все будет так, как раньше, словно моя дочка, моя Кейт просто вернулась домой. Но она ведь уже не та Кейт, она…
— Нет-нет, — перебил его отец Майкл. — Я пытаюсь найти Кейт по другой причине.
