— Это неважно. Небольшой такой банк, карманный.
— Чей — карманный?
— В смысле?
— Ну, бандитский, воровской? Или покойной КПСС?
— Владимир Александрович, а вам обязательно это знать?
— Решайте сами.
От того, чьи деньги сформировали уставный капитал, зависело многое. В частности, с какими силовыми структурами придется иметь дело в случае возможного конфликта: с «отморозками» из организованных преступных сообществ нового образца или с беспощадными хранителями традиционного «общака». А может, это будут оберегающие покой «золота партии» бывшие и действующие кагэбэшники?
— Не знаю. Давайте пока не будем углубляться в эту проблему? Хорошо?
— Хорошо.
— Извините за назойливость, но… Надеюсь, у вас не возникнет соблазна поделиться с кем-нибудь тем, что вы сейчас услышите? Даже за большие деньги?
Тихонин вызывал у Владимира Александровича все большую жалость, несмотря на его шикарный кабинет и рубашку за семьдесят долларов:
— Я не торгую секретами, которые мне кто-то доверил по доброй воле. Это очень вредит репутации. Другое дело, если информацию удалось добыть самому — подкупом, хитростью, силой… Тогда это — мое! Тогда это уже товар, который ждет своего покупателя. Ясно?
— Боря! Не отвлекайся. Прости, Саныч.
— Слушаю вас, Борис Михайлович.
— Так вот, в начале года у банка возникла проблема. Понадобилось срочно продлить валютную лицензию…
— Я не силен в терминологии.
— Это документ, дающий право на занятие валютными операциями. Работа с вкладами населения, обменные пункты и прочее.
— Сладко!
— Еще бы. Естественно, за бесплатно такой вопрос не решался. Если один обменник на Невском дает две — две с половиной тысячи долларов…
— В месяц?
— В день.
Виноградов присвистнул — что-что, а считать он умел:
— Да-а…
— Ну, шеф немножко преувеличил! Бывает, конечно, но с учетом конъюнктуры рынка и накладных расходов… — В отличие от Тихонина, его заместитель принадлежал к категории бизнесменов, сделавших себе имя и состояние еще до «угара нэпа» девяностых. В их кругу было не принято хвастаться реальными доходами даже перед любовницами — ничего не поделаешь, тяжкое наследие подполья.
— А кто вообще эти лицензии продлевает? И выдает?
— Центробанк России.
— Москва?
— Нет, этим ведают конкретные люди здесь, в Питере. На одного из них — я потом назову фамилию — были выходы.
— У Сергея?
— Нет, лично у меня. — Тихонин даже немного обиделся — конечно, в двадцать с небольшим хочется, чтобы окружающие принимали тебя всерьез. — Тот человек очень осторожен, у него репутация… Он назвал сумму. Сумму, которая Василевича вполне устроила! Тем более что все другие варианты, которые пробовались, никаких гарантий не обещали, даже наоборот.
— А при чем тут Василевич?
— Василевич, которого вы, кстати, только что видели, является президентом Невского банка недвижимости. Он там все решает, хотя лично ему принадлежит всего три процента уставного капитала.
— То есть он и президент, и один из учредителей?
— Да. Так часто делают. Я был его замом по работе на бирже, а Сергей Юрьевич возглавлял валютный отдел.
— Вы, как я понимаю, уволились?
— Правильно понимаете. Но об этом после!
Нервничая, Тихонин теребил молнию упрятанного в коричневую кожу делового блокнота:
— Василевич тогда согласился. И дал указание выдать нам под отчет.
— Кому конкретно? И сколько?
— Согласно указанию президента, деньги под отчет были выданы мне и Сергею. Василевич обещал, что к осени спишет их.
— Какая сумма?
— Сто двадцать. Миллионов… Рублей.
— Это было тогда примерно тридцать тысяч долларов, — кивнул Чайкин. — Восемьдесят миллионов написали на Борю, сорок на меня.
Виноградов, пребывая в некоторой прострации, невольно покачал головой: такие суммы не воспринимались им как нечто реальное, как некая совокупность платежных средств, на которые можно приобрести что-то ощутимо полезное. Пока это были всего лишь чужие цифры, такие же неосязаемые, как триллионы из загадочного республиканского бюджета.
— Мы их сразу же отконвертировали. Это легко проверить, сохранились копии, да и девочки вспомнят.
— Короче, Боря отнес бабки тому мужику. Мужик взял, пообещал, что все будет путем и можно не трепыхаться… И кинул!
— Как это?
— Элементарно. Срок по временному разрешению вышел — и все, привет! — Чайкин разговаривал с Виноградовым, но слюной брызгал все-таки на стушевавшегося Тихонина. — Расписки-то никакой взять не догадались…
— Сергей, пожалуйста, опять не надо…
— Я все-таки не понял, что именно произошло.
— Ничего тот Борин приятель не сделал. Выяснилось, что документы наши как лежали в общей папке, так там лежат. И результат соответственный: отзыв лицензии на ведение валютных операций! Плюс штрафные санкции, так как по старым документам можно было работать до первого сентября, а Василевич со спокойной душой, думая, что все в порядке, инкассировался на обменных пунктах аж до седьмого, пока уведомление не пришло. И попал Невский банк недвижимости на такие деньги, за которые теперь душу вместе с кишками вынут.
— Не у вас же!
— Получается, что у нас!
— Мы же крайние остались… В общем, когда в июле Тихонин от Василевича увольнялся — и меня с собой свалил! — тот сказал, что претензий нет, мол, заплатили в Центробанк, так заплатили, лишь бы без проблем. А теперь…
— Теперь появились проблемы? И соответственно, претензии?
— Да! Получается, что мы с Сергеем тридцать тысяч у банка взяли, присвоили их якобы под того мужика, потом уволились. И Василевич «попал»…
— Некрасивая история. Значит, никаких документов, что валюта передана, нет?
— Слушай, Саныч! Ты когда-нибудь слышал, чтоб взятки по приходному ордеру брали?
— И сколько вам предъявлено? Помимо той суммы?
— Еще семьдесят.
— Всего, значит, сто тысяч долларов?
— Так, выходит.
— Нехило… Отдавать собираетесь?
— Откуда?
— Ты что, Саныч!
— Понял. Чем я могу помочь?
— Во-первых, организуй нам нормальную безопасность…
— А во-вторых…
— Что вы понимаете под безопасностью? «Крышами» я не занимаюсь, вообще насчет бандитов…
— «Крыша» — не твой вопрос! Тут все схвачено. Я имею в виду обычную охрану: в офисе, на обменных пунктах. Официально, без всяких там… И личных телохранителей.
— А во-вторых — инкассации, перевозка ценностей. А то люди Василевича грохнут суточную выручку — отбирай потом!
Надо было принимать решение. Но почему-то не хотелось.
— Вы сейчас — кто?
— Не понял… — нахмурился Тихонин.
— Банк «Золотая плотина». Точнее, его здешний филиал. — Чайкин сориентировался быстрее своего юного коллеги и сразу уловил, что имеет в виду гость. — Головная контора в Москве, работаем в основном с госпредприятиями, по конверсионным технологиям. Крутим деньги «оборонки». Боря — генеральный представитель, я — сам понимаешь…
— По валютной части?
— Да, пока в Питере не зарегистрировались, но скоро решим вопрос, начнем наличные операции… Приходи, приноси «зелень» — сделаем по хорошему курсу!
— Будут — приду.
— Обязательно будут! Штука в месяц тебя устроит?
— Тысяча двести. Первого и пятнадцатого — по шестьсот…
Ожидая негодующих возгласов, Владимир Александрович решил продолжать, как говорил один из его знакомых, «переть бугром»:
— Аванс — сегодня.
— Согласны, — кивнул Тихонин.
— Договорились, — Чайкин вздохнул и поправил очки.
«Ни фига себе, — подумал Виноградов. — Может, сбежать?»
Но потом решил не торопиться:
— С кем работаешь?
— С «куйбышевскими».
— Хм-м…
Было, судьба свела Владимира Александровича с одним из лидеров этой группировки: он считал себя человеком религиозным и от самого факта лишения ближнего своего жизни и здоровья удовольствия никакого не получал. Убивал по производственной необходимости, если можно так сказать.
— Не лучший вариант. Как они сейчас?
— В каком смысле? — Тихонин непонимающе поднял брови.
Сергей же кивнул:
— Вроде стоят пока… Хотя, конечно, послабее.
— Само собой! — Оба, и Чайкин, и Виноградов, знали, о чем идет речь: в ответ на гибель одного из офицеров милиция города поставила на уши практически все кабаки, бани и квартиры, значившиеся по оперативным данным как места «концентрации преступного элемента». И хотя, как обычно при подобных мероприятиях, побои и наручники достались вовсе не тому, кому следовало, удалось установить, что к расстрелу джипа с сотрудниками ГУВД имели отношение «куйбышевские». — Покрошил их тогда руоповский СОБР!
