— Любопытно.
— Еще бы! А у шляхтичей кровь горячая, они терпеть не могут, когда даму обижают. Тем более деньги всем нужны.
Виноградов сделал паузу и спустя секунду снова заговорил:
— Я думаю, вы уже давно договорились «кинуть» господина Геллера на «мерседес». Нужно было только время на подготовку.
— Какой мне смысл? Это же наша машина.
— А семейный бюджет и не страдал бы. Все равно страховку супруг получит, так что… Тот редкий случай, когда и волки сыты…
— И овцы целы? Ну-ну!
— Задумано было неплохо. Хозяин уезжает на пару недель. За это время машина успевает пересечь границу с Россией, которая, как известно, настолько похожа на «черную дыру», что в ней бесследно пропадают не только какие-то там «мерседесы», но и западные кредиты. По дороге бояться нечего, да и на самой границе тоже — тут же нет системы доверенностей, да еще и нотариально заверенных, как у нас. В полицейских компьютерах данные об угоне машины появятся только тогда, когда она уже канет навеки в безбрежных просторах СНГ. И будет мирно обитать где-нибудь в Казахстане или даже в Москве. Ведь дома-то документы чистые сделать — не проблема, согласись?
— Представления не имею.
— Ой ли? Дальше, скорее всего, было так. Ты позвонила в Копенгаген Колосовскому, что муж уехал. Оттуда прибыли исполнители. Остановились в отельчике, названия не помню, доложили. Но не тебе! А в целях безопасности — Войтовичу.
— Каким же, интересно, образом?
— На пейджер. Там звоночек зафиксирован, что-то вроде «позвони отель такой-то, телефон такой-то. Павел»… Телеграфный стиль, минимум грамматики. После этого осталось самое легкое. Ты отослала куда-нибудь по магазинам Эльзу, а шофер преспокойненько выкатил «мерседес» и средь бела дня перегнал его в укромное местечко. Проинформировал пресловутого Павла с приятелем, наверное, даже дождался их, чтоб кто другой на машину с ключами в замке зажигания не позарился. Потом встал и общественным транспортом вернулся назад. А машина покатилась на паром, в Финляндию и далее…
— Каков негодяй! Хотя Бог ему судья, покойнику.
— Это точно. Зря он в Лидинге приперся — может, еще жив бы был.
— Почему?
— Оставил бы ребятам ключи, документы, пошел бы в кино, к подружке. Нет. Обязательно надо было к тебе заявиться, отрапортовать. Ну выпили, ну денежки в уме подсчитали… Но в койку-то зачем валиться?
— Что-о?
— Да я не осуждаю — конечно, нервы, успешная операция, да еще и муж в отсутствии… Эльза ведь вас прямо в процессе застукала?
— С-сука! Лесбиянка.
— Нет, просто она русских не любит. Ты знала, что это она Геллера из командировки вызвала? С подробностями?
— Догадывалась.
— Хорошо еще, что ей в голову не пришло в гараж сунуться, а то бы… В общем, супруг твой сорвался домой, естественно, без звонка. Застукать вас не застукал, но то, что машины нет, заметил в первую очередь. В полицию сообщил. Так что друзей твоего Колосовского за задницу прихватили в последний, можно сказать, момент.
— И что, за это мужа пытались убить?
— Не-ет! Никто и не пытался его убивать. Кому он нужен?
— Как это? Вы же сами, чуть ли не…
— Ерунда. Оптический обман.
— Не понимаю.
— Очень просто все! Первый твой муж узнал про накладку со вторым, занервничал. Рано или поздно вышли бы на Войтовича, через него — на тебя. Сама понимаешь.
Женщина молча слушала.
— Так вот. Шофер оказался лишним звеном. Ненужным, неудобным таким! Сам Колосовский рисковать не стал, прислал братишку, Марека — очень удачный выбор, он ведь будущего покойника в лицо знал, еще по Кракову. Так?
— Может быть.
— Шлепнули водителя ни за грош. И концы вроде в воду. Если бы не телекамера, могло и пройти. Что же ты так прокололась, не предупредила?
— А со мной не советовались. Янек, как всегда, сам все решил, поторопился. Это все можно доказать?
— Практически все.
— А те русские?
— Кто-то внес залог. Я думаю, если покопаться, то это по каналам Колосовского. Очевидно, отработанная схема — вытаскивают своих засыпавшихся, а сумму залога списывают на убытки. При тех оборотах и прибылях, которые дает сбыт краденых автомобилей, накладные расходы неизбежны.
— Это все?
— Вопрос, сколько стоит геллеровский «мерседес»?
— Здесь или у нас?
— Есть разница?
— Конечно! Муж застраховал его на полную стоимость — около семисот тысяч крон, почти полтораста тонн баксов. Это ведь не базовая модель, там всяких «наворотов» с избытком. А в России такой, дай Боже, если удалось бы за стошку спихнуть, тем более — «темный».
— Сотня тысяч долларов! Неплохо! А твоя доля?
— О чем ты? Это же чисто теоретически. Я тебя выслушала, пивком угостила, а теперь — привет!
— Денег больше предлагать не будешь?
— Нет. Не буду. — Госпожа Геллер сосредоточенно улыбнулась, встала и бросила на блюдечко со счетом мятую купюру. — Гуд бай, пинкертон ты мой разговорчивый!
Виноградов вытянул шею: вслед за женщиной на приличном расстоянии увязалась видавшая виды колымага с темными стеклами.
* * *
С некоторых пор, еще, пожалуй, с исхода детства, отношение Виноградова к Александру Дюма и его трем мушкетерам было весьма неоднозначным. И не потому даже, что, судя по тексту, за этими обаятельными парнями числился целый букет деяний, подпадающих под статьи уголовного кодекса, — от измены родине в военное время до обычного злостного хулиганства в кабаках. Не говоря уже о систематическом сопротивлении сотрудникам тогдашних правоохранительных органов, причем вооруженном!
Просто кое-что ему в благородных дворянах не нравилось: нехорошо, например, делать четырем здоровым мужикам шоу из банального убийства женщины. Да еще обставлять все это нравоучительными монологами. Миледи, конечно, тоже не подарок, но… Убить — убей, если по-другому защититься не можешь, а высшего судью-то корчить из себя зачем?
Поэтому никакой радости от сегодняшней встречи Владимир Александрович не испытывал.
В привычном уже полицейском кабинете не без труда разместились пятеро: хозяева, господин Геллер и Виноградов с приятелем-журналистом.
Олаф переводил:
— Лэрри благодарит господина Геллера за благоразумие и сотрудничество. Он обещает со своей стороны, что деловая и личная репутация господина Геллера не пострадает.
— В прессе ничего не будет?
— Полностью перекрыть каналы информации никто не в состоянии, но… Пока не задержан Колосовский, можно будет ссылаться на тайну в интересах следствия.
— А этот, убийца?
— Он уже дает показания, скоро мы заберем его у датчан.
— В этой истории есть и положительные моменты. Например, то, что жизни самого господина Геллера ничто не угрожало. И не угрожает. Также хорошо, что отпала версия с деловыми интересами.
— Он собирается отменить в связи с этим меры безопасности?
— Только некоторые. Ты остаешься, технику в доме демонтировать не будут.
— Это радует.
— Тем более что в России возможны всякие неожиданности.
— Надеюсь, там я тоже буду полезен. А что с женщиной?
— Всерьез ей мало что грозит. Соучастие в краже у собственного мужа? Так ведь ущерб в конечном счете никто не понес. И господин Геллер, как я понял, на уголовном преследовании супруги… бывшей, прошу прощения, супруги… не настаивает.
— А что же она так рванула? Хорошо, что следили, а то бы пришлось Европол задействовать. В аэропорту взяли?
— Да. Но я думаю, что это для нее лучший вариант — Колосовский, скорее всего, бывшую супругу прикончил бы. Слабость у него такая — всех ликвидировать, кто опасен.
— А что по другим угонам в Стокгольме?
— Землячка твоя, видимо, непричастна. А ты что думаешь, кроме Колосовского, в Швеции машины воровать некому?
И, перехватив насмешливый взгляд полицейского, Густавсон несколько виновато добавил:
— К сожалению, разумеется!
Апрель 1995 года.
Блаженны миротворцы
…О, конечно, у вас тоже имеются поэты, биржи, кажется, даже парламент! Но все, что так крепко и основательно на Западе, у вас ждет не урагана, а лишь легкого дуновения, случайного вздоха, чтобы бесследно исчезнуть.
И. Эренбург, 1921 год
— Бывших оперативников не существует. Эта беда — на всю жизнь.
Виноградов нечто подобное уже слышал — то ли в кино, то ли от кого-то из знакомых. Звякнул хрусталем:
— Поехали!
Янтарное пламя послушно перетекло из рюмки и притаилось, согрев желудок.
— Хороший коньяк.
— Согласен.
До алкоголизма было еще не близко, но за последние год-полтора Владимир Александрович выпил больше, чем даже самые крутые парни из повестей старика Хемингуэя.
Так уж сложилось. Можно было назвать это бытовым пьянством, точнее — служебно-бытовым…
