ви прийдете в будь яку державну установу ви теж будете там говорити українською і ніяких утисків за це не буде, чи не так?[105]
— Не зовсім так, панна Ребекко. А хто скасував українські школи, вже після того, як відбулася українізація шкіл?[106] Чому в Могильові тільки дві українські школи, як було чотири? Чому їх закрили, хто буде навчати дітей рідної мови?
— Краще все ж таки товариш Ребекка, так, товаришу Остапе? А скажіть мені — до того, як відбулася українізація шкіл, в нашому Могильові була польська школа, російська школа, єврейська школа, я починала вчитися саме в єврейській. Скажіть, будь ласка, кому вони заважали, чому потрібно було їх закривати, щоб відкрити тільки українські? Була українська школа, відкрийте ще дві, або три, залишіть інші національні. А потім опитували людей, вони самі виявили бажання, щоб було більше російських шкіл, що в цьому поганого?
— Те і погане, що самі люди захотіли навчати дітей російською, що їх національна свідомість на такому низькому рівні, ось що погано! Я не націоналіст, та вважаю, що в радянській державі необхідно розвивати всі національності, а наша розвиватись не хоче, деградує, ось що мене так турбує.
— Може, інтернаціональна свідомість все таки перемагає в нашій робітничій державі національну? Якщо справа в цьому, то це є природній процес, та культурна і національна спадщина українського народу зберігається, а можливостей для розвитку української національності стало набагато більше, ніж раніше. Ось ви — типовий селянин, а володієте мовою на рівні вчителя-мовника. Скажіть, яким чином вам вдалося так підняти свій культурний рівень? Ось я бачу перед собою освічену і небайдужу людину. Це дуже приємно і дуже виділяє ваз із загалу.
— Так… проте мої манери залишаються не найкращими… Пробачте ще раз, ви мене знову заставили почервоніти. В мене був дуже розумний вчитель, Микола Петрович Колобродич. Він приділяв мені багато уваги, та навіть готував до вступу у педагогічний інститут, ось тільки обставини так склалися, що старший брат став просуватись по партійній лінії, а молодші були ще замалі. Родина велика. Я залишився з батьком на хазяйстві, тепер молодший підростає, та без батька буде важко, прийдеться все мені брати на себе…[107]
И Остап надолго умолк, погрузившись в тяжелые размышления.
Глава тридцать седьмая. Остап Майстренко
Остап остановился у брата. Тот жил в небольшом домике на окраине. Он снимал тут комнату, но, как знал Остап, у Ивана с хозяйкой, молодой вдовой, Катериной, были отношения. Жениться брат пока не собирался. Катерина и не настаивала. Но Иван был и обстиран, и еду ему готовили, а при его нервной работе такая забота о здоровье, как и регулярная мужская жизнь, привели к тому, что Иван округлился, обзавелся румянцем на все лицо и небольшим, но увесистым брюшком. Уж что-что, а так себя запустить у бати он бы себе не позволил! У старого Майстренка еду надо было заработать. Порции он за завтраком, обедом и ужином отмерял сам, и не дай Бог попросить добавку, если ты не сделал свою работу! Можно было и ложкой по лбу получить! Катерина на Ивана тоже не жаловалась. Он был человеком отзывчивым, добрым, помогал, когда имел время, домашней мужской работы не чурался, да и сыну Катерины стать на ноги с его поддержкой стало проще. Она была женщиной крупной, дородной, работящей, и очень веселой. Ее характер и непритязательность и сделали Катерину такой удобной подругой Ивану.
Остап таких отношений не одобрял. Любишь женщину — так женись на ней, но Иван все мялся-мялся, а жениться так и не собрался. Однажды, когда брат решительно пристал к Ивану с этим вопросом, тот буркнул в ответ: «Ее муж был врагом советской власти. В тридцать седьмом расстреляли. Я точно знаю. Поэтому не женюсь». Иван действительно точно знал. Он был в составе тройки, которая утверждала ему приговор. Это потом, как-то случайно, он снял комнату у Катерины, а когда узнал, у кого снял, то было поздно — Катерина уже прописалась в его чернильной душе заглавными буквами декрета о жизни… Наверное, чувство вины имело в их отношениях какое-то значение, хотя Иван особой вины не чувствовал. Чем ее муж был хуже или лучше тех других, кому в приговоре он тоже поставил подпись в составе тройки? Но все-таки… все-таки, все-таки…
В течении рабочего дня Иван кушал два раза. Рано утром, как только встал, да поздно вечером, а чаще всего ночью, когда возвращался со службы. Вот и сейчас, когда Остап пришел с вокзала, брата еще не было. Он знал, что на работе брат часто засиживается до полуночи, и может прийти еще позже, но ужинать без брата отказался. Катерина тоже ждала Ивана, она уложила Петрушу, сына, спать, а сама все возилась по хозяйству, предоставив Остапа самому себе.
Остап подошел к рабочему столу брата. В глаза бросилась статья с многочисленными пометками. Скорее всего, именно над нею работал брат в последнее время. Его привлек подзаголовок «2. Будущность наций и национальных языков». Остап стал читать, этого текста он точно не знал:
«…У нас, в нашей стране, давно уже уничтожен национальный гнет, но из этого вовсе не следует, что национальные различия исчезли и нации нашей страны ликвидированы. У нас, в нашей стране, давно уже ликвидированы национальные государственные перегородки с пограничной стражей, с таможнями, но из этого вовсе не следует, что нации уже слились и национальные языки исчезли, что эти языки заменены каким-то одним общим для всех наших наций языком… Национальное недоверие, национальная обособленность, национальная вражда, национальные столкновения стимулируются и поддерживаются, конечно, не каким-либо „врожденным“ чувством национального злопыхательства, а стремлением империализма покорить чужие нации и страхом этих наций перед угрозой национального порабощения. Несомненно, что пока существует мировой империализм, будут существовать и это стремление и этот страх, — следовательно, будут существовать в громадном большинстве стран и национальное недоверие, и национальная обособленность, и национальная вражда, и национальные столкновения. Можно ли утверждать, что победа социализма и ликвидация империализма в одной стране означают ликвидацию империализма и национального гнета в большинстве стран? Ясно, что нельзя. Но из этого следует, что победа социализма в одной стране, несмотря на то, что она серьезно ослабляет мировой империализм, всё же не создает и не может создать условий, необходимых для слияния наций и национальных языков мира в одно общее целое… Было бы ошибочно думать, что первый этап периода всемирной диктатуры пролетариата будет началом отмирания
