пожалуйста, дай мне! Дай мне. Ты ничего не помнишь, а я помню».
– Что ты помнишь?
«Как брела ночью по лесу. Пела колыбельную».
– Колыбельную?
«Она все время у тебя в голове, верно? Обрывки старой колыбельной, которую пела мама. Спи, моя радость, усни-и-и…»
Запах леса.
Один и тот же сон.
Лера села, хотя дождь и ветер отчаянно хотели утоптать ее обнаженное тело в мох, оставить его здесь навсегда. Каждый сантиметр кожи болезненно ныл.
«Лес вокруг маминого дома. Мы любили его, гуляли с Пашкой. Помнишь?»
– Да, конечно.
Сверкнули зигзаги молний. Дождь походил на обезумевшего пса, облизывающего лицо, дышащего лесным ветром.
«Дай мне, дай мне! Мы выберемся. Споем колыбельную еще не один раз. Споем для нее!»
Она готова была уступить. Лишь бы избавиться от боли и воспоминаний.
Лера из прошлого выбралась из глубины, вцепилась коготками за сознание и получила контроль. Захохотала, подставляя лицо дождю. Как раньше, много лет назад, когда жить было проще, а мир не казался таким уставшим и старым.
Вскочила, заковыляла, прихрамывая, к огромному старому дереву. Остановилась, изучая царапины на коре, подмечая и вспоминая детали.
Она почти узнала место, где находилась. Идти на запад, двадцать шагов по ковру из податливого мха. Грибная поляна. Точно. Заколотилось сердце. Обрадованно погладила торчащий из травы большой пень, будто встретила старого знакомого. На его поверхности расползлись старые шрамы от топора.
Лера точно знала, что скоро выйдет к нужному месту. К тому самому, где много лет назад вскапывала влажную землю и захлебывалась плачем.
Обошла пень, за ним – густой кустарник. Осмотрелась. Ей как будто открылась невидимая глазу тропа, из тех троп, которые не замечаешь до поры до времени, а когда заметишь – никогда уже не сможешь сбиться с пути. Тропа складывалась из старых елей и кривых березок, из опавших листьев и поросли мха, из валунов и родников.
Каждая капля дождя превращалась в острое лезвие, раздирающее кожу. Нервы будто оголились. Это сбивало. Несколько раз Лера пропускала ориентиры, проходила мимо нужного места, приходилось возвращаться, отыскивать заново.
Она вышла на небольшую поляну, когда уже начало смеркаться. Деревья будто сделались плотнее, выше, гуще, обступили со всех сторон и окончательно закрыли дневной свет. Ветер взбесился, не оставляя попыток сбить с ног.
Что-то першило в горле, заставляло глухо, с надрывом кашлять. Сил уже не оставалось.
Лера остановилась, не веря глазам. Это была поляна из ее снов, из забытого, выпотрошенного прошлого. Колыбельная всплыла – тихие нежные строчки, – и с каждым словом, возникающим в голове, воспоминания оживали и обрастали плотью. Как ожившие мертвецы, как монстр Франкенштейна, они рвались наружу, и от них уже нельзя было спастись.
«А ведь ты все это время именно спасалась, да? Бежала отсюда».
Она сделала несколько шагов, осматриваясь. Деревья вокруг шумели, шум нарастал и множился. Вспыхнули молнии, бледные отголоски света болезненно лизнули глаза. Лера зацепилась за что-то, опустила голову и увидела рукоять старого ножа.
– Это метка, – шепнула Лера самой себе. Она все вспоминала. – Воткнула его в землю на краю свежей могилы, чтобы не забыть место и суметь вернуться сюда.
Вот и вернулась, через десять лет.
Больше не чувствуя боли, она упала на колени и принялась сначала с остервенением вырывать пучки травы, потом рыть землю руками, как раньше. Загребала, швыряла, рвала податливые влажные корни. Вытащила нож – лезвие покрылось ржавчиной – и стала копать им, как лопатой. Хрипела, кашляла, шипела. Выгребала грязь и воду, обваливающиеся куски дерна, снова копала, вгрызалась пальцами в прошлое.
Затем, спустя минут десять или же целую вечность, ткнулась ногтями во что-то твердое. Сердце заколотилось еще сильнее. Дыхание сперло. Вот сейчас бы свалиться тут замертво, как мечтала. В самый ответственный момент. В сгущающихся сумерках не смогла сразу понять – и вспомнить! – как выглядит детский гробик, но вот уже подцепила один его угол, вытащила, уложила в траву.
Гробик был совсем крохотный и очень легкий. Ткань давно рассыпалась в труху, обнажив подгнивающие доски.
Лера не могла отвести взгляд. Горло набили раскаленными углями. Заныли пальцы, и она обнаружила, что выдрала с мясом сразу три ногтя. Хлынули слезы. Лера затряслась в судорогах, подтянула гробик к себе и обняла его, как младенца.
– Прости меня… – зашептала она сквозь частый громкий плач. – Ты должна была быть рядом, просто я не хотела тебя терять, не хотела расставаться. Я думала, что буду приходить сюда. Это должно было стать моим сакральным местом. Выражением моей любви к тебе… Настя, милая, пожалуйста, прости! Я так долго искала тебя. Я не могла вспомнить, не могла найти…
Она обнаружила, что Леры из прошлого больше нет. Тишина в голове. Шум вокруг. Прислушалась к ощущениям и поняла, что Лера из прошлого забрала что-то еще. Бесконечную тоску и уничтожающее чувство вины. Это исчезло, взамен оставив грусть и, кажется, желание жить.
На краю поляны зашевелились тени, из них сформировался нечеткий силуэт. Он осторожно двигался к Лере. Вспышки молний выхватили из сумерек красивое лицо Наты. Она остановилась, не дойдя нескольких шагов.
– Считай, весь лес облазила! – Ната пыталась перекричать шум дождя и ветра. – Таким, как я, всегда везет, не удивляйся! Мы должны закончить здесь и сегодня! Немного не так, как я хотела. Но все же лучше, чем ничего!
Лера не ответила. Осторожно поднялась, все еще сжимая гробик, баюкая его. Слезы лились из глаз. Она подумала, что с Настей ничего не случилось, что время ничего не сделало с ней, можно открыть крышку и посмотреть.
– Что в руках? – крикнула сестра. – Покажи руки, Лера! Хватит, наигрались!
Молнии снова осветили поляну. Ната увидела гробик в руках Леры и громко, удивленно охнула:
– Ты нашла ее?!
Лера сделала несколько шагов, огибая вырытую недавно яму, которую уже залило водой.
Прислонилась щекой к деревянному боку, вдохнула гнилой запах смерти. Строчки колыбельной начали растворяться, словно этот запах нарушил какие-то взаимосвязи в цепочке воспоминаний.
«Птицы уснули в саду…»
– Это моя дочь! – крикнула Лера. – Представляешь, я вспомнила! Откопала! Она здесь! Она все это время ждала меня здесь!
Лера подошла ближе, раскачиваясь от усталости. Ната держала пистолет. Дождь размазал по ее лицу тушь. Мокрые волосы прилипли ко лбу, лежали на плечах и щеках. Еще одна вспышка молнии коротким рассветом обнажила растерянность на лице Наты. Такой сцены она точно не ожидала.
– Лера, остановись. Стой!
– Я любила ее больше всего на свете! Мне очень, очень, очень плохо сейчас. Ты не поймешь. Ты можешь быть идеальной во всем, Ната, но никогда не поймешь
