— Так мы называем наших посвященных.
Она провела пальцем по верхней кромке фужера на столе. Я услышал над головой шаги и приглушенные голоса — очевидно, остальные входили в Грэмери через дверь на верхнем этаже.
— И ты больше не видишься со своей семьей? — настаивал я.
— В этом нет надобности. Я бросила колледж, чтобы присоединиться к синерджистам, и не верю, что родители простят мне это. Они старались мне помешать, Майк, и все, чего добились, — это полного разрыва семейных связей.
— Как ты можешь говорить так о своих родителях? Боже, они, наверное, до сих пор с ума сходят от тревоги.
Ей стало неловко, будто разговор принял не тот оборот, какой она планировала. Но это не остановило меня.
— А как с такими, как Кинселла? — спросил я, меняя курс. — Как он стал синерджистом, и от чего отказался он?
— Это совсем не так. Мы ни от чего не отказываемся — мы отдаем, чтобы получить.
Еще более милое выражение.
— Так что он отдал?
— Мы не знаем, что приносят в Храм другие. Это знают только Майкрофт и его советники.
— Финансовые советники? Значит, он содержит бухгалтеров.
— Да, так же как и церкви. Так же как приходится делать всем более или менее крупным организациям.
Если упоминание бухгалтера и было воспринято как упрек, то упрек не вызвал раздражения.
Джилли придвинулась ко мне, ее пальцы коснулись моего запястья.
— Вас заинтересовал наш Храм, Майк? Поэтому вы задаете вопросы?
В ее голосе слышалась надежда, а в пальцах чувствовалась теплота.
— Не настолько, чтобы присоединиться, — ответил я.
Ее рука соскользнула, но глаза напряженно смотрели в мои.
— Вы бы нашли с нами много счастья. Вы бы постепенно узнали многое, что другим не дано узнать.
— Многое какого рода?
Теперь она отвела глаза.
— Я всего лишь из питомцев. Полномочия и право обучать имеют только Избранные.
— Кинселла?
— И другие. Впрочем, и я могу вам помочь, Майк. Каждому Усыновленному позволяется иметь духовного товарища. — Ее пальцы снова нашли мое запястье, но на этот раз в ее пожатии чувствовалась твердость. — Мы в любое время можем поговорить о вещах, которые не требуют обращения к сущности учения. Мы могли бы встретиться...
Не подумайте, что я не испытал соблазна Джилли была симпатичная девушка, а в последнее время я чувствовал себя вроде как отверженным со стороны Мидж. А ровная и мягкая твердость ее пожатия подразумевала нечто большее, чем просто разговор подразумевала, что «духовный товарищ» означает и другие аспекты особых отношений. Или это были только мои фантазии?
— Ты хорошенькая, Джилли, — сказал я, помолчав, — но я могу в данный момент иметь лишь одного духовного товарища, и этот товарищ сейчас наверху. Возьми пару фужеров, а?
Я взял бутылку и зажал между пальцами ножки трех фужеров.
Если Джилли и почувствовала, что ее отшили, то не подала виду, и снова я задумался, не померещилось ли мне ее приглашение.
— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказала Джилли, держа в каждой руке по фужеру, — но если когда-нибудь почувствуете потребность...
Она намеренно оставила предложение недосказанным, и, естественно, мое воображение продолжало давать себе волю. Девушка отвернулась, но перед этим улыбнулась мне одними глазами, не дразня, даже не соблазнительно, а как будто понимая гораздо больше меня. И возможно, так оно и было.
— А скажи мне еще кое-что, — сказал я, останавливая ее. — Почему именно здесь?
Она изумленно взглянула на меня.
— Почему Майкрофт расположил свой синерджистский Храм здесь? Он американец, и, как я понял, когда был в Храме, среди последователей тоже немало американцев — так зачем же было всей организации переезжать в Англию?
— Потому что это...
— Джилли!
Голос был довольно спокойным, но девушка вздрогнула, словно ее хлестнули плетью, и обернулась.
У подножия лестницы, как обычно засунув руки в карманы, стоял Кинселла. Он дружелюбно улыбался, но я как будто бы заметил в выражении его лица тень раздражения.
— А мы уж подумали, куда это вы оба пропали, — проговорил он мягким тоном.
— Мы идем, — ответил я, держа перед собой вино и фужеры. — Джилли только что просветила меня в общих чертах насчет синерджистов, хотя должен признаться, я не много понял.
— Ну, сам основатель под вашей крышей, Майк. Майкрофт может объяснить все лучше любого из нас. Знаете, раньше мы не хотели пичкать вас подобным, это не наш стиль.
— Да я и не настолько любопытен. Это я так, просто чтобы разговор поддержать.
— Разумеется. Позвольте помочь с этими фужерами.
— Я справлюсь. Ведите всех.
Прежде чем снова подняться по лестнице, Кинселла оглядел помещение, словно ища что-то.
И снова я спросил себя, что же в Грэмери заставляет его так нервничать.
* * *
— Пределы человеческого ума устанавливаются самими людьми.
Майкрофт переводил взгляд с лица на лицо, оценивая эффект, произведенный этим утверждением как на посвященных, так и на непосвященных — к последним относились Мидж и я. Он сидел в единственном кресле в круглой комнате, Мидж и Джилли расположились на диване, а я — на подлокотнике дивана. Кинселла и Джоби развалились на полу, потягивая вино и почтительно внимая своему лидеру. Комнату освещала единственная лампа, за окнами, казалось, не было ничего, кроме черноты.
— Сама цивилизация послужила тому, чтобы притушить врожденные возможности нашего ума, — продолжал Майкрофт. — Новые практические навыки и научные исследования все больше уменьшают наше знание самих себя. Не случайно, что у ребенка без так называемой зрелой мудрости психические способности больше, чем у взрослого.
— Я понял, что вы имеете в виду, — сказал я, — и вряд ли эта теория оригинальна. — Я не намеревался быть грубым, но мы уже минут двадцать слушали проповеди Майкрофта, и мне это начало надоедать. — Вот послушайте: знание говорит, что мы не можем летать. Можно в это верить, можно не верить, но факт остается фактом.
— Нет, Майк, — терпеливо ответил он. — Знание самого себя сообщает, что ты не можешь летать. Но даже в этом ты научился думать просто в терминах своего физического тела, а не сознания. Прежде всего, нет ничего, что может ограничить нашу психику. Сила, заключенная во всех нас — если хотите, психическая энергия, — не может быть ограничена психическими аспектами нашей жизни. Если только мы, мы сами, не утверждаем обратного.
Он как-то утратил свою мягкость. Возможно, тени от лампы выявили в его чертах глубину, которой раньше не было видно, а может быть, дело заключалось в напряженности его взгляда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
