А как он вел себя во время интервью с Камероном Уильямсом! Рейфорд чувствовал, что иногда он говорил хорошо, членораздельно, спокойно, разумно; он понимал, что высказывал революционные, потрясающие идеи, но вместе с тем он чувствовал, что Бог ниспослал ему способность выражать их ясно и четко. Но какой же он, в таком случае, свидетельствующий, если реакцией журналиста было всего лишь вежливое безразличие?
Всей своей душой Рейфорд хотел бы быть более действенным. Он уверился в том, что до сих пор попусту растрачивал свою жизнь, и у него осталось лишь немного времени, чтобы наверстать упущенное. Он благодарил Бога за свое собственное спасение, но хотел, чтобы его обрели и другие, хотел привести к Христу как можно больше людей. Интервью для журнала давало невероятные возможности, но нутром он чувствовал, что оно не получилось. Так стоит ли тратить усилия на то, чтобы молиться о другом подобном случае? Рейфорд был уверен, что больше не увидит Камерона Уильямса. Тот не позвонит Брюсу Барнсу, а цитаты Рейфорда не появятся на страницах «Глобал уикли»
Пока Рейфорд принимал душ, брился и одевался, он слышал, как собирается Хлоя. Она была явно смущена его поведением вчера вечером. Наверно, она даже извинялась перед мистером Уильямсом за тот бред, который нес ее отец. Хорошо, что она хоть постучала к нему в дверь и пожелал доброй ночи, когда они вернулись. И это было хорошо.
Каждый раз, когда Рейфорд думал о Хлое, он чувство вал стеснение в груди, опустошенность и скорбь. Он мог терпимо относится к другим своим ошибкам, но у него подгибались колени, когда он молча молился за Хлою. «Я не могу потерять ее», — думал он. Он был готов отдать ей свое спасение, если бы это было возможно. Принимая на себя такое обязательство, он чувствовал, что это Бог обращается к нему, внушая, что для спасения людей, для того, чтобы вести их к Христу, приходится брать на себя такое бремя. Таков был и Сам Иисус, Который взял на Себя наказание за людей, чтобы они могли жить. Когда Рейфорд взмолился о Хлое, мужество снова стало возвращаться к нему, помогая бороться с мучительным страхом неудачи. «Господи, мне нужна Твоя поддержка, — вздохнул он. — Мне нужно знать, что я не оттолкнул ее навсегда». Он пожелал ей доброй ночи, но услышал, как она плачет в постели.
Уже облаченный в форму, Рейфорд улыбнулся появившейся в дверях и аккуратно одетой для поездки Хлое. «Готова, дорогая?» — спросил он мягко.
Она кивнула и слегка улыбнулась, заключив его в крепкое и долгое объятие и прижавшись щекой к его груди. «Благодарю!» — взмолился он молча, подумав о том, что вряд ли надо говорить что-нибудь еще.
Может, подошло время? Может быть, надавить на нее сейчас?
И снова ему показалось, будто Бог говорит непосредственно в его душе: «Терпение. Оставь ее пока»: Но молчать было трудно, как и раньше. Хлоя тоже не сказала ничего. Они взяли легкий завтрак и отправились в аэропорт «Кеннеди». Хлоя оказалась первой пассажиркой в самолете.
— Я постараюсь подойти к тебе потом, — сказал Рейфорд, отправлГясь в кабину пилота.
— Не переживай, если не сможешь, — ответила она, — я все пойму.
Бак дождался, пока все пассажиры займут свои места. Когда он приблизился к своему месту рядом с Хлоей, она сидела, повернувшись к окну и положив подбородок на скрещенные руки. Баку не было видно, открыты или закрыты ее глаза. Он подумал, что она обернется, пока он садится в кресло, и не мог справиться с улыбкой, предвидя ее реакцию. Он был лишь немного обеспокоен, вдруг она не будет такой дружелюбной, как ему хотелось бы.
Он сидел в ожидании, но она не оборачивалась. Может быть, задремала? Смотрела в окно? Предавалась размышлениям? Молилась? А вдруг она плакала? Бак надеялся, что это не так. Он уже настолько проникся заботой о ней, что переживал, не причинило ли ей что-либо боль.
Но неожиданно он сам оказался в затруднительном положении. Напряженное ожидание момента, когда Хлоя обернется и краем глаза увидит его, утомило. У него заболели мышцы и суставы, в глазах чувствовалась резь. Голова как будто налилась свинцом. Он не мог позволить себе заснуть и дать ей увидеть его рядом с собой погрузившимся в сон.
Бак дал знак стюардессе. «Пожалуйста, кока-колу», — шепотом попросил он. Хоть кофеин напитка поможет ему дольше удерживаться от сна. Когда Хлоя даже не обратила внимания на предупреждение о соблюдении правил безопасности, Бак начал терять терпение. Ему, конечно же, не хотелось обнаруживать себя. Он хотел, чтобы его обнаружили. Поэтому он продолжал ждать. В конце концов, ее должна была утомить ее поза, потому что ноги ее были вытянуты и упирались в сумку под передним сиденьем. Она выпила последний глоток сока и поставила бутылку между креслами. В этот-то момент в поле ее зрения и оказались кожаные туфли Бака, те самые, в которых он был вчера. Ее взгляд медленно поднялся вверх, до его улыбающегося, ожидающего лица.
Ее реакция была более выразительной, чем он ожидал. Она подняла руки и приложила их к губам. Глаза ее наполнились слезами. Затем она взяла его руку в свои.
— Ох, Бак, — прошептала она, — ох, Бак!
— Приятно видеть вас, — сказал он.
Хлоя быстро отпустила его руку, как бы сдерживая себя.
— Не хочу показаться школьницей, — сказала она, — но вы что, услышали мою молитву?
Ответ Бака был с двойным смыслом:
— Я-то полагал, что в вашей семье молится только отец.
— Так оно и есть, — ответила она. — Это была первая моя молитва в этом году, и Бог ответил на нее.
— Вы молились о том, чтобы я сел рядом с вами?
— О, нет! Мне и в голову не приходило такое невероятное событие. Как вы это сделали, Бак?
— Ну, это было совсем не трудно, раз я знал время вашего рейса, Я сказал, что собираюсь лететь вместе с вами и хотел бы сидеть рядом, — ответил он.
— Но почему? Куда вы летите?
— Вы забыли, куда летит самолет? Я думаю, что в Сан-Хосе.
Она рассмеялась.
— Давайте закончим. Мне еще не приходилось быть ответом на чью-либо молитву.
— Это долгая история.
— Я думаю, у нас есть время. Она снова взяла его руку в свою.
— Бак, это очень личное. Но это самое приятное из того, что происходило со мной за последнее время.
— Хотя вы сказали, что мы прощаемся, но я здесь не только из-за вас. У меня есть дело в Чикаго. Она снова рассмеялась и продолжила:
— Я молилась не о вас, Бак, хотя то, что вы здесь — это приятно. Я молилась о том, чтобы Бог сделал мне что-нибудь хорошее.
Бак не мог скрыть своего удивления.
— Я это знал, — откликнулся он. Тогда она ответила ему подробнее:
— Вы, наверно, заметили, что я была очень расстроена вчера. Меня очень растрогал рассказ моего отца, хотя я и слышала его раньше. Но вчера я вдруг обратила внимание, как он интересуется людьми. Вы поняли, как важно все это было для него, как он серьезно к этому относится?
— А кто бы этого не заметил!
— Если бы я не знала его так хорошо, Бак, я бы подумала, что он пытается убедить вас лично, а не просто отвечает на ваши вопросы.
— Я не уверен, что он не пытался. Думаю, что так оно и было.
— Вас это не обидело?
— Совсем нет, Хлоя, по правде сказать, он меня растрогал.
Хлоя замолчала и покачала головой. Когда она снова заговорила, то почти шепотом, и Баку пришлось наклониться к ней, чтобы услышать. Ему нравился звук ее голоса.
— Бак, — сказала она, — он растрогал и меня, но совсем не потому, что это мой отец.
— Удивительно, — сказал он. — Я думал об этом почти всю ночь.
— Не слишком ли долго для нас обоих? — спросила она. Бак не ответил, но понял, что она имела в виду.
— Так когда я стал ответом на вашу молитву? — осведомился он.
— За обедом, когда папа рассказывал вам все это, я внезапно поняла, почему он хотел, чтобы я присутствовала, когда то же самое он говорил Хетти. Поначалу я оказалась для него таким крепким орешком, что он отступился. И теперь, когда он овладел знаниями, в своем стремлении убедить меня он боится обращаться ко мне напрямую. Он хочет обойти меня с флангов. И он добился своего.
Я не слышала начала, потому что мы с Хетти были в женской комнате, но, наверное, я все это слышала и раньше. Но когда я вернулась, меня как будто пронзило. Дело не в том, что я услышала что-то новое, новым это было для меня, когда я услышала Брюса Барнса и увидела видеокассету. Но тут отец проявил такую энергию и уверенность. Бак, правда ведь нельзя по-другому объяснить тех двоих в Иерусалиме, как только признав в них тех самых свидетельствующих, о которых говорится в Библии? Бак кивнул.
— Вот так папа и Бог пронзили меня. Но я была еще не совсем готова. Я плакала, потому что я так его люблю и потому что все это оказалось истиной. Все это правда, Бак, вы это понимаете?
— Думаю, что понимаю, Хлоя.
— Но все равно я не могу заговорить с моим отцом об этом. Я еще не знаю, что будет со мной. Я всегда бравировала своей независимостью, я знала, что огорчаю его, даже разочаровываю, но я не могла делать ничего другого, как только плакать. Я должна сама все обдумать, научиться молиться, во всем разобраться. Хетти совершенно безнадежна. Она этого не понимает и никогда не поймет. Она способна думать только о банальностях, вроде того, чтобы попытаться сосватать нас с вами.
