Всё тут говорилось верно, Сталин толковал о том же Мацуоке в апреле 1941 года, но в июне 1945 года в устах одного из апологетов японского экстремизма и антисоветизма подобный призыв к «единению» был, конечно, пустопорожней болтовнёй.
39-летний Малик это прекрасно понимал и докладывал в Москву:
«Неожиданность и внезапность встречи Хирота со мной была инсценирована грубо и неуклюже. У японцев почва горит под ногами, время не терпит, припекло, а посему им теперь не до внешних форм и благовидных предлогов. Скорее бы добиться существа, обеспечить прочность отношений с СССР… Подобное заискивание японцев перед Советским Союзом является вполне логичным и закономерным в свете международной обстановки и тяжёлого, бесперспективного военного положения Японии…»
Для Малика это был не первый подобный разговор. Обхаживать его японцы начали уже в феврале 1945 года, когда 15 февраля к советскому послу наведался другой его «старый знакомый» – японский генеральный консул в Харбине, бывший советник японского посольства в Москве Миякава.
Миякава вёл речи о том, что мол, «в развитии войны сейчас настал такой момент, когда кто-либо из наиболее выдающихся международных деятелей, пользующийся достаточным престижем, авторитетом и располагающий необходимой силой для убедительности, должен выступить в роли миротворца, потребовать от всех стран прекратить войну».
Мияква «не скрывал», что видит в этой роли лишь «маршала Сталина», и пояснял: «Если бы он сделал такое предложение, то Гитлер прекратил бы войну, а Рузвельт с Черчиллем не осмелились бы возражать против подобного предложения Сталина».
Ну что тут скажешь?
Не Миякава, а Лисица из басни Ивана Андреича Крылова.
Однако ни Малик, ни тем более Сталин, на роль Вороны не подходили.
Между прочим, когда Малик заметил, что недоразумения в истории японо-советских отношений происходили отнюдь не по нашей вине, Миякава настороженно спросил: «Вы так думаете?»
Малик ответил, что уверен в этом.
Миякава промолчал.
4 марта 1945 года к Малику приходил представитель рыбопромышленной компании «Ничиро» Танакамару, и тоже рекомендовал Сталину стать чем-то вроде Нептуна из «Энеиды» Вергилия, который грозил непокорным ветрам: «Quos ego!» («Я вас!»).
Очень уж, похоже, хотелось господину Танакамару продолжать ловить рыбку в пределах прибрежных советских вод в соответствии с неравноправными рыболовными конвенциями. К слову, Танакамару приходил мозолить глаза Малику ещё раз – 20 июня 1945 года, когда нахально заявил, что Япония хотела бы получить у СССР боевые самолёты, которые уже «излишни для Советского Союза».
20 апреля 1945 года начались официальные зондажи, и уже сам министр иностранных дел Того говорил советскому послу:
«Японо-советские дружественные отношения были единственным светлым местом, и я надеюсь, что это светлое пятно разгонит тучи и станет тем ядром, при помощи которого наступит мир во всём мире».
Японцы очень хотели, чтобы инициатива исходила не от них, а от СССР. Они уже напропалую «теряли лицо», а при этом упорно цеплялись за иллюзию, что ещё сохраняют его. Так, во время беседы 20 апреля 1945 года с Маликом Того высказал не официальное, а всего лишь «личное желание, исходящее из его личных чувств», увидеться с Молотовым, если тот, мол, будет возвращаться с конференции в Сан-Франциско через Сибирь.
Того, как сообщал Малик, завёл речь о желательности такой встречи уже в самом конце беседы – стоя, «путано и с многочисленными оговорками и паузами, буквально выдавливая из себя слова».
Теряющий лицо жалок.
Но вдвойне жалок тот, кто боится признаться даже себе, что потеряно уже всё, и честь – в придачу.
Японцы не хотели принимать официальную инициативу на себя, и 3 июня 1945 года к официальному советскому представителю Малику пришёл, как нам уже известно, новый «неофициальный» японский представитель – Хирота. И тоже рассказывал, что общественность Японии стоит-де за дружественные отношения с СССР.
Малик вежливо кивал головой.
А что ему ещё оставалось делать?
ВЕРНЁМСЯ немного назад…
22 апреля 1945 года министр иностранных дел Японии Того заявил японской Ставке, что если Японии удастся одержать победу в развернувшемся сражении на острове Окинава, то «СССР убедится в том, что Япония всё ещё обладает значительной военной мощью». И это, мол, побудит Россию искать дипломатические, а не военные пути решение конфликта.
То ли глупость, то ли наивность, то ли самоуверенность этого заявления поражает! Впрочем, то же самое можно сказать и вообще о воззрениях японцев на всё более для них «пиковую» ситуацию. Так, за два дня до заявления Того японский Высший совет по руководству войной принял «Общие принципы мероприятий в случае капитуляции Германии», суть которых сводилась к следующему:
1. Принять меры для пресечения брожения внутри страны.
2. Стремиться ускорить проведение мер в отношении СССР и «умелой пропагандой разобщить СССР, США и Англию».
3. Срочно принять меры по сохранению в народе духа самопожертвования и веры в необходимость победы.
Одновременно японцы стали лихорадочно искать подходящего посредника, пытаясь привлечь к защите своих интересов Швецию, Швейцарию и Португалию. Впрочем, весной 1945 года они пытались договорится с Америкой и напрямую, в том числе через Аллена Даллеса – наш «пострел» и здесь поспел.
В целом же тогдашнее «умение» Токио начисто игнорировать реальность можно сравнить разве что с подобной же «государственной мудростью» предвоенной Варшавы летом 1939 года. Поляки за два месяца до своего полного военного краха отказывали СССР даже в аэродромах для участия советской авиации в возможных боевых действиях против Германии. Японцы же на совещаниях Высшего военного совета в середине мая 1945 года всерьёз рассуждали о необходимости обсудить при переговорах (?) с СССР вопрос о поставках в Японию военных материалов, в том числе – нефти.
Это напоминало анекдот о местечковом еврее, хвалившемся тем, что собирается женить сына на дочери Ротшильда. В ответ на вопрос, возможно ли это? Будущий «сват» банкира беззаботно отвечал: «О, да! Остался пустяк – договориться с Ротшильдом».
Тогда же в Японии решили сделать Советскому Союзу ряд уступок «в обмен на возобновление дружественных отношений». Впрочем, ни о чём конкретном пока не говорилось, а вскоре началась трагикомедия «зондажа» Малика «несчастным погорельцем» Хиротой.
29 мая 1945 года Молотов встречался с Сато и прямо спросил его, насколько долго Япония собирается вести войну? Сато пытался уйти от ответа, на что Молотов заявил:
«Война на Дальнем Востоке длится очень долго. СССР – не воюющая сторона, и его задача – обеспечение прочного мира».
Это ведь тоже был, хотя и вежливый, но вполне определённый намёк японцам. Мол, СССР готов к миру, но, если мир не наступит скоро, СССР готов и к войне во имя ускорения её окончания.
6 июня 1945 года Высший совет Японии вновь обсуждал вопросы ведения войны, и было признано, что «необходимым условием продолжения войны против Соединённых Штатов является поддержание мирных отношений с Советским Союзом».
Мыслили верно, поступали глупо. Точнее, глупость заключалась в том, что реальных-то поступков, реальных и весомых шагов Японии во имя сохранения мирных отношений с Советским Союзом не было.
Не было!
Лишь после 22 июня 1945 года, когда по инициативе императора был поставлен вопрос о скорейшем окончании войны, японцы разродились конкретным перечнем «уступок», в обмен на которые Россия должна была спасти Японию от полного разгрома.
Тот, кто хорошо знаком с историей русско-японских и советско-японских отношений, помня также о только что одержанной Россией Великой Победе в Европе, может не поверить, что на рубеже июня – июля 1945 года Япония намеревалась предлагать России те «уступки», которые она намеревалась предлагать.
Однако их перечень взят из японских, а не из советских источников.
Итак, вот они, эти «великие уступки»:
– нейтрализация Маньчжоу-го;
– отказ от рыболовных концессий в обмен на поставки нефти;
– рассмотрение других пунктов по желанию Советского Союза.
Это было всё!
Даже возврат в состав России Южного Сахалина в исходной повестке дня у японцев не стоял!
Даже к концу июня 1945 года!!
До полной «нейтрализации Маньчжоу-го» советскими войсками оставалось полтора месяца.
Что же до грабительских рыболовных конвенций, первая из которых была заключёна в 1907 году после неудачи России в русско-японской войне, то даже по более сдержанной конвенции 1927 года японские подданные получали, кроме прочего, право «ловить, собирать и обрабатывать все виды рыбы и продуктов моря, кроме котиков и морских бобров» вдоль побережий владений СССР у берегов Японского, Охотского и Берингова морей.
