Вопрос был почти риторическим, потому что Китай не мог быть противовесом России и в силу явной слабости, и в силу нарастающего «покраснения», а Япония после неизбежного тяжёлого поражения тоже не смогла бы противостоять России. В то же время Япония была намного более удобным, чем Китай, объектом для присутствия США, которые и были намерены стать решающей силой в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Противостоять давлению США Япония могла бы в союзе с Россией, однако она ещё в начале ХХ века отвергла такой союз и лишь на словах признала его благодетельность для Японии в 1945 году.
В итоге мы вновь пришли в 1945 году в Порт-Артур и Дальний-Далян… Мы вернули себе полностью Сахалин и естественно принадлежащие России Курильские острова… Мы обрели влияние в Корее и в Китае… Но всё это не отменяло того очевидного факта, что в случае умной политики Японии в отношениях с СССР мы могли бы получить всё это без войны с Японией. Советскому Союзу пришлось вступить в войну с Японией в союзе со своекорыстными, безжалостными и агрессивными англосаксами в силу политики самой Японии.
Япония могла, изжив агрессивность в отношениях с Россией, сохранить положение комплексно (в том числе и в военном отношении) ведущей азиатской державы, дружественной России. Без вступления России в войну Америка не имела бы в Японии лёгких триумфов.
Теперь же, после поражения, Япония могла катиться лишь по американской «колее», разменивая самобытную великую судьбу на видеоплейеры и пластикового Микки-мауса.
В октябре 1945 года – уже после подписания 2 сентября на борту линкора «Миссури» Акта о капитуляции – новый японский кабинет сформировал барон Сидехара, сторонник ориентации на Америку, монархист и родственник руководителей концерна «Мицубиси».
И пошло-поехало…
СССР не получил на территории Японии своей оккупационной зоны, хотя она вначале и предполагалась, зато в Японии забирали силу оккупационные власти США. В 1950 году формально ещё существовал объединённый Союзный совет, однако 21 декабря 1950 года в «Известиях» было опубликовано пространное заявление Члена Союзного совета для Японии от СССР генерал-майора А. Кисленко. Из него следовало, что к концу 1950 года в Японии, после издания директивы верховного командующего оккупационными войсками генерала Макартура о закрытии газеты японской компартии «Акахата», японскими властями было запрещено ещё 1 200 печатных изданий, начались увольнения прогрессивно настроенных университетских профессоров и преподавателей, исключения студентов. Только из токийского университета Васеда было исключено более ста студентов.
Зато 13 октября 1950 года по указанию американских оккупационных властей японское правительство восстановило в политических правах более десяти тысяч активных руководителей милитаристских организаций, руководителей монополистических концернов, бывших кадровых офицеров армии и флота и чинов японской тайной полиции.
Это был хороший практический комментарий к Декларации глав правительств Соединённых Штатов, Соединённого Королевства и Китая о Японии от 26 июля 1945 года, где в пункте 6-м говорилось:
«…Навсегда должны быть устранены власть и влияние тех, кто обманул и ввёл в заблуждение народ Японии, заставив его идти по пути всемирных завоеваний…»,
а в пункте 10-м:
«… Японское правительство должно устранить все препятствия к возрождению и укреплению демократических тенденций среди японского народа. Будут установлены свобода слова, религии и мышления…»
В Корее в это время уже шла новая война, затеянная янки, а в новейшей истории Японии начинался новый период. И он, как и все предыдущие, имел антисоветский и антирусский окрас, сохраняющийся, увы, по сей день.
Зачем?
В своих послевоенных мемуарах Сигэнори Того (1882–1950), карьерный дипломат с 1913 года, бывший собеседник Адама Малика, сожалел, что японцы слишком долго не решались «заинтересовать» русских серьёзными предложениями. Того был прав. Ещё в сентябре 1944 года японский МИД составил перечень возможных уступок СССР, и он был таким, что всё для Японии могло бы обернуться иначе, если бы этот перечень был доведён до сведения СССР тогда же, в реальном масштабе времени.
Вот этот перечень:
«разрешение на проход советских торговых судов через пролив Цугару (Сангарский, между островами Хоккайдо и Хонсю. – С. К.);
– заключение между Японией, Маньчжоу-го и СССР торгового соглашения;
– расширение советского влияния в Китае и в Азии;
– демилитаризация советско-маньчжурской границы (то есть полная эвакуация Квантунской армии. – С. К.);
– использование Советским Союзом Северо-маньчжурской железной дороги (бывшей КВЖ. – С. К.);
– признание советской сферы интересов в Маньчжурии;
– отказ Японии от рыболовной конвенции;
– возврат Южного Сахалина;
– уступка Курильских островов;
– отмена Антикоминтерновского пакта;
– отмена Тройственного пакта (то есть отказ от союза с Германией. – С. К.)».
Японцы не решились на предложение нам этого, ими же составленного перечня ни в 1944 году, ни даже накануне своего близкого краха. Но стань это реальностью осенью 1944 года, а ещё лучше осенью 1942 или 1943 года, а ещё лучше до начала войны Германии с СССР – и история трёх великих держав и народов, советского, немецкого и японского, могла бы сложиться в XX и XXI веке совершенно иначе.
И не только история этих трёх народов.
Глава 21. Атомная бомба: против Японии или против России?
«КОВРОВЫЕ» неядерные бомбёжки Германии, ставшие европейской «репетицией» Хиросимы, предварили ядерную Хиросиму.
Но если воздушный террор союзников по отношению к немцам не был оправдан ничем и не имел военной целесообразности, то с японской ядерной трагедией дела обстоят не так просто.
С одной стороны, считается, что атомные бомбардировки Японии сразу же сломили её дух и резко ускорили капитуляцию Японии. Черчилль, вспоминая о своей реакции на сообщение Трумэна об успешном испытании бомбы в Аламогордо, писал:
«Для того, чтобы подавить сопротивление японцев и завоевать страну метр за метром, нужно было пожертвовать миллионом жизней американцев и половиной это числа жизней англичан… Сейчас вся эта кошмарная перспектива исчезла. Вместо неё рисовалась прекрасная… картина окончания всей войны одним или двумя сильными ударами».
Итак, по Черчиллю, Бомба против Японии была нужна.
С другой стороны, можно вспомнить мнение французского публициста Мишеля Рузе, утверждавшего в 1962 году:
«Учёные не знали, что Япония уже проиграла войну, во всяком случае, потенциально. А главное, они не знали, что борьба против фашизма не была основной задачей политики Вашингтона, что бомба… явится орудием устрашения, которое… фактически направлено против Советского Союза».
Рузе сообщает, что, по мнению некоторых историков, изучавших документы того периода, взрывая атомную бомбу, США хотели одержать молниеносную победу, предупредить вступление СССР в войну и тем самым устранить его от окончательных расчетов на Дальнем Востоке.
При этом американец С. Ленс в своей работе 1977 года «The Day before Doomsday» («День перед Судным днем») написал:
«Ни один историк сегодня не настаивает, что атомная бомбардировка была необходима, чтобы поставить Японию на колени».
Да что историки! Существует официальный доклад Группы по оценке стратегических бомбардировок Германии и Японии, в которой видную роль играл известный Джон К. Гэлбрейт. Доклад был готов в 1946 году, и вот что в нём утверждалось:
«Основываясь на тщательном расследовании всех фактов и свидетельствах причастных к этому японских руководителей, Группа считает, что Япония капитулировала бы определённо до 31 декабря 1945 года, а, по всей вероятности, до 1 ноября 1945 года, даже в том случае, если атомные бомбы не были бы сброшены, даже если бы Россия не вступила в войну и даже если бы никакого вторжения на территорию Японию не планировалось и не задумывалось».
Так с какими целями были применены в Японии две атомные бомбы: с военными для ускорения окончания войны или с политиканскими для устрашения Советского Союза? Неужели Америка делала Бомбу, прежде всего, для того, чтобы психологически поставить на колени Россию?..
Находясь на почве фактов, нельзя не признать, что атомная бомбардировка была для обеспечения быстрой капитуляции Японии фактором не меньшей всё же значимости, чем вступление в войну СССР.
Историки типа Ленса, публицисты типа Рузе и аналитики типа Гэлбрейта почему-то не берут в расчёт исключительное упорство и стоицизм, а также исключительные фанатизм и послушание японцев. Скажем, в Красной Армии, да и в германской армии тоже, во время войны были нередкими случаи и массового, и индивидуального героизма, и даже жертвенности. Однако институт «камикадзе» как элемент оперативного планирования был характерен лишь для Японии. Уже одно это могло сделать войну затяжной, хотя, безусловно, и однозначно для Японии проигрышной.
