Я с содроганием обыскал тела у входа. Под ними тоже была приличная лужа, сидевшие у стены пленные водители старательно отворачивались в сторону, у одного, по-моему, намечался приступ — он был даже не бледным, а уже иссиня-зеленым. Я нашел на обоих трупах какие-то ключи, вполне стандартные, очевидно, от обычных квартирных замков, и передал инженеру.
— Молодец. — Инженер бросил ключи в свою сумку, сунул мне в руки секундомер и, перепрыгнув через лужу крови, принялся осматривать металлические шкафчики.
— Эээ…
— Будешь вести хронометраж… если понадобится.
— В смысле?
— В смысле, когда я скажу, засечешь время. Потом, когда будем работать, я скажу «хроно» — ты озвучишь показания секундомера.
— А зачем вести хронометраж?
— Затем! — Тут инженер выудил из шкафчика кольцо с ключами и удовлетворенно резюмировал: — А по-моему, это оно самое. Все, побежали вниз. Ты готов?
— Готов, но… — Я кивнул в сторону входа, у которого сидели наши пленные. — Мы их что, оставим здесь?
В этот момент погас свет. Разом потухли все лампочки на этаже, помещение погрузилось в непроглядный мрак, и тотчас же ожила большущая входная гермодверь — с грохотом сдвинулась и намертво закупорила проем.
Спустя секунду загорелся красный плафон в дальнем углу прихожей и начал мигать: вспыхнет — погаснет, и так по циклу.
— Засекай, — скомандовал инженер, покидая «вахту» и устремляясь к обычной двери, за которой была лестница вниз. — Налобник не включай, давай за мной!
Я включил секундомер и последовал за инженером.
* * *
Мы спускались по лестнице поистине в адском антураже. Во всех углах мигали красные плафоны, жутко выла сирена, ориентация была едва ли не на нуле: ни черта не видно, от воя закладывает уши, выскочит сейчас из-за угла какой-нибудь бес типа Юры, полоснет ножом — и даже пикнуть не успеешь!
На нулевом этаже шел бой. Здесь было что-то вроде комнат отдыха: длинный коридор и двери по обеим сторонам — на фоне завывания сирены слышались выстрелы, вопли и стоны, по коридору метались какие-то фигуры, не поддающиеся идентификации ввиду стробоскопического красного освещения.
— Давай вниз! — крикнул Юра, выскакивая из ближней к нам двери. — Там чисто, я только что оттуда! Давай бегом, мы тут разберемся…
Мы с инженером спустились еще на этаж и оказались в точно такой же прихожей, что была наверху, только без «вахты».
— Включай налобник, — скомандовал инженер. — Хроно?
Я включил налобник, посмотрел на циферблат секундомера и доложил:
— Двадцать одна!
— Свети сюда, — распорядился инженер.
Помимо входной здесь было еще две двери: одна слева, обычная, с рычагами, другая справа, тяжелая, старая, с круглыми клепками и какой-то замысловатой замочной скважиной. Светить, очевидно, нужно было на нее, что я и сделал.
Немного повозившись с ключами, инженер отпер дверь, и мы вошли в коридор: справа голая стена, слева семь дверей. Освещения здесь не было, но красные вспышки, слава богу, отсутствовали как явление, так что при свете налобника можно было как следует осмотреться.
Инженер дернул первую дверь, обитую изнутри толстенным слоем войлока: небольшое помещение, яма в полу, запах застарелых нечистот… Я заглянул в яму — глубоко внизу, на дне, сидели трое людей донельзя изможденного вида, они отворачивались от света и прятали лица в ладонях.
— Не свети, ослепишь. — Инженер покинул помещение и двинулся дальше по коридору. — Смотри внимательно! Хроно?
— Сорок три!
Мы открыли еще две двери, я вторую, инженер третью, там было то же самое, что и в первой: яма, ведро, веревка — и никаких инженерно-саперных излишеств.
После седьмой двери коридор поворачивал налево. Миновав узкий проход, мы оказались в точно таком же коридоре с семью дверями — и вот тут было то, что искал инженер.
Вдоль стены и в помещениях с ямами — повсюду были мешки, переплетенные проводами. Только у одной лишь стены, навскидку, было примерно на полтонны — мешков десять, не меньше.
Здесь ж, на стене, напротив третьей двери и примерно на уровне пояса, было смонтировано устройство: квадратная черная коробка, по центру которой светилось табло с убывающей цифирью: 61, 60, 59…
— Свети. — Инженер сел на колени перед коробкой, выдернул из сумки кожаную «раскладушку» с инструментом и в два приема содрал с коробки переднюю панель, обнажив схему и пучки проводов. — Ровнее!
Ровнее не получалось, голова моя почему-то тряслась, и вообще, меня всего колотило крупной дрожью. Вроде бы уже привык, вошел в режим, а тут увидел эти мешки с проводами, оценил, как это все здорово — и организм опять пошел в разнос.
— Сними каску, прижми основанием к стене, — быстро скомандовал инженер.
Я выполнил команду.
— Правее… Еще правее… Налобник сюда направь… Хорошо, так держать.
Да, так было значительно лучше: теперь у нас был неподвижный широкий пучок света, в котором мелькали пальцы инженера, производившие загадочные манипуляции с проводами внутри коробки.
Панель с цифирью висела на двух проводах, числа продолжали убывать: 43, 42, 41…
Я вспомнил про секундомер, поднес его к свету: у нас с этой страшной коробкой расхождение в две секунды. Впрочем, сейчас это уже вряд ли имеет значение.
А что имеет? Возможно, то, что наступила мертвая тишина?
Действительно, сирена стихла, стрельба прекратилась… И спустя несколько секунд послышались легкие шаги.
Продолжая держать каску левой рукой, я вынул из кобуры пистолет и повернулся к проходу, поймав себя на том, что совершенно беспристрастно оцениваю ситуацию: если бой окончился не в нашу пользу, сейчас мне придется стрелять…
Из узкого прохода в коридор неслышно просочились Степа и Юра, живые, а невредимые ли — не знаю, они были все в крови, — и молча встали у первой двери.
Я ждал, что сейчас будут обычные в таких случаях вопросы. Люди только что из боя, возбуждены, переживают, а тут такая солидная расфасовка в коридоре, да и табло висит, красноречиво сжирая цифирь…
Коллеги мои молча смотрели на руки инженера и ждали.
В этот момент они — с ног до головы перемазанные в чужой крови и насквозь пропахшие порохом — были похожи на безмолвных демонов ада, что приходят в чужие подземелья и сеют там смерть и разрушение, уничтожая все живое на своем пути. Ни намека на переживание, ни малейшей эмоции: демоны просто выполнили свою работу и теперь ждали, когда архангел Спартак закончит свою.
Они верили в него.
Они не думали о том, что через два десятка секунд этот бункер может превратиться в братскую могилу для всех нас и для полусотни узников, сидящих в ямах. Ну, по крайней мере, на их бесстрастных лицах, подсвеченных Юриным налобником, я не увидел ни тени сомнения. И — да, теперь я понимаю, почему этой скотине прощают пьяное валяние на полу и прочие непотребства.
Инженер прекратил возиться с проводами, достал из сумки прибор и проверил линию. Затем он перекусил кабель, ведущий от коробки к мешкам и совершенно будничным голосом доложил:
— Готово.
— Ну все, пошли наверх, — скомандовал Степа. — Надо открыть бункер и звякнуть Ольшанскому. Пусть теперь думает, как эту толпу отсюда вытаскивать…
Я не понял… Это что — все?! Не будет ни фанфар, ни диких криков радости, ни даже просто качаний инженера-спасителя на руках?!
Да, похоже, не будет. Мои приземленные коллеги-солдафоны спокойно покинули коридор, инженер собрал инструмент и последовал за ними. Мне не оставалось ничего другого, кроме как присоединиться к коллегам.
Эпилог
До недавнего времени я совершенно точно знал, как должны чествовать великих героев, которые с риском для жизни внезапно спасают целую кучу народу. Цветы, оркестр, транспаранты, пламенные речи, толпы восторженной публики, ликующие красавицы, изнемогающие от страстного желания немедля облобызать славных воинов, ну и, разумеется, харизматичный золотопогонный генерал, весь седой и в орденах, который в последнем кадре скажет, смахнув скупую мужскую слезу:
— Я верил в вас… Спасибо, ребята… Не подвели…
Вот такой примерно у меня был кинематографический и книжный опыт в плане чествования великих героев, и, положа руку на сердце, скажу вам: я совершенно серьезно полагал, что примерно так все и должно в конечном итоге случиться — может, не с такой помпой, но обязательно в таком же формате. То есть как только мы выйдем с объекта, так сразу и…
Генералов было десятка полтора. Не совсем, правда, седых и харизматичных — там и относительно молодых хватало, но слова они говорили отнюдь не самые торжественные и вовсе не нам. Генералы громко ругались матом, орали друг на друга и временами даже вполне по-босяцки цапали друг друга за грудки и на полном серьезе желали драться — выясняли какие-то свои, сугубо генеральские отношения по факту происшествия на объекте «Стодола-24». Впрочем, там хватало и штатских, орали они не хуже генералов, и непонятно было, кто главнее.
