Здесь определенно кто-то был.
Борсаков жестом приказал водителю увеличить скорость, чувствуя, что их цель должна быть где-то рядом. Заводь тянулась вперед плавными изгибами. Лодка повторяла их, забирая то вправо, то влево.
Прожектор высветил и другой мусор, плавающий на воде: какие-то обрывки и новые бутылки. До этого беглецы не допускали подобной глупости. Борсакова охватили подозрения. Он сжал плечо водителя и велел ему сбавить скорость.
Монк услышал, как вой двигателя перешел в негромкое бормотание.
Сидя на корточках рядом с детьми, он видел, как из-за последнего поворота заводи появилась лодка. Она явно сбавляла скорость и плыла слишком медленно. В этом не было ничего хорошего.
Луч света побежал по воде прямо в их направлении. Через секунду их обнаружат. Единственная надежда...
...Слева, из темноты леса, в сторону лодки метнулась длинная темная тень. Она пролетела высоко, избежав встречи с лопастями, но из ее сжатых в кулаки пальцев ног на пропеллер высыпалась пригоршня темных продолговатых предметов. Они падали на огромный пропеллер, словно бомбы из отсека самолета.
Ружейные патроны, найденные ими в избушке.
Они не взрывались, но лопасти разрубали пластиковые гильзы, и их части с силой разлетались в стороны, жаля тех, кто находился в лодке. Послышались крики боли. Водитель, сидевший на высоком сиденье, скорчился, затем спрыгнул и до отказа толкнул вперед рукоятку дроссели. Лодка рванулась вперед, как заяц, которого вспугнула собака. Водитель с силой вывернул рулевой рычаг.
Луч прожектора скользнул по поверхности заводи, миновав беглецов, но все же высветив их благодаря отражению в воде. Монк увидел, как мужчина, сидевший рядом с водителем, закричал и стал тыкать пальцем в их сторону.
«Слишком поздно, парень!»
Солдат, сидевших на носу лодки, внезапно отбросило назад. Oни упали на тех двоих, что находились сзади. Смешавшись в клубок, все четверо ударились о защитную решетку пропеллера. Лодка сложилась вдвое и перевернулась.
Монк услышал предсмертный человеческий крик; брызги крови и куски костей полетели назад, как инверсионный след самолета, а затем лодка, перевернувшись днищем кверху, ударилась о воду, выбросив из двигателя клубы сизого дыма. Прожектор продолжал светить сквозь толщу мутной воды.
Монк отвернулся. Раньше с помощью детей из рыболовецкой лески, которую они также прихватили в избушке, он свил прозрачный трос толщиной в палец и натянул его на уровне плеч через заводь. Именно на него налетели сидевшие в лодке, после чего неустойчивое суденышко перевернулось.
С ветвей над плотом спрыгнула Марта и тяжело шлепнулась на доски. Петр немедленно оказался в ее объятиях. Она села на плот, часто и тяжело дыша и продолжая обнимать мальчика. Но при этом ее глаза — большие и блестящие в свете луны — были устремлены на Монка.
Монк благодарно и немного нервно кивнул ей.
Ему было необходимо завлечь аэролодку в заводь по оставленному ими следу, а бомбардировка патронами, устроенная Мартой, былa нужна для того, чтобы отвлечь внимание охотников от троса, натянутогочерез канал.
Она блестяще справилась со своей задачей.
Петр прижимался к старой шимпанзе. Чуть раньше, когда Монк рассказал ему свой план, он сел рядом с ней, протянул пригоршню патронов и стал медленно объяснять обезьяне, что от нее требуется. Мальчик говорил на русском, но Монк подозревал, что подлинное взаимопонимание между этими двумя лежит далеко за пределами слов. Под конец Марта взяла патроны нижними конечностями, прыгнула на дерево и исчезла из виду.
Монк перегнал плот в следующий канал. Здесь ленивое течение по влекло их вперед, по направлению к дальнему берегу. Испытывая облегчение оттого, что его ловушка сработала, Монк все же не сомневался в том, что они плывут навстречу еще более страшной опасности.
Однако для него не существовало выбора. На кон были поставлены миллионы жизней.
Монк смотрел на Марту и троих детей. Поскольку он лишился памяти о какой-либо другой жизни, они теперь составляли весь его мир. Ни что другое не имело значения. Он сделает все, чтобы защитить их.
Усердно работая шестом, он вспомнил болезненную вспышку, на мгновение озарившую его сознание, когда они находились в избушке.
Вкус корицы, мягкие губы...
Какой была жизнь, которую у него украли?
И сумеет ли он вернуть ее обратно?
О часов 04 минуты
Вашингтон, округ Колумбия
Едва пробило полночь, как Кэт повесила телефонную трубку, встала из-за стола и бросила взгляд в сторону соседней палаты. Она только что закончила телефонную конференцию с директором Кроу и Шоном Макнайтом. Они находились в кабинете Пейнтера и вели из этого бункера войну с другими разведывательным: организациями Америки.
И все это — из-за судьбы девочки.
Кэт тоже не была новичком в данной области и оказала им посильную помощь, но на этом ее возможности оказались исчерпаны. Теперь только от этих двоих зависело, удастся ли расстроить планы Джона Мэпплторпа.
Кэт знала, где может принести наибольшую пользу.
Женщина направилась к двери, которая вела в палату девочки. Ее охранял вооруженный солдат. Задержавшись у окна с зеркальным стеклом Кэт заглянула в палату.
Обложенная подушками, Саша сидела на кровати с альбомом для рисования на коленях и коробкой карандашей «Крайола», лежавшей рядом. С сосредоточенным, но спокойным лицом она что-то рисовала. К сгибу ее руки тянулась трубочка капельницы.
Внезапно Саша подняла глаза и посмотрела прямо на Кэт. Стекло было односторонним, и девочка не могла знать, что за ним кто-то стоит, но Кэт не могла отделаться от ощущения, что Саша не просто смотрит на нее, но и видит ее.
Рядом с кроватью в кресле сидел Юрий. Он вырвал Сашу из лап смерти, проявив тем самым высокое мастерство медика. Теперь, видя, как девочка идет на поправку, он испытывал не меньшее облегчение, чем Кэт. Усталый, но довольный, он откинулся в кресле, погрузившись в полудрему.
Кэт повернула голову и кивнула охраннику. Он уже отпер дверь и теперь широко открыл ее. Она вошла в палату. Макбрайд сидел все в том же кресле. Он вставал с него лишь для того, чтобы сделать несколько новых телефонных звонков и сходить в туалет, неизменно — в сопровождении охранника.
По другую сторону кровати, напротив Юрия, стояли Лиза и Малкольм. В руках у каждого были какие-то схемы, и они обменивались фразами и цифрами не менее загадочными, чем любой шифр.
Увидев Кэт, Лиза улыбнулась.
— Ее состояние улучшается прямо на глазах. Мне, чтобы найти нужное лечение, понадобились бы годы.
— Но это только временные меры,— проговорила Кэт, кивнув на Юрия.— Это не лечение.
Лицо Лизы посерьезнело, и она перевела взгляд на девочку.
— Тут ты права.
Юрий поделился с ними долгосрочным прогнозом относительно здоровья Саши. Усиливаясь, ее дар сокращал отпущенный ей срок жизни. Как пламя сжигает свечу, он будет ослаблять, истончать девочку до тех пор, пока от нее ничего не останется.
Чем сильнее дар, тем жарче пламя.
Кэт спросила у Юрия, сколько, по его мнению, отпущено Саше. Ответ заставил ее похолодеть: «Учитывая силу ее дара, еще четыре, в лучшем случае пять лет».
Кэт не хотелось верить в то, что это правда.
Макбрайд, напротив, испытал облегчение, хотя и заявил, что искусство американских врачей поможет как минимум удвоить этот срок. Но даже при этом выходило, что Саша не доживет и до двадцати лет.
— Единственное, чем можно ей помочь,— продолжала Лиза,— это удалить ее имплантат. Саша утратит свои способности, зато выживет.
— Выживет, но в каком состоянии? — заговорил позади них Макбрайд.— По мере взросления ее дар усиливается, но при этом он подавляет симптомы аутизма. Отберите у девочки ее дар, и вы вновь получим ребенка, напрочь оторванного от окружающего мира.
— Это лучше, чем лежать в могиле,— парировала Кэт.
— Неужели? — не отступал Макбрайд.— А кто вы такая, чтобы судить? Обладая своим даром, она проживет полноценную жизнь, пусть и короткую. Многие дети рождаются, будучи обречены с самого начала, со смертным приговором, вынесенным им природой. Лейкемия, СПИД, врожденные дефекты... Не должны ли мы предоставить им наилучшее качество жизни, вне зависимости от ее протяженности?
Кэт окинула говорившего мрачным взглядом.
— Вы просто хотите использовать ее.
— Так ли это важно, если пойдет во благо всем?
Кэт повернулась к мужчине спиной, разозленная его аргументами и рассуждениями. Все это звучало чудовищно. Как можно быть столь бессовестно рациональным, особенно когда речь идет о жизни ребенка?
Саша продолжала трудиться над рисунком в альбоме. Она работала быстро, толстым зеленым карандашом, рисуя то в одном месте, то в другом, то в третьем, как казалось, наугад.
