Иеремия попытался открыть глаза и …не смог. Покрытые коркой засохшей крови веки не поддавались никаким усилиям с его стороны. Единственной мысли о том, что он жив, раз пытается открыть глаза, пришлось долго добираться до его сознания. Все-таки удар ятаганом по голове многое извиняет. На время оставив попытки прозреть, Иеремия вернулся к своим последним воспоминаниям….
Они выныривали из темноты, словно духи-убийцы, один за другим и так же молча бросались в рукопашную. Нападение произошло в тот момент, когда солнце, цвета расплавленного золота, уходило за песчаные барханы, и отряд готовился к ночному привалу в оазисе Уч-Кушлум. Нападавшие, с замотанными платками лицами, в свободно развивающихся черных халатах, не носили с виду никакой брони, сжимая в руках только хищно изогнутые ятаганы.
Что и сказать, застали они нас врасплох: пока Капитан организовал оборону, половина наших уже истекала кровью на песке. С неприятным удивлением Иеремия отметил, что ятаганы неизвестных оставляют глубокие зарубки на его мече, как будто он был сделан не из лучшей пешварской стали, а из олова.
Тем не менее, он сумел зарубить троих и дрался с четвертым, с веселой бесшабашностью отмечая, что дерется спина к спине с Капитаном, и лес кривых клинков вокруг них сужается. А потом случилось это – его верный клинок издал обиженно-жалобное: «Тс-а-нн-г!» и переломился в тот момент, когда Иеремия закрывался им от нисходящего удара. Ятаган ударил в защищенную шлемом голову и ….темнота!
Сквозь подсохшую кровавую маску Иеремия почувствовал нещадный испепеляющий жар пустынного солнца. Он хорошо понимал, что если не уберется в тень, то спустя некоторое время кровь в его венах закипит. С протяжным стоном, словно дикий зверь, Иеремия стал раздирать спекшуюся кровь, вскрикивая, когда вырывались ресницы. Но едва он смог приоткрыть глаза, как белое слепящее солнце ударило по ним острее кинжала. Пришлось быстро закрыться рукой, чтобы не ослепнуть.
– Чертово солнце! Чертова пустыня! – попытался выругаться Иеремия, но спекшиеся губы едва смогли вытолкнуть лишь невнятные звуки. Пересохшее горло просто отказывалось воспроизводить человеческую речь. Память же, наоборот, услужливо подкинула образ фляги, которую он предусмотрительно наполнил из источника в оазисе. Фляга была на поясе. Иеремия с радостным мычанием нащупал ее, предвкушая соприкосновение с живительной влагой.
Смочив лицо и губы он, наконец, смог приоткрыть рот и сделать несколько глотков. Жидкое «волшебство» вернуло ему уверенность в своих силах. Оглядевшись, Иеремия выругался уже в полный голос – вид поля после бойни превзошёл все его ожидания! Тела, трупы, конечности… Вчера еще молодые, сильные и самоуверенные, а сегодня – пища для стервятников и трупоедов. С наступлением темноты тут разыграются нешуточные страсти, и лучше было бы убраться из этого места подальше.
Попытавшись встать, Иеремия не рассчитал сил и неловко упал навзничь. В голову будто молния ударила. Его вырвало желчью. Полежав некоторое время, пока в голове не улеглось, он снова достал флягу, сполоснул рот и сделал пару глотков. Вторую попытку подняться он делал намного аккуратнее, без резких движений. Устояв, Иеремия, осторожно переставляя ноги, направился к пальмам, опоясывающим оазис, чтобы укрыться в их спасительной тени. Возле источника он умылся и, наполнив флягу, провалился в забытье.
Когда он снова пришел в себя, солнце едва перевалило полуденную отметку. Чувствовал он себя несколько лучше, но желудок тут же беззастенчиво напомнил, что ел он сутки назад. Еда была в переметных сумах на лошади, но ни одного четвероногого в поле зрения не было. Иеремия приуныл. Не умерев от жажды, он рисковал умереть от голода. Но, посоветовавшись со здравым смыслом, который, как оказывается, не весь улетучился сквозь рану в голове, Иеремия решил прибегнуть к древнему и испытанному средству любого наемника – мародерству. Вчерашние товарищи уже не осудят, ведь найденное у них спасет ему жизнь, а уж он решит, как правильно распорядится этим даром. Ободренный этой мыслью, он сделал пару глотков и не спеша отправился обирать павших.
С трудом наклоняясь, сдерживая подкатывающий к горлу комок, Иеремия обошел место сражения. Несколько раз его вырвало – на солнце тела начинали очень быстро разлагаться. Но тем не менее он закончил свой обход, по возможности обчищая карманы, собирая заплечные мешки, которые некоторые запасливые собратья по оружию всегда носили с собой. Единственная проблема оказалась с оружием – те сабли и мечи, чьи хозяева успели скрестить их с ятаганами напавших, больше напоминали пилу. Многие, как и меч самого Иеремии, были сломаны. Даже отличного качества бастард Капитана был изрублен от острия до рукояти. Видимо, наш доблестный рубака после потери последнего бойца еще некоторое время рубился с врагами в одиночку.
Сложив все найденное в кучу, Иеремия задумался над участью своих собратьев: быть сожранным трупоедами без достойного погребения – это худшая из всех участей для наемника. Вздохнув, он замотал лицо платком так, чтобы остались одни глаза и, переваливаясь на все еще неверных ногах, стал стаскивать тела в одну кучу. Все тридцать пять бойцов были здесь, никто не спасся. СТОП!
Иеремия проклял свою многострадальную голову: среди тел не было ни одного нанимателя из той странной троицы, что подсела к столику Капитана в трактире в Сарагосе! Они не понравились ему с самого начала, но заплатили более чем щедро, а в случае удачного завершения дела обещали выплатить премию. Нужно ли говорить, что Капитан согласился. Да и работа казалась не особо сложной – проводить трех «ученых» до некоего оазиса в пустыне Кушана. То, что это не «ученые», было заметно, но правила игры были приняты, поэтому ничего другого не оставалось. И как только добрались они до первой отправной точки – оазиса Уч-Кушлум, весь отряд попал в объятия Безносой. Несмотря на слабость, Иеремия почувствовал подымающуюся в груди волну гнева. Проклятие Ашторет на их головы! Он чувствовал, что здесь что-то не так, но информации пока было очень мало, и Иеремия решил не спешить делать выводы.
Когда он закончил стаскивать тела, солнце село еще ниже. Скоро должны наступить короткие пустынные сумерки, а за ними не замедлит явиться ночь. И вместе с ней на свет вылезут такие твари, что не дай Бог! Иеремия решил повременить с проблемой ночлега и сосредоточиться на ревизии доставшихся ему «по наследству» вещей. Спустя некоторое время он явился обладателем приличной суммы денег, нескольких фляг с вином, парой краюх хлеба и полосок вяленого мяса. В память о Капитане ему достались два кривых магальских кинжала из голубой стали и пара амулетов. Нацепив капитанские амулеты и пристроив кинжалы на своем поясе, Иеремия распихал оставшиеся вещи в два мешка и перекусил небольшой порцией хлеба с сыром, запив нехитрый ужин вином из фляги.
Следовало еще раз обдумать сложившуюся ситуацию: покинуть оазис в таком ослабленном состоянии он не мог, да и лошади у него не было. А еще ни один сумасшедший не отправлялся через пустыню на своих двоих – днем его спалит солнце, а ночью сожрет какое-нибудь чудовище, которыми так богата местная фауна. Подумав еще немного, Иеремия отправился обследовать оазис с целью отыскать более-менее безопасное место для ночлега. Результатом стала растущая неподалеку финиковая пальма, плодами которой Иеремия тут же набил живот. О чем, правда, быстро пожалел – приторно-сладкие плоды вмиг вызвали сильную жажду, и ему пришлось выдуть почти полную флягу воды. Еще он нашел густые заросли пекхулти, чьи широкие мясистые листья и длинные колючки могли послужить неплохой защитой. Отметив этот факт, Иеремия вернулся к оставленным вещам.
За это время в небе над оазисом появились грифы с отвратительными лысыми головами, которые, летая по кругу, снижались все ниже и ниже.
– Мерзкие твари! – буркнул Иеремия, бросая в самого нетерпеливого увесистый камень. Гриф взлетел повыше, издевательски клекоча.
Тихий звенящий смех раздался за спиной наемника:
– Как долго ты собираешься воевать с падальщиками, воин? – спросил мягкий женский голос. Иеремия, чьё сердце за этот краткий миг успело рухнуть в пропасть и вознестись под облака, а затем снова рухнуть, подпрыгнул на добрый фут. Но когда он обернулся, пригибаясь, в каждой руке у него было по кинжалу. Однако воевать на первый взгляд было не с кем. Перед ним стоял ребенок – девочка, одетая в традиционную для жителей пустыни одежду – яркий длиннополый халат и платок, закрывающий почти все лицо. На Иеремию внимательно смотрели два антрацитовых глаза, в которых гуляли искорки веселья. На вид ей можно было бы дать лет двенадцать.
– Откуда ты тут взялась?! – каркнул он и закашлялся, пытаясь скрыть испуг. Осмотревшись, Иеремия убедился, что девочка была одна, и следов присутствия кого-либо еще он не заметил.
