— Улетаем, — сказал он, обращаясь к своим помощникам. Абуладзе хотел шагнуть к Лодынину, когда Майский вдруг задержал его.
— Нет, — твердо сказал он, — вы полетите с нами.
— Мы так не договаривались, — вмешался Лодынин.
— Он полетит с нами, — закричал Майский, — иначе мы взорвем третью капсулу! Быстро в самолет! Быстро!
— Я полечу, — сказал Абуладзе, кивнув на прощание Лодынину, и первым начал подниматься обратно в самолет. Майский поднимался следом за полковником. Путь к отступлению прикрывали Бармин и Эдик с автоматами в руках. Абуладзе был уже почти у самого люка, когда Лодынин показал ему четыре пальца.
И сделал вопрошающий жест. В ответ Абуладзе показал ему указательный палец, вытянув правую руку. И вошел в самолет. Они поняли друг друга без слов. Лодынин спрашивал: почему ни один из четырех генералов не улетал вместе с террористами? Может быть, они ошибались в отношении четверки? На что Абуладзе уверенно показал жестом цифру «один». Он по-прежнему был убежден, что один из оставшихся генералов был иудой. Просто этому иуде сейчас не нужно было никуда вылетать. Очевидно, он снова оказался умнее, чем они думали. И продумал лучший вариант своего ухода, чем простое предательство на глазах у всех.
Самолет развернулся и медленно поехал в сторону взлетной полосы. Выскочивший на летное поле Моряк бежал за самолетом изо всех сил.
— Подождите меня! — кричал он. — Я тоже лечу с вами! Подождите меня! — Он с отчаянием видел, как самолет удаляется все дальше и дальше и уже сознавал, что ему никогда не догнать свою мечту. Сзади уже с ревом сирен неслись машины ФСБ. Моряк остановился. Его мечта улетала впереди, а он остался стоять на этом летном поле. — Нет! — закричал он, доставая пистолет. Больше он ничего не замечал вокруг, стреляя во все стороны. Короткая автоматная очередь положила конец его мучениям.
Он упал на бетонную плиту и еще несколько секунд перед смертью недоумевал. Как могло такое случиться, что он опоздал на самолет своей мечты? Может быть, в следующий раз ему повезет больше? А потом было небытие.
Монрови. Либерия. Местное время 17 часов 20 минут. Московское время 20 часов 20 минут
Самолет тяжело опустился на бетонную полосу. Пробежал положенное расстояние и замер как раз напротив здания аэропорта, где был вывешен национальный флаг Либерии.
К ним уже спешил джип с находившимися там офицерами американской армии. Люк открылся, и первым выглянул Переда.
— Все назад, — приказал он, — мы не собираемся здесь долго оставаться.
Вслед за джипом уже подали лестницу, которая подъехала к лайнеру.
— Нам нужно только заправиться! — кричал Переда. — Только заправиться!
— Сэр, — крикнул кто-то из американских офицеров, — мы хотели с вами поговорить!
Сейчас сюда летит представитель испанской авиакомпании.
— Никаких разговоров! — разъярился Переда. — Не поднимайтесь наверх, иначе мы взорвем самолет. Нам нужна только заправка.
Только заправиться, и мы улетим.
— Но, сэр, это невозможно, — возразил офицер. Он говорил по-испански довольно неплохо. — Мы просим вас отпустить женщин и детей.
— Куда отпустить? — крикнул Переда. — У вас и так не хватает самолетов, чтобы вывезти отсюда своих людей. Как я могу отпустить здесь женщин и детей! Вы хотите, чтобы их перерезали местные черномазые?
Офицер смутился. Этот горластый испанец был прав. Обстановка в Монрови действительно не располагала к длительным переговорам и освобождению заложников.
— Мы сейчас полетим в Кению и там освободим всех пассажиров, — сказал Переда, — можете не волноваться, сеньор. Мы не бандиты. Мы просто требуем автономии нашей прекрасной родине. И просим освободить борцов за независимость нашей страны. Мы не просим денег, и нам не нужно ничего. Мы просто просим уважать наши права.
Американец привык уважать идеалы другого человека. Он молча козырнул в ответ и, сев в джип, приказал отвезти его к генералу. Вскоре он уже докладывал генералу:
— Они говорят, что борются за свободу своей страны, сэр. Просят, чтобы мы разрешили заправку, после чего собираются лететь в Кению. Руководитель группы, захватившей самолет, убеждал меня, что в Кении отпустит всех пассажиров. Это чисто политическая, а не уголовная акция, сэр.
— Пусть с этим разбирается Вашингтон, — пробормотал генерал. — А почему он не хочет отпустить женщин и детей здесь, у нас?
— Он говорит, что здесь очень опасно. Он считает, что нельзя оставлять здесь пассажиров, когда в Либерии идет война, сэр. Он говорит, что у нас и так не хватает самолетов и вертолетов для наших людей, сэр.
— Правильно говорит, — кивнул генерал, — дайте им заправиться, и пусть они летят в свою Кению. У. меня и без них своих проблем хватает.
— Но, сэр, испанцы просили нас о помощи, — возразил сидевший рядом с генералом сухощавый полковник, начальник штаба прибывшего экспедиционного корпуса американских вооруженных сил.
— Пусть испанцы летят за ними в Кению и там договариваются со своими земляками, — подвел итог генерал, — у меня нет места и еды еще для ста человек.
— Из Мадрида уже вылетел самолет, сэр, — возразил снова полковник, — они будут здесь через час. Может, можно было бы выторговать за наш бензин женщин и детей? Наши журналисты смогли бы потом рассказать об этой гуманной акции.
— Да, — сказал генерал, — а вы точно знаете, что они будут через час?
— Они уже вылетели, сэр, — подтвердил полковник, — кроме того, нам звонили из Вашингтона и просили оказать им содействие.
— Вот пусть Вашингтон сам и занимается этими проблемами, — пробормотал генерал. — Хорошо, — наконец сказал он и, обращаясь к своему офицеру, приказал: — Заправьте их самолет в обмен на женщин и детей. Как только они заправятся, пусть убираются отсюда ко всем чертям. А всех освобожденных заложников переведете в зал ожидания. Там, правда, нет кондиционеров, но, думаю, через час они уже будут сидеть в другом самолете, который летит за ними.
— Слушаюсь, сэр, — улыбнулся офицер.
— А вы, полковник, — обратился генерал к своему начштаба, — найдите журналистов, и пусть они пощелкают наших освобожденных испанцев. Я сегодня беседовал с этими щелкоперами из Си-эн-эн. Вместо того чтобы показывать про нас гадости, пусть расскажут об освободительной миссии американской армии.
— Это мудрое решение, генерал, — улыбнулся вслед за молодым капитаном и полковник, — сегодня об этом узнает весь мир.
Вышедший от генерала офицер снова сел в джип и поехал к самолету. Переда ждал его у входа в самолет. Капитан поднялся к нему.
— Мы заправим ваш самолет только в том случае, если вы освободите женщин и детей, — твердо сказал офицер, — иначе никакой заправки не будет.
— Хорошо, — очень недовольно ответил Переда, — мы дадим ответ через пять минут.
Офицер еще не спустился на землю, когда Переда уже звонил по своему телефону.
— Питер, — прохрипел он, — где вы пропали, черт вас возьми!
— Я уже в аэропорту. Скоро буду на борту вашего самолета.
— Они требуют, чтобы я освободил женщин и детей.
— Это же прекрасно, Мигель. Зачем нам возиться с детьми? Немедленно освобождайте.
Но смотрите, чтобы вас не обманули.
— Сеньор, — закричал Переда офицеру, который уже отъезжал в своей машине, — мы согласны! Только быстрее заправляйте наш самолет. Мы хотим вылететь, пока светло.
— Конечно, — улыбнулся капитан.
Через десять минут к самолету уже подъезжали бензовозы. Почти одновременно с ними из самолета начали выходить женщины и дети.
В основном это были темнокожие пассажирки из Кении, летевшие на родину. И четверо детей. Американские журналисты, приехавшие запечатлеть волнующий момент американо-испанской дружбы, были несколько смущены.
Из этого самолета выходили одни темнокожие.
Правда, в конце появилась супруга испанского консула с сыном. И на нее сразу набросились все пятеро журналистов, специально прибывших в аэропорт на съемки.
Пассажиры даже не подозревали, что полковник специально задерживал заправку самолета до приезда журналистов, чтобы достойно отразить эти события на американском телевидении. Пока на землю спускались женщины и дети, к самолету подошел неизвестный мужчина в форме офицера американских ВВС. Никто не обратил внимания, как неизвестный поднялся на борт самолета и был любезно принят террористами.
Через полчаса самолет был готов к взлету.
Командир авиалайнера запросил разрешение на взлет. В это же время из Мадрида передали, что посланный самолет уже подходит к Монрови. Генерал колебался. Он не хотел ошибиться в таком вопросе. Ожидание становилась невыносимым. Переда лично решил провести переговоры с представителями американских вооруженных сил.
— Господа, — сказал он, — если через пять минут нам не разрешат взлет, мы начнем убивать пассажиров. Каждые пять минут по одному человеку.
