Абуладзе все время сидел молча. Он вспомнил, что с раннего утра ничего не ел. Но взять лежавший на сиденье рядом с ним бутерброд не мог и не хотел. Только дважды он вставал и ходил за водой для себя. И ни разу даже не посмотрел в сторону Седого.
Его по-прежнему волновала неразрешимая дилемма с иудой. Майский явно знал, что один из четырех генералов, вышедших на летное поле, был предателем. Собственно, он для этого их и вызвал, чтобы в случае необходимости иуда мог подняться сразу в самолет. Но, видимо, этот человек обладал большей выдержкой, чем они думали. Неужели это все-таки сам Лодынин? — боялся верить собственному наблюдению Абуладзе.
Сизова держали до последнего момента для его последующей дискредитации. Но после того как все сорвалось, иуда обязан был подняться в самолет и улететь со своими сообщниками. Но генерал, один из этой четверки, не сделал такого шага. А может, ни один из них и не замешан? Может, это и есть Масликов? Нет, твердо решил для себя Абуладзе. Майский говорил ему, что приехали в аэропорт четыре генерала. И называл их фамилии. Значит, ему кто-то сообщил эти фамилии. А сообщить мог только один из приехавших — Лодынин, Зароков, Лебедев или Солнцев. Неужели действительно никому нельзя в этом мире доверять?
Он вспомнил, что в экипаже находится полковник Комаров. Абуладзе был опытным аналитиком и понимал, что Комаров включен в экипаж не просто так. Очевидно, руководство рассчитывает в крайнем случае применить и силовой вариант.
В одиннадцать часов вечера они вышли к Средиземному морю. Внизу была изумительная погода. Ярко горели огни проходящих внизу кораблей. Абуладзе вспомнил, что сегодня полнолуние. Ночь полнолуния, вспомнил он. Древние считали, что в эту ночь люди, имеющие свойства оборотней, превращаются в них и находятся в образе зверя до утра. Ночь Луны. А сегодняшний день был настоящим Днем Луны, когда милицейские оборотни и бывшие спецназовцы превращались в зверей.
И кто-то из высшего командования тоже был пособником Зверя, придумав и осуществив этот план. Оборотнем, который сбрасывал свою личину под луной. День Луны, подумал Абуладзе.
Сегодня был настоящий День Луны.
Вместо Константина в кабину экипажа пошел дежурить Бармин. А Константин сел около ящика с драгоценностями, перебирая камни и наслаждаясь их блеском.
— Как здорово! — крикнул он Майскому. — Ваш друг Мигель больше всего на свете любит такие камни.
— Да, — кивнул Аркадий Александрович, — Переда будет доволен нашим уловом.
— И все это за несколько стеклянных трубочек, — рассмеялся Константин. — Когда вы вернулись из-за границы и рассказали мне о таком, я даже не поверил.
— А сейчас веришь? — спросил Майский.
— Вот они, мои родные, — засмеялся Костя, — теперь они всегда будут со мной.
— Еще два часа, — возразил Майский, — через два часа мы с ними расстанемся. Зато станем миллионерами. И ты, Костя, и я.
Всеволд встал со своего места, сладко потянулся.
— А почему вас так мало? — спросил он. — Где все остальные?
— Там остались, — махнул рукой назад Майский.
— А их доля? — оживился Всеволд.
Все посмотрели на него. Эдик радостно захихикал.
— Ты дурака не валяй, — строго сказал Майский, — голову оторву. Получишь свой миллион и отвали. Скажи спасибо, что такие деньги зарабатываешь. За несколько телефонных звонков это не так мало.
— Ты бы слышал, как они со мной разговаривали, — оживился Всеволд, — там один такой настырный был, грузин явно. Он меня вообще вопросами допекал.
В салоне самолета раздался громкий смех.
Улыбались даже Карина и Седой. Только Абуладзе хмурился, глядя в сторону.
— Вон там сидит твой грузин, — показал в сторону полковника Майский, — мы его решили с собой взять.
— Правда? — Всеволд подошел к креслу, где сидел Абуладзе. — Так это вы были? Ну и вопросы вы мне задавали, меня прямо в дрожь от них бросало.
— Дурак ты! — громко сказал Майский. — Они играли с тобой, а ты, как карась, на удочку ихнюю попался. Они ведь твой второй телефон тоже засекли. А через него и нашу фирму. Хорошо, что друг позвонил и предупредил. А то остался бы ты в Германии или в Чехии без денег и друзей. Или еще хуже — сел бы в ихнюю тюрьму.
— Ты откуда знаешь, что они мой второй телефон вычислили? — возмутился Всеволд. — Ты же сам говорил, что если я по нему к ним звонить не буду, его найти невозможно.
— Но нашли же, — возразил Майский, — мы еле ноги унесли. Иначе прихлопнули бы нас там всех до единого.
Появился Бармин, пришедший из кабины экипажа.
— Командир спрашивает: вы не передумали? Точно в Абиджан летим?
— Пусть поменьше вопросов задает, — разозлился Майский, — куда надо, туда и летим.
Скажи, точно в Абиджан. А если понадобится курс изменить, у нас Всеволд есть. Он нам курс подскажет. Он знает, как по карте ориентироваться, и штурманом служить сможет.
Бармин повернул обратно.
— Который час? — спросил Майский. — Мне кажется, мои часы иногда отстают.
— Уже половина одиннадцатого по Москве, — ответил Костя.
— Всеволд, — решил Аркадий Александрович, — иди в кабину. Нам важно не пропустить наш аэродром. Ты не забыл, где мы должны садиться?
— Я это место даже во сне вижу, — засмеялся Всеволд, проходя по салону вперед и направляясь к кабине экипажа самолета. — Екепа. Либерия. Местное время 22 часа 00 минут.
Московское время 01 час 00 минут
Когда самолет вошел в пределы африканского государства Кот-д-Ивуар, Всеволд снова отправился к экипажу.
— Сворачиваем на Либерию! — крикнул он командиру самолета.
— Нельзя, — ответил командир, — здесь высокие горы.
— Сворачиваем, — махнул рукой Всеволд, — самая высокая гора не больше двух километров. Тысяча семьсот пятьдесят два метра. От Дананы возьмете направо.
— Откуда я знаю, где эта Данана находится, — зло сказал командир.
— Курс правее гор! — крикнул Всеволд. —
Данану вы сразу увидите. Это единственный городок в этой части страны. Сегодня хорошая погода.
— Что? — не понял командир.
— Погода, говорю, хорошая. — Всеволд наклонился над картой, которую достал из кармана. Развернул ее. — Все правильно, — сказал он, — пройдем от Дананы правее. Там будет город Зеале. Пролетаем над рекой Сессе и выходим к Либерии. Город Екепа.
— Что за названия! — нахмурился командир. — Здесь и аэропорта приличного не будет.
Куда мы сядем?
— В Екепа большой заброшенный аэродром, — показал вниз Всеволд, — там сумеем сесть.
— Если заброшенный, то как мы сядем?
— Там уже приземлился один самолет до нас, — пояснил Всеволд, — поэтому не волнуйся, командир. Сядем и мы. Местные племена держат эту дорожку в сохранности, считая, что на ней когда-нибудь приземлится их местный бог1.
— Какой там самолет?
— Испанский. Компании «Иберия», — пояснил Всеволд.
— Я спрашивал тип самолета.
— «ДС-10». Не волнуйся, командир. Сядем нормально.
Екепа — городок на севере Либерии. Действительно, имеет небольшой аэродром, способный принимать достаточно тяжелые самолеты. (Прим. авт.)
— Потом далеко не улетим. Баки почти пустые.
— Ничего. Мы и не собираемся далеко, — сказал Всеволд, выходя из кабины пилотов.
Командир корабля Симаков посмотрел на Комарова, исполнявшего обязанности штурмана. Тот пожал плечами. Он тоже не понимал, что происходит. Почему они летят в маленький городок, расположенный на севере Либерии?
Но про самолет он запомнил и теперь мучительно размышлял, как поступить дальше.
Седой, сидевший весь путь в своем кресле чуть позади Абуладзе, внезапно обратился к Карине.
— Там будет другой самолет, — сказал он, — и ты должна будешь улететь на нем. А я потом приеду.
— Какой самолет? — удивилась Карина.
— Неважно. Ты улетишь?
— Конечно, не улечу. Куда я без тебя улечу?
— Не спорь, — строго сказал Седой, — я лучше знаю. На месте решим.
Карина обиженно замерла и отвернулась.
Ровно в час ночи по московскому времени самолет пошел на посадку, пройдя над рекой Сессе, находящейся уже на территории Либерии. У городка Екепа действительно оказался неплохой аэродром, на котором уже стоял громадный «ДС-10» с характерным оперением оранжевого цвета испанской авиакомпании «Иберия». Летчики с изумлением смотрели вниз.
Было непонятно, что делает здесь этот самолет.
Симаков не зря получил звание Героя Советского Союза. Он был действительно классным летчиком. И мягко посадил самолет, несмотря на очень трудные условия. Самолет замер в ста метрах от чужого, испанского самолета.
— Открывайте аварийные люки, — распорядился Майский, — здесь лестниц аэропортовских нету.
Два люка с левой стороны были открыты и сброшены надувные лестницы-трапы, которые доходили до земли и были предусмотрены в случае аварийной посадки. Первым осторожно спустился, вернее, скатился вниз Майский.
— Давай! — крикнул он.