- Что за человек был ее муж?
Лексу в самом деле стало интересно.
Ответ был коротким:
- Лучший из людей, кого мне доводилось видеть.
Бланку все больше и больше нравился начальник русского контршпионажа. Действительно, похож на рыцаря - мрачного слугу чести, верного памяти своего покойного сюзерена.
Будто что-то припомнив, штабс-капитан взглянул на собеседника и вдруг переменил тему:
- В минувшую субботу я не смог быть на soirе?e. А вы были?
- Да.
- Много ли было гостей?
- Примерно столько, как во вторник.
- Кто-нибудь опоздал?
«Я», - хотел ответить Лекс, но лишь пожал плечами. Золотое правило: никогда не сообщать чужому челове ку, в особенности потенциальному противнику, лишних сведений, даже если они не имеют никакой важности.
- Было ли что-нибудь примечательное? - продолжал допытываться штабс-капитан. - Нет, в самом деле, кто всё-таки был?
- Я человек новый и мало кого знаю.
На крыльцо вышла посвежевшая и похорошевшая - еще как похорошевшая - Агриппина.
- На столе фрукты, печенье, вино. Предлагаю отметить новоселье!
- Благодарю, но должен вас оставить, - молвил Лекс с поклоном. - Нужно поработать с чертежами.
Лицо Аслан-Гирея просветлело, он уж, видно, и не надеялся избавиться от третьего лишнего.
Однако Бланк отклонил приглашение не для того, чтоб доставить татарину приятное. Глупо было упускать такую чудесную возможность. Пока Аслан-Гирей исполняет роль паладина при даме своего сердца, можно нанести небольшой визит в его палатку. Тем более что белый домик оттуда виден как на ладони. Врасплох не застанут.
Солнце уже давно зашло, городок погрузился в сумерки. Никакого освещения на импровизированных улицах предусмотрено не было, поэтому в жилище охотника на шпионов Лекс проник никем не замеченным. Полог прикрыл неплотно, чтоб не терять из виду освещенное окно с раздвинутыми занавесками: уединившись с дамой, рыцарь обязан заботиться о ее добром имени. Два силуэта, разделенные столом, были отлично видны.
Бланк зажег фонарь - тот самый, которым посылал сигналы. Отменно сконструированная вещь манчестерской работы: масла хватает на целый час, специальный кожух фокусирует луч и делает его незаметным со стороны.
Наскоро оглядев спартанскую обстановку жилой половины (койка, платяной шкаф, полка для оружия и амуниции), Лекс подошел к половине, служившей хозяину кабинетом. Потрогал железные шкафы - заперты. Осветил лежащие на столе бумаги.
Прямо сверху, вся исчирканная красным карандашом, лежала бумага. Бланк заглянул в нее - и остолбенел.
Кто-то обозначенный как «Нумер 4» - не шибко грамотный и, судя по почерку, мало привычный к письменным занятиям - доносил Аслан-Гирею утром 10 июля, то есть вчера:
«Ваше благородие господин штабс-капитан доношу вашему благородию о нижнеследующем.
Вчерась как затемнело а именно в четверть после восьми на пункт явился человек неизвестного звания потому был в дождевом плаще донизу и копошоне по причине дождя и лица разглядеть мочи я не имел а себя оказывать воспрещено инструхцией. Оное незнамое лицо зачало светить посредством мигания и мигало таким манером девять минут что прослежено мною по казенным часам, какие мне выданы вашим благородием. В половине по восьми незнамое лицо поднялось малость с оврага поближе к Малахову и сидело там до десяти минут десятого часу а я глаз не спускал близко не подходя и себя не объявляя. Незнамое лицо сначала ничего не делало а просто сидело. Потом достало книжечку или не могу знать и стало писать. Подымет голову и пишет. Подымет и пишет. Но капошона ни разу не сымало и лица того незнамого лица увидеть никакой возможности не было. Потом оно пошло с горки на Южную бухту и я согласно инструхции следом. На берегу оно взяло ялик и поплыло на Северную. Я тож сторговался с лодош ником за две с половиною копейки о чем расписку лодошника прилагаю а что она с крестом так это он вовсе неграмотный. На Северной незнамое лицо шло споро и я едва не отстал однако же не отстал. А зашло оно в большую палатку где горели лампы и было много господ офицеров а также дамы и барышни и туда мне ходу не было. Когда же я спросимши у людей что это за гуляние мне было сказано что милосердные сестры Андреевского госпиталя со своими гостями гуляют и по субботам всегда у них так.
А больше ничего сведать не сумел потому когда господа начали расходиться дождик полил пуще и такие плащи были почитай у половины. Нумер 4».
Внизу другим почерком - четким, округлым - приписано и подчеркнуто: «Удвоить наблюдение по всем нумерам».
Тревога! Тревога! Тревога!
Читая каракули «Нумера 4», Лекс закусил губу. Оказывается, русская контрразведка следила за пунктом связи! Позавчера он только чудом, благодаря дождевику, купленному в офицерской лавке, не был опознан агентом!
Очень возможно, что все остальные точки, предназначенные для светосигналов, тоже находятся под наблюдением - даром что ли в приписке сказано про «все нумера».
То-то Аслан-Гирей выспрашивал, кто пришел на soirе?e позже других!
Ну, положим, были гости, явившиеся примерно в то же время или даже позже. Но если дотошный контрразведчик станет докапываться (и ведь обязательно станет), угодишь к нему в список подозреваемых, а это чертовски опасно.
Не в опасности даже дело.
Скоро может проясниться ситуация с грядущим сражением. И тогда во что бы то ни стало нужно будет известить своих об этом сверхважном решении - чтоб знали, откуда русские поведут наступление, и успели укрепить оборону.
Как передать шифрограмму, при этом не угодив в лапы врага?
Двойная задача. Не из легких.
Терзание ума и сердца
Второго появления Капюшона пришлось ждать целых одиннадцать дней. Девлет уж думал, что неустановленный субъект, посылавший сигналы с пункта номер 4, больше не объявится. А ведь это почти наверняка был тот самый брюнет, о котором в свое время сообщил Рутковский.
Унтер-офицер Ляшенко, который дежурил в ночь с девятого на десятое около разрушенной сторожки на краю Докового оврага, не имел возможности определить цвет волос «незнамого лица», но рост был такой, как надо: «мне вот эдак вот досюдова», показал рослый Ляшенко пониже уха. Запросто войти в шатер, где происходило субботнее soirе?e, мог лишь кто-то из завсегдатаев, а это всё были люди из общества, с положением. Стало быть, не мелкий лазутчик, а именно что агент стратегической важности. Никаких сомнений - тот самый.
Определить в точности, кто именно в тот вечер около одиннадцати вошел в шатер, не удалось. Не получилось даже составить полный список гостей: из-за проклятого «а ля фуршетт» все перемещались с места на место. Единственное, что смог Аслан-Гирей, - это примерно уста новить перечень лиц, которые вообще посещают госпитальные soirе?e. Однако с учетом людей, что бывают у милосердных сестер нечасто, вышло более семидесяти имен, и то не могло быть полной уверенности, не упущен ли кто-то. Штабс-капитан сначала хотел сузить круг подозреваемых, отобрав лишь невысоких сухощавых брюнетов, прибывших в Севастополь после 20 июня, но передумал. Делать этого было нельзя. Что если сигналы подавал другой агент? Ведь нет гарантии, что враг внедрил в русский лагерь только одного высокопоставленного шпиона.
Работа по фильтрации списка гостей, отделению «чистых» от «нечистых», двигалась медленно. Сдвоенные посты попусту томились у восьми возможных пунктов связи, известных от Рутковского.
И вот, когда Девлет совсем отчаялся, капкан сработал. Хищник угодил в ловушку.
В ночь на двадцать первое штабс-капитана разбудил денщик.
- Господин, прошу извинить, но вас срочно хотят видеть. Говорят, важно, - сказал Садык. Он всегда обращался к Девлету по-татарски, когда рядом не было посторонних.
Харитонов, старший наряда, дежурившего на пункте номер три (заросли можжевельника правее третьего бастиона, на краю Лабораторной балки), был в таком возбуждении, что Аслан не сразу разобрался в его многословном, сбивчивом рассказе. Но когда понял, тоже затрясся от волнения и азарта.
Шпион установлен! Все параметры совпадают: масть, рост, комплекция, время прибытия. Это он!
Ночь опять выдалась дождливая, поэтому шпион, как и девятого числа, явился в глухом плаще. Действуя по инструкции, Харитонов с Цацанидисом не стали мешать проведению сеанса, а по его окончании сели Капюшону на хвост - с двух сторон. И никуда он, голубчик, не делся. В отличие от прошлого раза, не сразу переправился на Северную, а сначала зашел в Николаевский каземат - в тот отсек, где находится лазарет для раненых, доставленных с передовой и нуждающихся в срочной операции. Пробыл там Капюшон около получаса. Внутрь Харитонов с Цацанидисом не заходили, чтобы себя не обнаружить, но в этом не было необходимости, поскольку дверь там только одна.
