– Мне в спину пальнули.
Ага, говорили, что огнестрел.
– Кашель с кровью был? В моче кровь не видели?
– Нет.
– Ясно. Уже лучше. Как вас ранили?
– Делать было одному дураку нечего, как в пирата играть.
– Сами раздеться сможете?
Сразу видно, что фиг он сам сможет раздеться, хотя и пытается это сделать на чистом гоноре. Помогаю ему, начав с тяжеленной разгрузки. Под рубашкой щедро, но бестолково намотанные тряпки по всей спине. Местами в подсохших пятнах крови и сукровицы, в нескольких местах пятна влажные. Немного туплю, прикидывая, чем это ему так влепили, что в грудную клетку ничего не влетело, но по всей спине размахнуло. Нехило прилетело, признаю. И запашок знакомый.
– Явно нагноилось. Можно отмочить, полив перекисью водорода или фурацилином, однако лучше дернуть. Будет больно, но грануляций еще нет. А гной уже есть, и лучше бы отток обеспечить. Могу дать водки для храбрости.
– А по-другому обезболить в больнице не выйдет? – ехидно спрашивает раненый.
– У хирургов и анестезов денек был пухлый. И завтра будет не лучше. Первичную хирургическую обработку ран делать поздно, время ушло. Да и сначала мне надо глянуть, что да как, прежде чем других будить. Потому мне водкой проще. Сам при этом думаю: «Ага, буду я тебе рассказывать, что ты можешь на обезболивающее дать анафилактический шок, как у ребят три дня назад получилось. Только тогда народу в больнице было по дневному времени полно, быстро в норму привели. А тут, пока я буду бегать, окочуришься ни за грош».
– Дергайте.
Берусь поудобнее и начинаю. Американец ежится, когда холодные ножницы разрезают намотанные тряпки на боку. Ну да, когда сам бывал на таких процедурах пациентом, всегда злился – что им чертям было не погреть инструмент, а тут забыл. Ладно, он не плюшевый, не расклеится. Тряпки сваливаются, остается только прямоугольник, приклеенный к спине. Ну дергать не буду, а поаккуратнее можно… Так, поехали…
Пациент ухает, когда жестковатые из-за сохлой крови и гноя тряпки отстают.
Спина выглядит несимпатично: насчет мелкой дроби я правильно догадался. Да и расстояние метров десять было, не меньше. Спина вспухла, как подушка, два десятка ранок, несколько кровят, а вот из большинства уже не столько кровь, сколько гной. И видок такой сюрреалистичный – красно-фиолетово-желтый раскрас с дырочками и потеками, свежими и подсохшими.
– Лихо нагноилось. Не все, но большей частью. Ложитесь на живот, посмотрим, что тут сделать можно. Штаны приспустите.
– Это еще зачем?
– Одна дробина низко прилетела.
Однако все не так чтоб плохо было – из ранее виденных ранений дробью это, пожалуй, самое удачное – все дробинки засели на разном уровне, но неглубоко, максимум завязли в мышцах. Больно, конечно, но не проблема в плане лечения. Пока осматриваю, переговариваемся. Ну да, тот ковбой, судя по всему, и бахнул из короткоствольного ружья, и дробь оказалась мелковатой, и жилет на пострадавшем был надет, и, может быть, сам патрон был из дисперсантов, а самое главное – расстояние было несколько метров, успела дробь из компактной смертоубийственной кучки рассыпаться в рой. Зато как раз на широкую спину пациента и хватило равномерно. Так. С этим вроде ясно, завтра на всякий случай сделать рентген, потом выковыряем из него свинец – и свободен. А антибиотики я ему уже сейчас начну давать. Другое дело, что косоглазие мешает. Может, он, конечно, всегда был косым. А может, и приобретенное. Значит, что-то с мозгом не в порядке, а нам тут инсультников в общей палате не надо. Тем более таких здоровенных: веса-то в нем под центнер. Да еще в придачу, по ушам судя, боксерил американец – мятые у него ушные раковины и не так мятые, как у борцов. Ладно, сейчас спину я ему прикрою временной повязкой. Потом глазки проверим.
В общем, картина ясная – придется его в клинике оставить. Да и мореманы ходатайствовали. Стоит, пожалуй, пойти навстречу. Главная наша на эту тему, было дело, явственно говорила: должны мы учитывать интересы соседей, чтобы они наши тоже учитывали. А вот пациент мне все же не очень нравится. Видно, что ранение не такое легкое, хоть он и бодрится. Никуда не денешься, придется ведь инородные тела удалять. А хирурги вряд ли этой фигней будут заниматься, скорее всего, мне же и придется. И косит ведь пациент. Особенно когда чуток отвлекается, так глазики сразу врастопыр. Но с другой стороны, обе руки и обе ноги, как я видел, вполне сохраняют управляемость, причем симметрично. Улыбка у него скупая, но опять же симметричная. Выговор немного гнусавый, но вроде б он с юга Америки, а там именно так и говорят, не раз читал. Нет, врать не буду, акцент южанина от акцента янки с севера не отличу, но читал же про протяжность и гнусавость.
Угощаю его водичкой. Пьет, а я отмечаю, что трехглотковая проба у него в норме, не выливается вода изо рта, не давится он, когда глотает. Вроде бы как нет особо тревожных признаков, кроме косоглазия. Акцент же штука прилипчивая: пожил среди южан, нахватался для самого себя незаметно, так что гнусавость не из-за нарушения нервной деятельности.
Объявляю, что придется ему у нас погостить. Не сильно этим его удивил, ясно же, что чистить спину надо как следует.
Извиняется, что хочет при себе оружие оставить. Не могу удержаться и несколько покровительственно объясняю, что половина пациентов с оружием поступает, а к тому же скоро в Кронштадте будет введено – впервые, можно сказать, в мире – обязательное владение оружием.
Пока колю ему противостолбнячную сыворотку, он успевает ехидно уведомить меня, что Кронштадт никак первым быть в вооруженности населения не может. Дескать, если даже не брать Средневековье, когда у каждого мужика топор имелся для разных целей, так и нынче, например, в США есть такой городишко Кенессо, где общая вооруженность законодательно закреплена. Небольшой – тысяч на тридцать жителей. Ехидно спрашивает, Кронштадт небось еще меньше?
Шути, шути. Нет, побольше все же получается. И на многие километры – самый крупный населенный пункт сейчас.
Он заинтересованно спрашивает: как дорога на Москву – проезжабельна или нет? С чего бы это его интересует? Да и вообще, с чего это его американцем величали и какая нелегкая его сюда занесла? Нет, я, конечно, много чего повидал за это время и прекрасно помню, например, экстравагантного поляка-пилота, который прилетел в Новгородчину, рассчитывая добыть для перелета в Австралию к родственникам тяжелый бомбер с армейского аэродрома.
Впрочем, спрашивать у пациента сейчас смысла большого нет, видно, что он спекся. Но вот то, что дорога на Москву его интересует с практической точки зрения, очевидно. Меня вот тоже интересовало, как до Новгорода – добраться можно или нет. У меня там родители в деревне с марта месяца обретаются. Возможно, и у него тоже. Или он американский шпион и рвется добраться до оставленных в умершем городе секретов. Гордон Фримен[60], ага.
Но вообще-то не похож пациент на Гордона Фримена ни разу. Хотя оружием обвешан изрядно. Говорю, что вот на днях было большое событие. Встретились два конвоя: наш с примкнувшими новгородцами встретился наконец-то у Валдая с пробивавшимися навстречу тверяками. Так что дорога вроде годится для езды, особенно если в составе колонны да с бронетехникой. Как слыхал, решение об обеспечении транспортного сообщения уже принято наверху. Для нас тверяки привезли более-менее внятную информацию – с чего эпидемия началась. Вроде как наш олигарх решил построить мир по своему желанию, то ли в царя поиграть, то ли адреналинщик в особо крупных размерах. То ли еще что. Нам Кабанова дала информацию, поделив ее на две части – что для широкой публики, что для служебного пользования.
Почему-то информация о тверяках заставляет пациента подскочить. Я-то про них только слыхал, мне они до лампады, знаю только, что базируются они в странноватом месте – на форте Константин. Вроде наши с ними цацкаются, и мне не совсем понятно, почему дорогих гостей разместили в плавучей гостинице яхт-клуба, а не где-либо в городе.
Вижу, что у пациента загорелось туда чуть ли не сейчас бежать. Земляки, что ли?
По-любому это у него не выйдет. Время ночное, документов у него никаких, никто его не знает, так что моментом любой патруль загребет. О чем я ему и говорю. А тут как раз приносят мешок для его одежды и сменную – больничный халат и пижаму с тапками.
Переодетого отправляю в палату, санитарка сопровождает. Его драгоценное оружие ставим пока в шкафчик для швабр, что с одной стороны пациента огорчает, с другой – точно никто не помылит, поскольку никому в голову не придет там искать. Утром можно будет сдать на хранение вместе со шмотками. Хотя с моей колокольни – на фиг тут никому американская винтовка не нужна. Что и говорю пациенту. В ответ он глядит на меня со скорбным сожалением и бурчит о том, кто такие коллекционеры. Ну да. Это верно…
