врачу в Керкиру. Куда идти дальше?
Я указал проход через растения в беседку. Виноград и кустарники росли так густо, что представляли собой туннель, выходящий прямо к веранде соседнего дома. Я прошёл в дом и остановился на пороге. Старый разведчик был жив. Я пропустил Куратора вперёд и включил свет.
– Джокер, останься на улице! – Куратор был взволнован, а Старик решительно спокоен.
Он уже не спал и пристально смотрел на Куратора. Это были минуты триумфа старого разведчика.
Наверное, именно с таким выражением лица люди ложатся на амбразуру дота.
Я вышел во двор и подошёл к Батыру, сидящему в беседке. Куратор присоединился к нам через час. В руках у него был мешок, сделанный из пододеяльника и набитый бумагами. Ни слова не говоря, Куратор прошёл к машине и сел за руль.
Мы уехали тут же. Я знал, что Старик ничего не сказал. Всё, что собрал Куратор в доме и в тайнике Старика, это пустышка. Ложный архив, который забрал Куратор, ни к кому не приведёт, но, чтобы понять это, понадобится очень много времени, которого у него нет.
Тайник Старик показал мне сам. Если бы к моменту нашего приезда Старик оказался мёртв, я должен был найти тайник, но он дождался Куратора и выдал тайник самостоятельно. Выстрела никто не слышал, но яд никто не отменял, и, судя по виду Куратора, допросить Старика и насладиться своим превосходством ему не удалось.
Уже подъезжая к Керкире, Куратор сказал мне:
– Можешь отправлять Батыра в Россию. Тебе что-нибудь ещё нужно? – Куратор говорил отстранённо, мыслями он был где-то далеко.
Понятное дело, пока ты, иуда, бумаги не разберёшь, дальше не стронешься. Торопиться тебе некуда. Всех остальных из списка можно уничтожать последовательно. Этот разведчик был проверкой правдивости информации Седова.
Информация Старика выглядит правдивой, и впереди – громадная работа, и триумф, и слава. Великолепное завершение работы в ЦРУ, как следствие, почёт, уважение руководства, завистливые взгляды сослуживцев и, разумеется, очередные тридцать сребреников.
– Босс, можно, мы съездим втроём? По пути заедем на пару дней к Балодису и Беридзе. После Балодиса Батыр полетит к себе, а мы с Лейлой – к Беридзе и к Мартынюку. Завезём деньги, разведаем обстановку и заберём ту информацию, что они накопали. Заодно провентилируем найм новых людей. На всё про всё максимум полторы-две недели. Звонить буду каждые три дня, если надо, буду звонить чаще. Лейла мне необходима, Босс. Если разговаривать о найме женщин, то это делать лучше Лейле, а я буду озвучивать условия.
В любом случае эта поездка ознакомительная. Только надо открыть на нас счета и перевести на них тысяч по сорок американских денег. Банк должен работать в России, деньги нам нужны там. Батыр прилетит обратно сразу с людьми, им необходимо выдавать авансы.
Балодису я только обрисую, что мне надо и как это сделать, а у Мартынюка людей попробуем нанять. В Крыму было много частей специального назначения, но именно такого задания я Мартыну не давал. Время идёт, а мою схему мы так и не запустили. Это надо обговаривать с Беридзе.
Куратор думал недолго:
– Хорошо, езжайте. Звони каждые два дня. Счета вам будут открыты послезавтра в Салониках. В каком банке, я сообщу.
Мы улетели с Корфу сразу же, не заезжая в отель. Куратор – в Афины, а мы – в Салоники. Местные авиалинии пронизывают своими тропами всю страну, а лететь действительно быстро. Так что уже через три часа мы с Батыром зашли в дом, где располагалась наша база.
Батыр остался, как всегда, на связи, а я, вызвав Алексу домой к братьям, принялся раздавать ей указания. Братьям оставил контакт Садовника и сказал, что приедет он либо в чётко оговоренное время на стройку в Кавос, либо к ним домой. Оставил для него письмо и деньги. Письмо написал по-испански, так как братья испанский язык не знают.
Сама Алекса тоже полетит в Россию, но отдельно от нас и будет ждать нас с Лейлой в Москве. Счёт в банке ей уже открыт, и на счету у неё больше трёхсот тысяч долларов. Это мои оперативные деньги, которые я потрачу в Крыму и в Москве, но об этом моим напарникам знать совсем ни к чему.
Алекса – это ещё и моё прикрытие на случай, если Батыр или Лейла до сих пор стучат Куратору. Такой возможности исключать нельзя. Вернее, я почти уверен в том, что кто-то из них докладывает Куратору. Слишком он спокоен при встречах.
О грабежах за спиной Куратора мои напарники промолчат, а вот о моих отлучках в отъезде, прикрывая собственную пятую точку, могут и стукануть. Для чего я и беру Алексу. Мне она нужна как кошелёк на ножках и как оперативная связь с Ревазом. На ликвидацию Куратора я обязательно его вызову, так как мне одному никак не справиться.
То, что я буду убивать Куратора, мной не обсуждается. Вопрос только, когда и как? Вот для этого мне и надо было домой. В первую очередь мне необходима постоянная связь с ребятами, чтобы я мог вызвать их в Грецию. Вся проблема заключалась в том, что мои наблюдатели выпасли Куратора. Он живёт совсем недалеко от Афин, и на этом хорошие новости закончились.
Особняк Седова по сравнению с домом Куратора – это детский сад, охраняемый дедушкой сторожем, которого мы с Батыром в своё время легко споили двумя стаканами «Метаксы». Минимум шестеро наёмников с автоматическим оружием, забор высотой в четыре метра и камеры видеонаблюдения. Находится всё это великолепие на частной территории типа парк. Не исключено, что на подходах к дому напиханы видеокамеры и датчики движения. Взять такую крепость с наскока не получится. Есть только один небольшой плюсик: дом одной стороной обращён к морю, и участок выходит на собственный пляж, но даже я соображу поставить там пару головорезов с автоматами, тем более что зарплату им всё равно платят в ЦРУ.
Раз Куратор привёз и скинул мою сабельку в этом доме, значит, там его сокровищница и именно там хранится его архив и копии, а может, и оригиналы видеозаписей наших художеств в Пакистане. Доверять такое банкам нельзя. Мою группу он готовил именно для своих нужд, а из меня собирался сделать второго Густава. Я ему был нужен именно для этих точечных операций в Европе и работы в России. Густава использовать у нас было нельзя, так как он не знал русского языка.
По информации Комнатного Льва, эта усадьба находится в частном владении одного и того же хозяина с семьдесят второго года. Похоже, именно тогда Куратор, работая в Международном отделе, накосорезил до такой степени, что ему пришлось делать ноги из
