Схватила сумку и, под ошарашенными взглядами всего зала, начала решительно выбираться в проход.
– Простите. Извините, – бросала сквозь зубы, протискиваясь мимо чьих-то ног. Уйти отсюда. Немедленно. Я не обязана это выслушивать! Да если б он просто разговоры разговаривал! А это же массовое принудительное промывание мозгов! А я к себе в мозг лезть не разрешала! Почти бегом бросилась вниз по проходу. Жаль, двери только там. Может, будь они наверху, вышло бы менее заметно. А так я выскочила из зала почти под носом у вещавшего куратора. Он скользнул по мне взглядом, но не прервался. Еще бы, занят. Народ зомбирует в факультетских масштабах! Может, там правила какие есть, типа прервешься – и надо заново начинать.
Закрыла за собой красивые двери ненавистного Зала и бросилась вниз по лестнице.
– Что-то случилось? – окликнул меня женский голос.
Подняла голову. Декан. Светлейшая Ева стояла, облокотившись о перила балюстрады и с интересом разглядывала меня.
– Нет. Да. Я плохо себя чувствую. Голова раскалывается. Не могу там более находиться, простите, – мой поступок был целиком импульсивен, и как объяснять его теперь, я не знала. Сказать декану, что не желаю, чтобы меня зомбировали? Так она меня сразу по скорой в дурдом отправит, потому как ничего подобного нет, и быть не может.
– Подойдите ко мне, будьте так добры.
Подошла. Ну понятно, имя, курс.
– Скажите, генеральный куратор уже закончил свое выступление?
– Нет, еще выступает.
– А вам не кажется крайне невежливым выходить из аудитории во время выступления? Даже если выступает человек. А перед вами выступает сейчас Великий. Который отложил все свои дела, чтобы поздравить нас всех с этим знаменательным праздником. Между прочим, нашему факультету в этом году оказана великая честь. К нам на праздник пришел сам светлейший Гоэрэдитэс Варионэстэзэ. Между прочим, это один из старейших вампиров, он лично стоял у истоков создания нашего университета. А вы позволяете себе просто взять и выйти, прервав Великого на полуслове, просто потому, что у вас голова от выпитого накануне побаливает? Можно было бы чуть скромнее праздновать! У вас сейчас не каникулы, а разгар учебного процесса. Сессия, если вы забыли.
– Простите, я правда нехорошо себя чувствую, и праздники тут не причем.
– Вот будьте добры дождаться, когда генеральный куратор выйдет, и извинитесь за свое неподобающее поведение лично.
– Да, светлейшая Ева, – я понуро облокотилась о балюстраду рядом с ней и приготовилась ждать. Двери Зала распахнулись почти сразу, но вышел не куратор. Ну да, ну конечно, ну куда же мы без вас! Профессор Ольховников летел на меня с таким лицом, словно собирался как минимум перекинуть через перила.
– Вы как посмели! Выходить! Во время выступления! Самого генерального куратора!
– Тише, профессор, тише, – неожиданно вступилась за меня Ева, – девушка уже осознала свою вину, и готова извиниться. Вам не было необходимости покидать собрание.
– Возможно, это вам бы стоило хоть раз его не покидать! – взбешенный профессор не раздумывая набросился на мою заступницу. – А эту студентку вы защищаете совершенно напрасно! Я прекрасно ее запомнил. Мне уже приходилось из-за нее краснеть и извиняться перед Великими. И тогда она тоже утверждала, что все осознала! И я даже ей поверил. И что теперь? На глазах всего факультета! Так оскорбить неуважением самого Генерального Куратора! Что он подумает о нашем факультете? Такое падение нравов, такое преступное пренебрежение к Отцам и Покровителям нашим!
– Вы, кажется, посмели сделать мне замечание, профессор? – в холодном голосе декана звучало сейчас такое высокомерие, что даже мне стало не по себе.
Но Ольховников особо не растерялся:
– Я не знаю, какие договоренности у вас со светлейшим Анхенаридитом, но к Генеральному Куратору стоило проявить уважение, и остаться его послушать. Такая честь нам оказана впервые за столько лет! Но если даже декан не проявляет должного уважения, то что можно требовать от студентов.
– Вы сейчас очень сильно забываетесь, профессор. И действительно, пытаетесь рассуждать о вещах, о которых не имеете ни малейшего представления, – накал страстей был такой, что хотелось тихонько отползти и спрятаться за елкой. Светлейшая Ева была не просто в гневе, она, похоже, взглядом сейчас могла убить. – Но я готова принять во внимание, что повышенный эмоциональный фон этого Зала сыграл с вами злую шутку, и потому завтра с утра жду ваших извинений. Пока – в устной форме. Не задерживаю вас более.
Из Зала донеслись аплодисменты.
– Как председатель Общественного совета я хотел бы поговорить с этой студенткой. Подозреваю – бывшей студенткой, поскольку уже второй раз она проявляет чудовищную непочтительность к нашим Отцам-Основателям. Держать такую студентку на факультете – это несмываемое пятно на нашей репутации, – Ольховников попытался говорить спокойно, но было видно, что дается ему это с трудом.
– Ваше право, – декан сдержанно кивнула и ушла в Зал. Ей навстречу вышли еще несколько человек, все из профессорского состава. И все, разумеется, направились к нам. Ну а дальше – даже и рассказывать не хочется. Пытаясь перещеголять один другого они обвиняли меня во всех смертных и бессмертных грехах, рассказывали о том, что мое исключение из университета – дело решенное, но если у меня есть хоть капля совести, я должна завтра же сама забрать документы. Мой слабый недоуменный писк «за что?» даже не был услышан.
– Не помешал? – вкрадчивый голос раздался прямо у меня над ухом, и я, вздрогнув, обернулась. Генеральный. Похоже, не одна я не заметила, как он подошел. Ну еще бы, в пылу-то воспитательных работ! Сейчас еще и этот так воспитает, что уже и документы забирать некому будет. Как там вчера один пресыщенный вампир разглагольствовал? «Не то друзьям отдать, не то горло перерезать»? Вот что-то из подобного я, похоже и поимею.
– А скажите, дорогие коллеги, – а голос медовый-медовый, прямо стелется, – кто из вас посмел оскорбить декана?! – а в конце угроза уже неприкрытая, и настолько не по теме дискуссии, что не одна я прибалдела.
– Но, Великий, – робко начал Ольховников, – мы просто…
– Вы что думаете, я эмоции чувствовать не в состоянии? Тем более тех людей, за которых я отвечаю?
– Простите, Великий, я не хотел… – растерянно блеял Ольховников.
– Это вы испортили ей праздник? Сейчас идете в Зал, берете слово, и при всем факультете объявляете, что вели себя, как животное…
– Но, Великий!..
– Я сказал – «животное», – генеральный был явно не в духе. Назвать человека животным – да хуже оскорбления не придумать, а уж тем более из уст вампира. – И просите у светлейшего декана прощения. А затем десять минут упоенно рассказываете всем о том, какой она замечательный декан, и как процветает факультет под ее началом. Выполнять.
