Выдав богохульство, он выпустил ее рот, жестко обхватил запястье и поволок в глубокую тень.
— Ах, чертовка! Киске нравится подраться, так?
«Кастрировать бы мерзавца тупыми ножницами, — подумала Перси, отбиваясь от него. — Если б только удалось ухватить тот камень…» Но она с замиранием сердца понимала:, что бы она сейчас ни предприняла, ей не избежать второго — и на этот раз сокрушительного — скандала.
* * *
Куда, к дьяволу, делась Перси? Элис отвел взгляд от лица миссис Сомертон — смотреть на нее было приятнее, чем вести с ней фривольную беседу, — и увидел, как Перси выскользнула на террасу вместе с каким-то мужчиной. Похоже, Уинстенли, этот мышиный шатен. Дьявол! Он-то думал, она уже прекратила заигрывать с этим размазней.
Верно, обычный флирт: он знает этого благонадежного мужчину, да и Перси вполне способна соблюсти себя. Сам он флиртовал напропалую, надеясь пробудить ее чувства своей дерзостью. Похоже, он преуспел — даже слишком.
Элис чуть поколебался — на душе скребли кошки. Он представил ее в объятиях другого мужчины, и его замутило. Он чуть слышно выругался.
— Милорд? — Миссис Сомертон, должно быть, трещала о чем-то вот уже несколько минут, пока он предавался своим размышлениям.
— Простите…
Фрэнсис Уинстенли вышел из-за вазона с развесистым фикусом. Итак, с кем бы там Перси ни вышла погулять, это не ее вялый поклонник.
— Прошу прощения.
Стараясь не привлекать к себе внимания, он пересек залу, вышел на террасу и закрыл за собой витражные двери.
Там. Элис быстро прошел по плиткам дорожки к садовой беседке и увидел порхающий в темноте светлый шлейф.
— Прочь лапы, крокодил, иначе пристукну.
Голос Перси в гневе возбудил в нем невольную улыбку, несмотря на тревогу. «Пристукну» звучало многообещающе. Верно, она отбивается.
— Предупреждаю, бросьте камень, иначе не оберетесь шума…
Голос был Элису не знаком, но глаза уже успели привыкнуть к темноте, и он теперь ясно видел два слившихся вместе силуэта. Он резко ударил правой над левым плечом Перси — мужчина тяжело осел назад, а Перси, пошатнувшись, свалилась в объятия Элиса и уронила что-то тяжелое ему на ноги.
— Элис! Как я благодарна вам!
Элис ухватил упавшего за шиворот и поднял на ноги.
— Вам, сэр, предстоит встретиться со мной по этому поводу. Назовите своих секундантов.
— Нет, он недостоин вас, — отрекомендовала мерзавца Перси. — Премного благодарна, но скандал мне не нужен. Я уже побила его острым камнем — везде, куда смогла достать, и перекрутила ему уши, как вы меня учили, Элис.
— Этого мало, — ответил Элис, сдерживая гнев. Ему хотелось раздавить на месте этого червя. — Как его имя?
— Ральф Лангем, — ответила Перси.
Лангем зажимал ладонью окровавленный нос и был не в состоянии что-либо сказать.
— Лангем, — Элис встряхнул мужчину, — извинитесь перед леди немедленно.
— Извините. Занесло. — Он шепелявил, словно у него не только нос разбит, но и зубам попало.
— Вас определенно вынесут вперед ногами, если вы посмеете унизить эту леди хоть словом, даже шепотом, — сказал Элис, накручивая шейный платок Лангема на кулак. — Вам известно, кто я?
— Айверн, — прохрипел Лангем.
— Вот именно. Если завтра к вечеру, то есть ровно через сутки, вы не покинете Лондон, я отыщу повод, чтобы вызвать вас на дуэль, а затем, клянусь, убью вас. Все ясно?
Последовал кивок.
— А честно говоря, вы мне настолько противны, что, если я еще раз где-нибудь замечу вашу рожу, придется вызвать вас на дуэль — ничего не поделаешь. Ясно?
Еще кивок.
— Теперь проваливайте, и, если услышу хоть малейший шепоток про сегодняшний вечер, я найду вас.
Лангем, запинаясь, исчез в темноте, и они остались в беседке одни.
— Благодарю вас. — Перси протянула ему руки. — Я действительно думала только о том, чтобы подышать свежим воздухом и чуточку пофлиртовать. И вот как все обернулось.
Элис сжал ее ладони.
— Вам холодно, вы еще не привыкли к нашему климату.
Она покачала головой, избегая смотреть ему в глаза.
— Перси, если хотите пофлиртовать, так флиртуйте со мной.
— Мне следует встать в очередь, хотите сказать?
Он мог бы торжествовать: она заметила его заигрывания с женщинами и ревновала, но ее неподдельная печаль задела его. Она не злилась по пустякам, а действительно была расстроена.
— Перси? — Он приобнял ее за плечи одной рукой и ощутил нежную кожу под своей ладонью; он чуть прижал руку: под тонкой косточкой бился пульс. — В чем дело?
— Я не могу больше играть в эти игры, Элис. Я не выйду за вас замуж, разве вы не понимаете? И если я вам не безразлична — хоть чуточку, — вам не надо больше спрашивать меня об этом. — Ее горечь была искренней и глубокой, словно она вот-вот исчерпает последние силы и терпение.
— Почему? — спросил он. — Понимаю, вы имеете в виду любовь, но вы получаете наслаждение от физической любви со мной. И я не могу обмануться насчет этого. У нас много общих воспоминаний, мы дружим с детства. Наш брак обещает быть прочным. В чем дело, Перси? — Он приподнял ее подбородок: и увидел слезы, выступившие на ее глазах. Он видел, как она горестно оплакивала Эйврил, но никогда не видел такого выражения ее лица. — Перси, вы любите кого-то?
— Да. Позвольте мне уйти теперь.
— А он вас любит?
Кто же этот дьявол? Кого она успела встретить — и он даже не заметил?
— Нет. Вы довольны теперь?
— Нет, если вы несчастны. И никогда не буду отныне. — Он был потрясен и чувствовал себя больным. — Перси, что я могу сделать?
Он поставит этого мужчину перед ней на колени, если это поможет изгнать уныние из ее глаз.
— Оставьте меня. И не просите больше выйти за вас замуж.
Он долго молчал, не находя что сказать. Он не привык к поражениям и никак не ожидал, что будет здесь разбит наголову — сокрушительно. Но джентльмену не подобает жаловаться или громко выражать свои чувства; он осведомился о ее желаниях, и она ответила ему с той искренностью, которая вполне убедила его.
— Ваш шарф, Перси. — Он поднял широкую прозрачную ленту из газа, накинул ей на плечи и провел пальцами по нежной коже.
Вероятно, в последний раз он может позволить себе такую вольность, внезапно понял он и позволил себе еще один маленький грех, коснувшись тыльной стороной ладони ее щеки.
Вечер был в разгаре, и в зале толпились гости, когда он нехотя вернулся в дом. Похоже, никто не хватился Перси, и он стоял, одинокий и потерянный, удивляясь самому себе и потирая ушибленные костяшки пальцев правой руки.
