— Он — предатель, который с радостью обвинил во всем Сайруса и побежал жать руки убийцам.
— Можно спорить, сколько угодно, но благодаря этому война все же прекратилась.
— Это поражение, как ты не понимаешь? Полное, позорное и недостойное. Если б я только мог снять с тебя ошейник, — Клай с силой треснул по решетке.
Я не стала разочаровывать его и говорить, что у меня внутри побеги вместо полноценных деревьев. Собственно, я сама толком не успела их рассмотреть, как оказалась в лапах у кресанийцев.
— Как вы могли так глупо попасться?
Это был второй вопрос, на который мне совершенно не хотелось отвечать. Мы с Гором слишком много пережили. Ну, и выпили, чего уж там. Меня оглушила новость о Каре, его — моя история вместе с воскрешением. Мы никак не ждали гостей.
— Устали быть все время начеку, — ляпнула я.
— Олянка, — покачал головой Клай, как некогда на занятиях со мной. — Нельзя обладать такой силой и быть такой беспечной.
— Так уже не обладаю, — вздохнула я, вновь подергав ошейник.
— Ты его так не снимешь, — заявил Клай, глядя на мою возню.
— Так что, это конец? — я вдруг осознала, что больше никогда не увижу Клая, и, вероятнее всего, Гора. — Скажи ему, ну, — я замялась, — что он всегда был моей семьей.
— А Сайрусу? — изогнул бровь Клайдон. — Если я его когда-нибудь встречу?
— Что он дурак, — усмехнулась я, и Клай улыбнулся в ответ:
— Обязательно передам. — Его рука коснулась моей и сжала, крепко, будто стремясь передать силу, но я ничего не почувствовала, кроме благодарности.
* * *
Как в плохой драме или охоте на ведьм, — эта мысль крутилась у меня в голове всю дорогу от камеры до зала торжеств. Слово-то какое, торжеств, как-будто суд надо мной или трибунал, как они его называли, был чем-то торжественным. Хотя, с какой стороны посмотреть, конечно.
Зал был помпезным и величественным, призванным вызывать у человека полное осознание своей ничтожности вплоть до дрожи в коленях. Я ощущала себя просто неуютно. Особенно рассматривать обстановку и, задрав голову, пялиться на потолок, как в музеях, настроения у меня не было. Зато сияющего Мариса я заметила издалека. Он стоял едва ли не во главе длинного стола, выставленного на постаменте, за которым собралось несколько человек. Все при полном параде.
— Господин Марис, начинайте, — тихо произнес сухой небольшой человечек, стоящий рядом с Марисом.
— Объявляю заседание открытым, — громким голосом произнес Марис, и все начали рассаживаться. Меня не очень любезно толкнули на скамью между двумя магами в форме. Вообще в Кресании, насколько я успела заметить, было нечто вроде военной диктатуры, или все-таки гибрида военной демократии? Но с эпитетом военный — обязательно.
— Вы все знаете о том, какую легендарную победу мы одержали, — тем временем вещал Марис, а я всерьез задумалась, что же в их победе было легендарного.
— Народ Гака сбросил, наконец, иго лже-главы Совета и обрел в лице Заместителя достойного лидера.
Я скривилась — ничего не могла с собой поделать. Как их не тошнит от таких речей? Я оглянулась на зал и увидела лишь благоговение на лицах. Диктатура, — вновь заключила я.
— Мне не нужно вам перечислять все то, что совершила эта женщина, — обвиняющий перст указал на меня. Я поежилась, когда несколько сотен голов синхронно повернулись в мою сторону. И только лицо Клая у дальней двери заставило мое сердце радостно подпрыгнуть. Клай сделал знак, и я поняла, что ему удалось освободить Гора. На душе сразу стало легче, и даже обвинительная речь, льющаяся из уст Мариса, больше меня не трогала. Я сделала круглые глаза, пытаясь всеми доступными мне способами показать Клаю, чтобы тот убирался из Кресании, но он, похоже, и так понял — просто пришел поддержать меня и порадовать напоследок.
— Что Вы можете сказать в свое оправдание? — эта фраза застала меня врасплох. Я была уверена, что они не дадут мне слова.
— Она может говорить? — сухонький господин начинал нервничать.
— Может, — заверил его Марис и зло зыркнул на моих охранников.
Те очередным пинком подняли меня со скамьи.
— Что вы хотите услышать? — я с искренним недоумением посмотрела на Мариса.
— Вы не хотите ничего сказать? — мое поведение тоже явно застало Мариса врасплох.
— А смысл? — я окинула сидевших за столом взглядом. — Вы же наверняка уже все решили, и приговор вынесли. Так какой смысл мне участвовать в этом фарсе?
— Что она себе позволяет? — сухонький треснул кулаком об стол в приступе негодования.
— Вам следует думать о том, что и как Вы говорите, — попытался осадить меня очнувшийся Марис.
— Зачем? — в лоб спросила я.
— Как зачем? — оторопел он. Видимо, никто себя не вел подобным образом на их заседаниях.
— Зачем, если вы меня все равно убьете?
— Она совершенно невоспитанна, — заявил полный маг слева.
— Ох, простите, что я не кланяюсь и не пою вам диферамбы, идя на эшафот.
Назревал явный конфликт. Половина из сидящих за столом поднялись и начали громко вразнобой что-то обсуждать: видимо, как прикончить меня досрочно или заткнуть мне рот.
Затем снова поднялся Марис после того, как ему на ухо что-то нашептал сухонький господин.
— Оля из Анка, Вы обвиняетесь… — далее следовал длинный список моих прегрешений, в числе которых значилось уничтожение боевых магов Кресании в количестве нескольких десятков и одного верховного главнокомандующего, а также земель, территорий, угодий в размере. Они даже не посчитали жителей Дона, даже не упомянули о них — а ведь если я о ком и сожалела, так это об обычных гражданах.
Молодой паренек подбежал к сухонькому господину и что-то кратко ему сообщил. Я бы не обратила, наверное, внимания, если бы не изменившееся лицо сухонького. Затем последний как-то нервно и явно не по процедуре дернул Мариса за рукав, и тот вынужден был склониться. Потом я имела удовольствие пронаблюдать, как изменилось лицо Мариса. Да что у них там такое? Дигин объявил войну Кресании, пока они заседали?
— Господа, — голос Мариса заметно дрожал, — верховный главнокомандующий жив.
Зал разом выдохнул. Послышались голоса и шепотки. Даже мои конвоиры на время забыли обо мне, переговариваясь о чем-то с остальными.
— Командующий, — ропот разнесся от задних рядов и плавно переместился к передним. Маги расступались — кто-то шел через зал, затем с разных сторон начали раздаваться апплодисменты и, наконец, ими взорвался весь зал, перемежаясь радостными вскриками.
— Тише, — попытался призвать к порядку сухонький, но его уже никто не слышал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
