Восемь лет, проведённые в эмиграции не способствовали любви к «проклятым русам», как и росту благосостояния дворян, лишившихся доходов со своих земель. Потому, когда армия Новороссии высадилась в Европе, сторонники реставрации прежнего режима приступили к мобилизации. Желающих отвоевать потерянные владения набралось немного, около двух тысяч самых оголодавших беглецов. Но, к ним, за небольшую мзду и будущие щедрые награды, примкнули свыше десяти тысяч вечно голодных шотландских горцев. Учитывая средневековые скорости и патриархальный уклад большинства горных кланов, собрались «освободители» в некое подобие армии лишь к середине февраля, когда война на континенте была в самом разгаре.
Глава четырнадцатая
— Доброе утро, из Синеграда беспокоят, кто у телефона?
— Да, городское земство, здравствуйте, Надежда Оттовна.
— Не узнала тебя, Любонька, богатой будешь. Записывай приказ губернатора, диктую. «Вчера, третьего марта, без объявления войны, со стороны королевства скоттов границу Новороссии пересекли две армии, общим числом до двадцати тысяч воинов. Русские пограничники были обстреляны и отступили, обе армии скоттов продолжают движение в сторону Петербурга. Для защиты нашей родины приказываю: всем уездам губернии срочно направить в губернское земство ополченцев, прошедших военные сборы в 1588, 1589, 1590 годах. Обеспечить прибытие ополченцев до восьми часов утра пятого марта, с приданым оружием, к Арсеналу. Губернатор Максимов.» Записала, Люба?
— Да, Надежда Оттовна, записала.
— Не забудь, с вас по списку триста пятьдесят шесть ополченцев.
— Помню, городок небольшой, всех сейчас соберём, за главой земства уже отправили. Не волнуйтесь, наши ополченцы до вечера в Синеград успеют. Доберутся по чугунке, на запасном поезде.
— Не забудь отправить гонцов по уездным весям, пусть и они поспешают.
— Всё сделаем, Вы скажите, Надежда Оттовна, как там дела, далеко скотты продвинулись? Может весь народ поднимать пора?
— Не волнуйся, деточка, скотты дошли только до Разбегаева и Красногорска, это меньше тридцати вёрст от границы. До нас таким ходом полмесяца будут идти. Не даст им Петр Иванович далеко добраться. Я слышала, в Красногорске целых пять бронепоездов стоит, дадут горцам прикурить.
Как и обещала дежурная горсовета уездного городка Зубатова, ополченцы собрались за считанные часы. Уже после обеда у здания городской управы возникло стихийное вече, народное собрание, по-русски. Добрых две тысячи друзей, родных, соседей и просто знакомых, вышли проводить ополченцев на войну. Первую настоящую войну, куда призвали простых горожан, да ещё дали им в руки лучшее в мире оружие. Призывники хорохорились, гордясь и побаиваясь, женщины, как принято, плакали и обнимали. Кое-где уже играла гармошка, пели песни и плясали, собравшись в кружок. Ближе к управе отцы семейств торжественно напутствовали сынов и внуков, собранных в поход по всем правилам, — в сапогах, крепких портах, тёплой куртке, настоящем солдатском зелёном берете, с вещмешком за плечами и ружьём в руках.
— В колонну по четыре станови-и-ись! — Представитель управы вышел к ополченцам, не спеша прогулялся по крыльцу, пока рекруты судорожно прощались и выстраивались в колонну. Так же неспешно обошёл строй по кругу, затем скомандовал: — На вокзал, шагом, марш!
До вокзала было всего двадцать минут пешком, но, даже на таком коротком пути добрая половина провожающих отстала, решив, что исполнили свой долг перед друзьями и соседями. Остальные провожающие остались на перроне через полчаса, когда поезд тронулся в направлении Синеграда. Небольшой тепловоз уверенно тянул за собой сцепку из двенадцати пассажирских вагонов, рассчитанных на двадцать четыре пассажира каждый. Мест для четырех с лишним сотен городских и уездных ополченцев, конечно, не хватало. Но, молодые парни, не отличались важностью, с лёгкостью теснились на скамьях, сидели на полу, знакомились и вспоминали месяцы совместной службы. Когда все устроились, открыли окна, в которые нырнул свежий весенний воздух, всем захотелось чего-то неуловимого.
— Голубой вагон, бежит, качается.
Скорый поезд набирает ход! — знакомую песенку подхватили все, вспоминая месяцы недавней службы, настраиваясь на неизвестную опасность. Души молодых парней терзались, они спешили поскорее оказаться на фронте и боялись этого, знакомая детская песенка успокаивала, вносила воспоминания о летних пионерских лагерях, походах, поездках в Петербург на поезде. Парни прощались с детством и юностью, отправляясь на войну, настоящую войну, первую войну в их короткой жизни.
В Синегорске ополченцы не покидали вокзал, спешно прошли формирование по взводам, получили патроны, довооружились, взяли сухой паёк, чтобы уже вечером отбыть на поезде к северной границе. Благо, расстояние до района боевых действий не превышало трёхсот вёрст. Ещё затемно состав выгрузился, а батальон, сформированный из ополченцев Зубатовского уезда, до обеда двигался просёлочными дорогами к месту обороны. Наконец, неподалёку от вёски Лыково, ополченцы встретили батарею восьмидесяти миллиметровых пушек, уже на позициях. Пока два комбата — командир батальона и командир батареи решали вопросы, ополченцы успели познакомиться с пушкарями. Те оказались ветеранами, воевавшими ещё в Польском походе, посматривали на молодёжь свысока, но дружелюбно. На расспросы ополченцев о возможных действиях врага и решениях комбатов, ветераны-пушкари отмалчивались, невольно улыбаясь.
Наконец, командир батальона выбрался из палатки пушкарей и принялся распоряжаться, после чего ополченцы буквально вгрызлись в землю, выкапывая траншеи. Батальону приказано занять оборону по фронту до двух вёрст, ещё столько же по левому флангу. Лопат, слава богу, в обозе хватало обычных, штыковых и совковых, да пушкари несколько ломов выдали. Они-то с утра позиции обустроили, сейчас отдыхали, да маскировочную сеть над пушкарскими ямами раскидывали. А прибывшее пополнение принялось за работу, как говорили командиры-магаданцы, копать от этого камня до обеда. В данном случае получилось немного иначе, от обеда до того камня. Так, что бойцам из Зубатовского уезда пришлось попотеть, лишь к полуночи командиры отпустили солдат отдыхать. Сами же собрались в палатке комбата, вместе с пушкарями, на последнее совещание перед боем.
— Значит, так, — докладывал капитан пушкарей, принявший командование сводным батальоном, как самый опытный. — По данным разведки, противник находится в пяти верстах от нас к северу, вдоль просёлочной дороги Лыково-Осиновка. Двигаясь вдоль дороги, завтра противник выйдет на наши позиции, на самый угол, чуть левее фронта. Разведчики уверяют, что скотты движутся силами до пяти полков, будем считать, до семи полков. Наша задача отпугнуть скоттов левее, на запад. Вот здесь, перед нашими позициями проходит удобная лощина, сворачивая как раз в нужном направлении. Как только передовые отряды врага выйдут в лощину, откроем беспокоящий огонь. Понятно?
— Разрешите? — Поручик Браун выступил вперёд, ожидая разрешения командира. После его кивка продолжил. — До указанной лощины почти верста, даже лучшие стрелки не попадут. Мы лишь обозначим свои позиции для врага. Может, лучше подпустить его поближе?
— А потом силами одного батальона неопытных ополченцев уничтожить пять полков? — Капитан улыбнулся. — Наша задача, повторяю, отпугнуть врага, направить его по лощине на запад. Потому будем активно стрелять со всех позиций, даже мы пару раз пушками ударим, с недолётом, конечно. Пусть противник думает, что ему противостоит полк или два. Для этого одна рота выдвинется за правый фланг, и, если противник свернёт на восток, активно проявит себя стрельбой. Нам нужно, повторяю, заставить скоттов свернуть на запад. Оборонять эти позиции никто не собирается, потому и обозначим себя издалека. А, чтобы наша показушная стрельба произвела впечатление, мои люди под шумок пару скоттов застрелят.
— На таком расстоянии? — Не сдержали удивления два молодых прапорщика.
— Да, слушайте дальше. Если противник продолжит наступление на наши позиции, будем действовать следующим образом….
Передовые отряды скоттов вышли к лощине, едва рассвело, только ополченцы и пушкари успели позавтракать и занять свои позиции. Два конных разъезда скоттов спустились в лощину, за ними последовал отряд пехоты в полсотни солдат. Оба комбата с наблюдательного поста внимательно смотрели в подзорные трубы, рядом ждали вестовые и горнисты, напряжённо всматриваясь вдаль. Первым появление скоттов из лощины заметил, как ни странно, радист, случайно поднявший взгляд от рации. Он и буркнул, — Идут.
— Стоять, — резким голосом остановил капитан-пушкарь суету на наблюдательном пункте. Он выждал, пока весь передовой отряд противника покажется из лощины, пройдёт полсотни метров, после чего дал отмашку горнистам и вестовым.
