На это Хоримохини ничего не ответила. Она думала, что Шучорита окончательно перешла в истинную веру; более того, она считала, что теперь, получив материальную независимость и переехав в отдельный дом, они заживут наконец по-своему. И ей вовсе не понравилось, что Шучорита опять решила взяться за старое. Потому-то она и не ответила девушке.
Шучорита догадалась, что у нее на уме, и сказала:
— Уверяю тебя, тетя, что твой бог не будет в претензии. Я получила сегодня указание свыше есть вместе со всеми. Если я ослушаюсь, господь разгневается, а его гнев для меня страшнее, чем твой.
Этого Хоримохини уже никак не понимала. Пока ей приходилось терпеть нападки и оскорбления Бароды, Шучорита делила с ней все обиды и вела себя как настоящая индуистка. Теперь же, когда настал час освобождения, она, вместо того чтобы радоваться, бог знает что выдумала. Было очевидно, что Хоримохини не постигла всей глубины души своей племянницы — да и не по плечу, вероятно, ей это было.
Запретить обедать со всеми она ей не запретила, но осталась недовольна. «И откуда только у нее это пристрастие к поганой еде? — ворчала Хоримохини про себя. — А еще родилась в семье брахмана».
И, помолчав немного, добавила вслух:
— Я тебе только вот что скажу: насчет того, чтобы есть с ними, — делай как знаешь, но, по крайней мере, не принимай воду, которую приносит водонос Рамдин.
— Но почему, тетя? — воскликнула, Шучорита. — Ведь это тот же самый Рамдин, который каждое утро приносит тебе молоко от своей коровы и сам ее к тому же и доит.
Хоримохини даже глаза выпучила от изумления:
— Ты меня просто удивляешь! Сравнила молоко с водой! Ну и ну!
— Ладно, тетя, — рассмеялась Шучорита. — Сегодня я не буду пить воду из рук Рамдина. Но только имей в виду, лучше не запрещай этого Шотишу, а то он сделает как раз наоборот.
— Так то Шотиш… — протянула Хоримохини.
В конце концов сильный пол на то и силен, чтобы нарушать правила дисциплины, хотя бы даже индуистские.
Глава сорок четвертая
Харан вступил на путь войны.
Прошло почти полмесяца с тех пор, как Лолита приехала с Биноем на пароходе. Кое-кому уже стало известно об этом, со временем, несомненно, узнали бы и многие другие, но за последние два дня сенсационная новость распространилась по городу, как огонь в сухой соломе.
Харан многим разъяснил, сколь необходимо пресекать подобного рода распущенность в отдельных членах Общества в целях поддержания морального уровня брахмаистской семьи на должной высоте. Трудности это не представляло, потому что всегда приятно живо откликнуться на призыв заклеймить кого-то позором и соответствующим образом наказать чужие прегрешения. Большинство видных членов «Брахмо Самаджа», отбросив ложную скромность, с завидным энтузиазмом объединились вокруг Харана-бабу для выполнения этой тягостной обязанности. Эти столпы Общества, не считаясь с расходами на извозчиков, стали разъезжать из дома в дом, трубя об опасности, грозящей «Брахмо Самаджу», если такого рода явления не будут пресечены в корне.
В добавление ко всему из уст в уста передавалась весть о том, что Шучорита не только ударилась в правоверие, но к тому же еще поселилась с теткой-индуисткой и целые дни проводит в исступленных молитвах перед идолом.
А тем временем, не успела Шучорита переехать в свой дом, как в душе Лолиты началась жестокая борьба. Каждый вечер, ложась спать, она говорила себе «не сдамся» и каждое утро, проснувшись, повторяла «ни за что не сдамся». Потому что дело дошло до того, что все ее мысли были заняты исключительно Биноем. Стоило ей услышать его голос внизу, как сердце ее начинало учащенно биться. Стоило ему не зайти к ним день-другой, и ее уже одолевало чувство оскорбленной гордости. В таких случаях она под разными предлогами засылала Шотиша к Биною и, когда тот возвращался, старательно выпытывала у него, о чем они разговаривали, что делает Биной и так далее.
И чем больше это наваждение овладевало Лолитой, тем страшней ей становилось при мысли о неизбежном поражении. Временами она начинала даже сердиться на Пореша-бабу за то, что тот не пресек их дружбы с Биноем и Горой.
Во всяком случае, теперь, более чем когда-либо, она была исполнена решимости бороться до конца, погибнуть, но не сдаться. В голове девушки возникали различные планы дальнейшего существования. Она даже стала подумывать, не последовать ли ей славному примеру героинь некоторых европейских романов, всю жизнь свою отдавших служению ближнему.
Как-то раз она пришла к Порешу-бабу и спросила:
— Скажи, отец, разве нельзя мне заняться преподаванием в какой-нибудь женской школе?
Пореш-бабу посмотрел в лицо дочери. Измученные сердечной болью, глаза молили о помощи.
— Отчего бы нет, — ответил ласково Пореш, — Только вот есть ли у нас подходящая школа?
В те времена подходящих школ было немного, потому что, хотя женские начальные школы и существовали, девушки из хороших семейств неохотно шли преподавать туда.
— А разве таких школ нет? — спросила Лолита, и в голосе ее зазвучало отчаяние.
— Насколько мне известно, нет, — пришлось признаться Порешу-бябу.
— Хорошо, а нельзя ли тогда самим открыть школу? — не унималась Лолита.
— Для этого потребуется много денег, — сказал Пореш-бабу. — и к тому же содействие многих людей.
Лолита раньше думала, что главная трудность состоит в том, чтобы пробудить в людях желание сделать доброе дело, она не представляла, сколько препятствий лежит на пути к осуществлению такого желания. Она молча сидела некоторое время, затем поднялась и вышла из комнаты, предоставив Порешу-бабу размышлять о причинах душевной тоски у любимой дочери.
Вдруг он вспомнил намеки Харана насчет Биноя. «Неужели я тогда действительно поступил необдуманно?»—с тяжелым вздохом спросил он себя.
Будь это любая другая из его дочерей, причин для особого беспокойства не было бы, но цельная, искренняя Лолита слишком серьезно относилась к жизни — даже радости ее и печали никогда не бывали половинчатыми.
Как же она будет жить дальше, преследуемая незаслуженными упреками и оскорблениями? Плыть вперед, не видя перед собой ни проблеска, ни просвета? Разве могла она отдаться на волю волн?
В полдень того же дня Лолита отправилась к Шучорите. Обставлен дом был более чем скромно. В большой комнате на полу лежала грубая деревенская циновка. По одну сторону ее была постель Хоримохини, по другую — Шучориты. Поскольку тетка отказывалась спать на кровати, Шучорита, следуя ее примеру, тоже устроила себе постель на полу в той же комнате. На стене висел портрет Пореша-бабу. В соседней комнате, поменьше, стояла кровать Шотиша, на небольшом столе у стены в беспорядке были разбросаны книги, тетради, чернильница, перья, грифельная доска. Шотиш был сейчас в школе, и в доме царила тишина.
Хоримохини как раз укладывалась поспать после обеда. Шучорита с распущенными по плечам волосами сидела погруженная в чтение на своей постели, положив книгу на колени поверх подушки. Еще несколько книг лежало перед ней. Это были сборники статей Горы.
Увидев Лолиту, Шучорита смутилась и захлопнула было книгу, но тут же, устыдившись, снова открыла ее.
— Проходи, проходи, моя милая, — сказала Хоримохини, сев на постели. — Разве я не вижу, как Шучорита по вас по всех скучает. Как загрустит, так за эти книги берется. Я только подумала: хорошо бы, кто-нибудь из вас зашел, а ты уже тут как тут. Долго будешь жить, дочка.
Лолита, не тратя лишних слов, сразу же заговорила о том, что ее больше всего интересовало:
— Диди, как ты смотришь на то, чтобы открыть школу для девочек нашего квартала?
Хоримохини даже рот разинула от изумления:
— Подумать только! Да на что тебе школа?
— Как же мы ее откроем? — спросила Шучорита. — Кто поможет нам? Ты говорила с отцом?
— Ведь мы же с тобой можем преподавать, — ответила Лолита, — Может быть, и Лабонне согласится.
— Дело не только в преподавании, — возразила Шучорита. — Нужно разработать особые правила, найти помещение, набрать учениц, достать деньги. Что можем тут сделать мы с тобой?
— Не говори так, диди! — воскликнула Лолита. — Неужели из-за того, что мы родились девчонками, мы должны попусту тратить свои силы, запершись в четырех стенах? Разве мы совсем уж ни на что не годны?
Боль, прозвучавшая в ее словах, нашла отклик в сердце Шучориты. Она серьезно задумалась над предложением Лолиты.
— Ведь по соседству сколько угодно девочек, — продолжала Лолита, — их родители будут только рады, если мы предложим учить их бесплатно. Что же касается помещения, то для начала нам хватит места хотя бы тут, у тебя, — ведь учениц у нас будет не бог весть сколько. Так что вопрос денег тоже не так уж страшен.
Хоримохини не на шутку всполошилась при мысли, что какие-то неизвестные соседские девочки набьются к ним в дом и будут учиться. Все ее старания были направлены на то, чтобы вести праведную жизнь, выполнять религиозные обряды так, как это предписано священным писанием, и всеми силами стараться не оскверниться. Поскольку угроза осквернения становилась вполне реальной, Хоримохини начала громко выражать протест.
